Ленин. Спаситель и создатель - Сергей Кремлев

Чуть позже – 3 января 1911 года, в письме Марку Елизарову Ленин признавался: "Здесь так оторванным себя чувствуешь, что рассказы о впечатлениях и наблюдениях «с Волги» (соскучился я по Волге!) – бальзам настоящий…"[526]

На итальянский остров Капри Ленин ехал в гости к Максиму Горькому, и пробыл у того целый месяц.

Они уже хорошо знали друг друга, уже не раз Горький шёл вразрез с линией Ленина, помогал деньгами "богостроителям", но к Горькому Ленин питал, как я понимаю, слабость.

Горький был свой, пусть и порой заблуждающийся, но свой.

Впрочем, и Горький питал слабость к Ленину, хотя в пору революции 1917 года и в 1918 году немало помешал Ленину публикацией своих вот уж точно "Несвоевременных мыслей".

Так или иначе, месяц на Капри был, конечно же, полон бесед и споров – Горький стоил того, чтобы бороться за него. К тому же Ленин имел некие планы относительно привлечения Горького к работе в задуманной новой легальной большевистской газете "Звезда", первый номер которой вышел в Петербурге 16(29) декабря 1910 года.

Считавшаяся в первый период издания органом думской социал-демократической фракции, "Звезда" выходила вначале еженедельно, затем – 2 раза, а позднее и 3 раза в неделю, до 22 апреля (5 мая) 1912 года. То есть "Звезда" стала прямой предшественницей "Правды", первый номер которой вышел 5 мая (н. ст.) 1912 года.

Тираж "Звезды" составлял вначале 7-10 тысяч, а отдельные номера "вытягивали" и 50–60 тысяч экземпляров. В "Звезде" Ленин опубликовал около 50 статей за подписями: В. Ильин; В.Ф.; Вильям Фрей; Ф. Л-ко; К.Т.; Б.К. (скорее всего, от "бек", "большевик"); М.Ш. (не исключаю, что от иронического "меньшевик"); П.П.; Р. Силин; Р.С.; Б.Г.; Не-либеральный скептик; К.Ф.; Ф.Ф.; М.М.[527]

Псевдоним "Н. Ленин" не был использован тогда ни разу – издание-то было легальным, и "нелегальный" псевдоним был в нём ни к чему.

В номерах "Звезды" появились семь "Сказок" Горького из серии "Сказки об Италии"… В феврале 1912 года Ленин писал ему:

"Очень и очень рад, что Вы помогаете «Звезде». Трудно нам с ней чертовски – и внутренние, и внешние и финансовые трудности необъятны – а всё же тянем"[528].

Но это было много позже. Летом же 1910 года Ленин, вернувшись с Капри, вместе с Крупской и её матерью уезжает в приморский городок Порник на берегу Бискайского залива, где они поселяются в доме таможенного сторожа. 27 июля 1910 года Ленин пишет младшей сестре:

"Дорогая Маняша! Пишу тебе из Порника. Вот уже почти неделя, как я устроился здесь с Е.В. и Надей. Отдыхаем чудесно. Купаемся и т. д. Как-то у вас делишки? Как мамино здоровье? Как стоит вопрос о Копенгагене и Стокгольме?.."[529]

В Порнике Ленин уже не только отдыхал, но и работал, вёл партийную переписку и готовился к VIII конгрессу II Интернационала, который должен был пройти в Копенгагене в августе 1910 года. Там предполагалось много встреч, дискуссий и речей…

Ещё из Порника Ленин написал в Стокгольм Михаилу Кобецкому письмо с просьбой нанять ему в Копенгагене комнату – "простую, дешёвую, маленькую" и прибавлял: "Если Вам некогда, не хлопочите, я успею найти сам". Затем в следующем письме он уточнил: "Еду к Вам с семьёй (жена и тёща). Если можно, поищите дешёвую комнатку (или 2) понедельно или подённо. Если получите пакеты, сохраните не распечатывая"[530].

Последняя фраза объясняется тем, что большевик М. В. Кобецкий (1881–1937), который стал эмигрантом с 1908 года и осел в Дании, занимался транспортировкой газет "Пролетарий" и "Социал-Демократ" в Россию, и пересылкой Ленину корреспонденции из России.

Готовился Владимир Ильич и ещё к одной встрече – уже в Стокгольме, но о ней – отдельно…

Конгресс в Копенгагене был вторым – после Штутгартского конгресса, крупным международным форумом, в работе которого Ленин принимал участие. Рассматривался в основном вопрос о кооперативах, и в русской секции, где обсуждался ленинский проект резолюции, произошёл показательный казус…

В ходе дебатов меньшевики обвинили Ленина в том, что он-де "губит партию". Один из большевиков удивился – как же один человек может погубить партию, и Фёдор Дан – личность в российской социал-демократии, исключительно склочная и непривлекательная, невольно дал Ленину такую оценку, которая выражала самую суть Ленина:

"Да потому что нет больше такого человека, который все 24 часа в сутки был бы занят революцией, у которого не было бы других мыслей, кроме мысли о революции, и который даже во сне видит только революцию. Подите-ка, справьтесь с таким"[531].

Слова у Фёдора Дана с языка сорвались неожиданно верные, однако менее всего из них можно было представить Ленина неким революционным "паровым катком"… Недаром много позднее была брошена в жизнь формула: "Самый человечный человек"…

И как раз в те дни, когда Фёдор Дан дал свою формулу Ленина, Ленин-человек заявлял о себе властно и волнующе – 12 (25) сентября 1910 года Владимир Ильич приехал из Копенгагена в Стокгольм на встречу с матерью.

Последний раз они виделись три года назад, когда Ленин нелегально был в России, и вот теперь Мария Александровна, несмотря на преклонный возраст – ей было уже 75 лет, а, скорее, по причине преклонного возраста, решилась на путешествие в наиболее близкую точку, где могла увидеть сына. Стокгольм связанный пароходным сообщением с Финляндией и был такой точкой.

В Стокгольме они жили втроём – мать, сын и младшая дочь. Первую половину дня Ленин работал в библиотеке, а вторую целиком посвящал матери, прогулкам с ней по городу, по окрестностям…

В шведской столице Ленин несколько раз выступал на собраниях социал-демократических групп с рефератами о Копенгагенском конгрессе и о положении в РСДРП. На одном из его выступлений на собрании большевистской группы была и мать. Она впервые слушала публичное выступление второго сына и как вспоминала Мария Ильинична, ей показалось, что "слушая его, она вспоминала другую речь, которую ей пришлось слышать – речь Александра Ильича на суде. Об этом говорило её изменившееся лицо"[532].

Они пробыли вместе две недели…

В порту Ленин смотрел как мать и сестра поднимаются по трапу на борт парохода, принадлежавшего русской компании. Взойти вместе с ними на палубу, чтобы ещё немного побыть рядом с матерью, Ленин не мог – его тут же арестовали бы.

Мать уезжала, сын оставался, и оба понимали, что это свидание может стать последним, что они последний раз смотрят друг другу в глаза.

Что они чувствовали в тот, наполненный внутренней драмой, собственно – трагедией, момент?

Да ясно – что!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});