Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

исключительно церковный характер. Толчок, данный в XIV и XV веках нашей письменности некоторым притоком образованных греков и южных славян, продолжал действовать в Московской Руси в течение большей части XVI века, т. е. до мрачной эпохи опричнины, которая скоро его затормозила. Несмотря на недостаток грамотности в народе, в первой половине этого века заметно довольно сильное движение письменности и целый ряд писателей, более или менее достойных внимания.

Мы видели, что это литературное движение в особенности было вызвано важными церковно-историческими явлениями, выступившими в конце XV и начале XVI века, а именно ересью так наз. жидовствующих и особенно вопросом о монастырском землевладении. Как самый крупный литературный деятель в эту эпоху выдвинулся даровитый, энергичный Иосиф Волоцкий своим «Просветителем», посланиями к разным лицам, а также своими наказами и Духовной грамотой, обращенными к братии его монастыря. Из учеников его и последователей наиболее плодовитым писателем явился Даниил, игумен Волоцкий, а потом митрополит Московский, от которого дошло до нас несколько десятков пастырских посланий и поучений. Мы имеем два сборника его поучений; из них один был составлен им самим под именем «Соборника», по образцу Иосифова Просветителя. В своих словах и поучениях Даниил вооружается против вольномыслия, от которого происходят ереси (особенно жидовствующие), и вообще против разных пороков и развращения нравов; причем частными ссылками и указаниями на св. отцов и учителей Церкви обнаруживает свою довольно обширную начитанность; но авторский его талант не равнялся его богословским познаниям и любви к книжному просвещению. Во главе писателей партии противной иосифлянам или монастырскому стяжанию стоял, как известно, Нил Сорский. От него дошли до нас только немногие поучительные послания и «Предание о жительстве скитском». В последнем он ясно, красноречиво изложил свои мысли об иноческом житии, постоянно подкрепляемые изречениями древних отцов и подвижников греческой церкви. Гораздо решительней выступил против монастырского землевладения последователь Нила Сорского известный князь — инок Вассиан Косой; от него дошло до нас небольшое полемическое сочинение, прямо озаглавленное им «Собрание на Иосифа Волоцкого». Как автор, Вассиан, очевидно, не обладал значительной литературной и богословской подготовкой.

Самое видное место в ряду русских писателей сего направления принадлежит человеку не русской народности, а именно знаменитому Максиму Греку. Первые литературные труды Максима на Руси были переводы с греческого. Он еще не знал ни русского, ни церковно-славянского языка и переводы эти готовил по-латыни своим русским сотрудникам, а те передавали их по-русски. Но потом Максим настолько овладел нашим книжным языком, что сам писал на нем и оставил после себя большое количество сочинений. По содержанию своему они весьма разнообразны. Живой, впечатлительный, как истый уроженец юга, Максим усердно отзывался почти на все вопросы и явления, волновавшие его современников или возникавшие тогда на Руси. Так мы встречаем у него статьи: во-первых, направленные против ереси жидовствующих, которая продолжала еще смущать многие умы; во-вторых, против латинян или собственно против Николая Немчина, который был доверенным врачом великого князя Василия Ивановича и делал попытки католической пропаганды; далее против Лютеровой ереси, особенно в защиту поклонения св. иконам, против магометанства или «Агарянской прелести», против «Армянского зловерия». Разного рода суеверия, поддерживаемые многими апокрифическими произведениями, побудили его писать критику на эти апокрифы или баснословные сказания священного характера; восставал он также против сильно распространенных тогда астрологических или звездочетных бредней; смело обличал пороки современников, в том числе и духовенства; писал поучения о благочестивом житии и исполнении своих обязанностей людям власть имущим, и решительно высказывался против монастырского землевладения. Последние статьи навлекли на него гонение, которое окончилось обвинением его в ереси и заточением. Неутомимый Грек отвечал своим обвинителям целыми оправдательными посланиями. Сочинения его в литературном отношении не высокого достоинства, так как написаны не совсем чистым и правильным русским языком и не всегда достаточно обработаны; но они блестят истинно европейской ученостью, которая была у него основана на классической почве и проникнута антисхоластическим духом гуманизма или эпохи Возрождения. Но иногда в своих воззрениях он отдавал дань веку и окружавшей его среде; например ношение татарской тафьи и турецких сапог он бичевал наравне с важными пороками, советовал за такой грех отлучать от св. причастия и т. п. Судя по значительному количеству дошедших до нас сборников сочинений Максима, они пользовались на Руси большим уважением и усердно переписывались.

Едва ли не самую крупную литературную силу Московской Руси XVI века представляет архиепископ Новгородский, а потом митрополит Московский Макарий, как известно, вместе с Сильвестром и Адашевым составлявший род триумвиата, знаменитого своим благотворным влиянием на молодого Ивана IV в блестящую пору его царствования. Макарий много трудился над упорядочением внешней обрядовой стороны в нашей Церкви, над устранением из нее всяких неблагочестивых обычаев и явлений, чему наглядным свидетельством служит известный Стоглав, в котором ему принадлежали и почин, и главная деятельность. Но более всего Макарий любил книжное дело. Из его собственных произведений дошло до нас небольшое количество красноречивых слов и поучений, относящихся преимущественно ко времени покорения Казани. Главное же его значение основано на собирании книжного материала и возбуждении многих делателей на литературной почве. По преимуществу сильный толчок он сообщил тому отделу духовной словесности, который посвящен был житиям святых.

Естественно, что вместе с распространением монашества и размножением монастырей на Руси росло и стремление к православию св. подвижников, особенно тех, которые положили начало какой-либо обители. Стремление это выражалось не только в составлении новых житий, но и в переработке или в обновленной редакции старых. Под влиянием возникшего в предыдущую эпоху украшенного риторического стиля и усиленного легендарного направления прежние более простые и более правдивые сказания о св. подвижниках переделывались на более украшенные как по изложению своему, так и по содержанию. Для последней стороны обыкновенно служили легенды о посмертных чудесах святого. На поприще русской агиографии в последней четверти XV и в первой половине XVI века заслуживают внимания, во-первых, труды старца Паисия Ярославова, некоторое время игумена Троицкой лавры, сотоварища Нила Сорского на соборе 1553 года в борьбе с защитниками монастырского землевладения: ему принадлежит любопытное сказание, или летопись, о Спасокаменном монастыре (в Кубенском краю), составленные на основании старых монастырских записок и устных преданий. Далее выдаются: житие Пафнутия Боровского, написанное его пострижен-ником, ростовским архиепископом Вассианом, братом Иосифа Волоцкого, и житие соловецких угодников Зосимы и Саватия. Сие последнее служит наглядным примером указанного стремления к украшенному изложению и легендарным дополнениям. Инок Соловецкого монастыря Досифей, по благословению новгородского архиепископа Геннадия, составил житие Зосимы и Саватия. Досифей сам был учеником Зосимы и при том пользовался рассказами об этих угодниках сподвижника их старца Германа; следовательно, составленное им