Полное собрание стихотворений - Валерий Брюсов

12 октября 1922

* * *

Странствующий рыцарь, Дон Кихот!Чуден был, был вдумчив твой приход.Двадцать пять столетий ждали мы;Вдруг пробил Сервантес толщу тьмы.С толстым Санчо Панса на осле,Тощий, ты поехал по землеИз родной Ламанчи вдаль и вдаль.Ты поныне едешь, и едва льЕхать перестанешь где-нибудь.Странствующий рыцарь, здесь побудь!

<1922>

* * *

Быть может, у египетских жрецовУчился ты; кой-что познал, быть может,Из тайн халдейских; споры в синагогахТы слушал; в строки Библии вникалИ много думал о вопросах вечных.Твой ум был остр, но тесен кругозорИ замкнут гранью тесной Палестины.Тир и Сидон, с их роскошью увядшей,Тебе казались образцом богатств,Лишь по бродячим греческим купцамТы знал Элладу, глух к стихам Гомера,К виденьям Фидия, к мечтам Платона;Рим – по солдатам, что привел Пилат,Да по монетам, где представлен «Кесарь».Шел грозный век, империя творилась,В горниле римском плавились культуры,А ты в глуши своих родных пустынь,Сын плотника, в затишьи Назарета,Мечтал восстать учителем земли...

Земли?.. быть может... может быть, и нет.Как разгадать мечты твои в пустыне,Где Дьяволом ты искушаем был!Ты вышел как соперник Иоанна,Чтоб скромно поучать родной народ.Но рыбаки со скал Генисаретских, —Простой и грубый, неученый люд, —Твоим словам восторженно дивилисьИ ужасались мудрости твоей.Ты их учил – и представал пророком;Ты исцелял – казался чудотворцем,И вот, успехом легким опьянен, —Сначала тайно, после все открытей,Ты дерзко объявлял себя Мессией,И рыбаки поверили тебе...Свою мечту запечатлел ты смертью,Как тысячи пророков, и пошлаМолва глухая о тебе по свету...И все бы кончилось глухой молвой.

<1922>

* * *

Люблю в закатном замираньиЛуча, над блестками зыбей,На миг немое трепетаньеПугливых, сизых голубей;

Они в предчувствии утратыДня, осенявшего их дрожь,Скользят, – и вот уже трикратыЯ прошептал: «Снов не тревожь!»

Те сны! как паутинной нитьюОни над памятью давно,Кружась, легли, и по наитьюЯ сам вертел веретено.

Вот черный волос, вот багряный,Зеленый, синий... света сны!В клубке дыханья нитей пряны,И ими полночи пьяны.

Но здесь, у плахи солнца! в силахЕще я крикнуть вслух: убей!Чтоб глубь дрожанья отразилаПугливых сизых голубей.

17 января 1923

Ультиматум весны

Каждогодно все так же, из миллионолетия в новые,В срочный день объявляет весна ультиматум,Под широтами дальними на время основываяЦарство, где оборона отдана ароматам.

И поэты все так же, новаторы и старые,Клянутся, что не могут «устоять при встрече»,И церемониймейстер, с мебели бархат снега спарывая,Расстилает парчу зелени вдоль поречий.

Каждое эхо, напролет не сутки ли,Слушает клятвы возобновленных влюбленных,Даже, глядя на город, в каменной сутолокеОко синего неба становится ослепленным.

В этот век – черед мой; по жребию назначенный,Должен я отмечать маятник мая,{Повторять} в строфах, где переиначены,Может быть, славословья Атлантиды и Майи.

Служить не стыдясь Весне, ее величеству,Слагаю вновь, мимоходом, в миллионолетиях – году,С травами, зеленью, небом, со всем, что приличествуетПридворному поэту, – очередную оду.

28 марта 1923

Республика последних снов

Республика последних снов на грани,Где шелест нив и шум лесной к пустынеПриносят гул надбрежных обмираний!

Предельные, где скат песков, святыни!Убогий храм, прямь пальмовой колонны,И нить бойниц, в простом, но тесном тыне.

Там, на крыльце, твой светлый лик, наклонныйК окну, где свет от светочей Кибелы;Чу! хоры жриц – мне омен благосклонный!

Там, сзади, край, где, в битвах огрубелы,Ввысь вызов мечут журавлям пигмеи,Где склоны гор костями странных – белы;

Там тяжек путь, пустых ночей немее,Самумов зов, за сушью сдвиг миража, —А здесь, а здесь! твой взор, – черты камеи!

Был долог срок – искать возврат. Пора жеВ тень памяти швырнуть Край Носорогов.Слышней наш топот; копья взносит стража.

Миг, разве миг? Я, пыльный, на порогах,Мечта, стой здесь! Мечта, в день не гляди ты!Что, кроме влажных губ к губам! С отрогов

Последних снов диск ранней Афродиты.

11 июня 1923

* * *

Развертывается скатерть, как в рассказе о Савле,Десятилетия и страны последних эпох;Что ни год, он сраженьем промочен, прославлен,Что ни дюйм, след оставил солдатский сапог.

Война на Филиппинах; война в Трансваале;Русско-японская драма; гром на сцене Балкан;Наконец, в грозном хоре, – был трагичней едва ли,Всеевропейский, всемирный кровавый канкан!

Но всхлип народов напрасен: «поторговать бы мирно!»Вот Деникин, вот Врангель, вот Колчак, вот поляк;Вот и треск турецких пулеметов под Смирной,А за турком, таясь, снял француз шапокляк.

Жизнь, косясь в лихорадке, множит подсчетыБроненосцев, бипланов, мортир, субмарин...Человечество – Фауст! иль в музеях еще тыНе развесил вдосталь батальных картин?

Так было, так есть... неужели так будет?«Марш!» и «пли!» – как молитва! Первенствуй, капитал!Навсегда ль гулы армий – музыка будней?Красный сок не довольно ль поля пропитал?

Пацифисты лепечут, в сюртуках и во фраках;Их умильные речи – с клюквой сладкий сироп...Но за рынками гонка – покрепче арака.Хмельны взоры Америк, пьяны лапы Европ!

<1923>

Шарманка

Не запела, застонала,Заскрипела то, что знала,И забыла, – быль иль сон?Песня – вздохи, пляска – стон.Скорбный вопль за блеском бальным,Вальс в напеве погребальном...Вздрогнет, охнув, ржавый вал,Кашель старческий обронит, —И мазуркой вновь хоронит,Плачем правит карнавал.

Наших бабушек приманка,Как ты, шамкая, шарманка,До трамваев дожила?Краска с ящика сошла,Доски гнилы, слева, справа;Лишь на створке – немец бравый,В шляпе длинное перо.Петь ты хочешь дряхлым хрипом,Но, под полинялым трипом,Ох, скрипит, болит нутро!

Звуки, словно в стужу, дрогнут.А старик, над старой согнут,Вертит, вертит рукоять...Эй, бедняк! чего стоять!Все – кто в кино, кто на даче...Или ты не ждешь подачи,Нищий мейстер? – что пятак!Только б стоном удлиненнымЖить в былом, в похороненном:Плакать можно ведь и так!

1923

Германии

1923

Кошмар! Кошмар опять! Один из многих,Историей являемых в бреду:Сонм пауков, огромных, восьминогих,Сосущих кровь близ мертвых клумб в саду.

Германия! Да, ты в былом повиннаЗа страшное, но – страшен твой расчет!Раздавлена низринутой лавиной,Ты знала казнь, вновь казнь, и казнь еще!Нет ничего: ни стран – манить под тропик,Ни стимеров – дробить в морях стекло,Ни фоккеров – кричать, что век торопит,Ни шахт, копивших уголь и тепло,Ни золота, ни хлеба... Да! свидетельВесь мир, как рок смеялся и казнил:Твои богатства рвали все, а детямНет молока, и в школах нет чернил!

И тщетно те, кто зиждил этоБогатство, те, чей подвиг – труд,Встают, чтоб мышцами атлетаОткрыть блистанье лучших руд:Им против – свой земляк-предатель,Им против – звон чужих монет...На Шпрее зажечься ль новой дате?Мечтаешь: да! быть может: нет...От Сен и Тибров до МиссурейСледит строй мировых владык,И, веря в помощь, твердо в РуреСтоит француз, примкнув свой штык.

А те? – Веселятся и пляшут, ведь раныИх бойни избытой – не им;И золото, золото, – пряно, багряно, —Поет им оркестром немым.Им весело, весело, – золото в башниСлагать, вить второй Вавилон.Что день, их восторг удалей, бесшабашней:Весь мир им достался в полон.Там черный, там желтый, там парий, там кули:Всех – в копи, к станкам, на завод!«Недаром же в Руре штыки мы примкнули!» —Поют, выводя свой гавот.«Враг сломлен, мы вместе, теперь мы посмеем»,«Нам власть над землей с этих пор!»«Над толпами станем, пропляшем по змеям»,«А в фасках фашистов – топор!»

Те пляшут, та исходит кровью,Мир глухо ропщет под пятой...Но с трона вдруг поводит бровьюПугливо идол золотой.На миг в рядах поющих смута,И мысль, прожженная огнем,Кричит невольно и кому-то:«Не надо вспоминать об нем!»А он, у грани их веселий,С земли всходя до звездных сфер,Стоит; и тучи вниз осели,Чтоб людям вскрыть СССР.

Да, так. Старуха Клио хмурееГлядит, как точит кровь земля;Но внове ль ей? все ж от ЛемурииБыл путь до Красного Кремля.И все равно, опять прольются лиТакие ж токи в тайну тьмы:Из бурь войны, из революцииМир стал двойным: они и мы.Иных нет сил...

<1923>