Первая формула - Р. Р. Вирди

говоришь? – сонно проворчал философ, пытаясь сложить полу своей хламиды наподобие подушки.

– Я насчет Брама Странника. Точно ли он еще бродит в нашем мире, будто обычный человек? То есть не совсем человек, но ведь и не бог.

– Каждая история может оказаться правдивой – все зависит от того, как на нее взглянуть. Понимаю – ты желаешь услышать точный ответ. Если честно – я полагаю, что история – выдумка, и все же мне хочется в нее верить. Нередко думаю о том, что у каждого своя вера, а она и есть важнейшая часть любого сказания. Иначе какой в них прок?

В его словах был определенный смысл, однако меня интересовало другое. Когда-то я считал рассказы о магии и чудовищах глупостью. Заплатив цену за невежество, теперь, боясь обжечься, дул на воду.

Вполне возможно, что Брам Странник и вправду существует. Если так – обязательно его найду.

Эта мысль крутилась в голове и так и сяк до самого сна. В мозгу осталась лишь горящая свеча, и я скормил ей все воспоминания о рассказанной Ватином истории. Наконец моя голова отяжелела. Я отошел ко сну, вновь гадая: как разыскать Брама?

56

Лукавый лунный свет

Прошло несколько циклов. Мы постепенно привыкли друг к другу. Лаки, до того выражавшаяся односложно, в разговоре со мной наконец сумела связать несколько слов. В основном задавала вопросы, однако о себе не сказала ничего, да я и не настаивал.

Нашли мы общий язык и с лаксинцем, включающий жесты и несколько слов из наречия торговцев. Он показал мне упражнения – все как на подбор медленные и тягучие, словно неторопливый водный поток. Сперва я решил, что таким образом он поддерживает себя в форме – все же возраст, – а потом понял: цель у его растяжек совсем иная.

Повторив за ним пару-тройку приемов, я почувствовал, как очистился мой рассудок, сделавшись вдруг спокойным и подвижным. Сворачивать ткань разума и удерживать образы на гранях восприятия стало гораздо легче. А еще мой ум научился переходить от одного образа к другому с невероятной быстротой. Часть сознания, которую здорово развила необходимость любой ценой выжить на улицах Кешума, постепенно уходила на второй план. Погружаясь в состояние ясного мышления, вызванное уроками лаксинца, я переставал беспокоиться о том, что происходит в реальном мире.

Просто предавался раздумьям, и мой разум оживлял мысли на гранях восприятия.

Мы с Ватином продолжили философские диспуты. Спрашивал он буквально обо всем на свете, а затем указывал на несоответствия в моей логике. Совершенно новая тренировка ума позволяла мне расширить понимание людей и явлений нашего мира. Я оценил результаты этих занятий уже много позже, когда начал представлять себе природу и механизмы плетений. Однако во время поездки в Ашрам наши споры казались утомительными, хотя и довольно забавными.

Порой мы обменивались не самыми обидными колкостями.

Не забывал я и о фехтовании – спасибо Ватину, выстругавшему для меня деревянный меч.

Перед сном помогал отцеплять лошадей от повозок, а затем практиковался с гранями восприятия. Ночью зажигал свечу и сосредотачивался на язычке пламени, как учил Маграб.

Само путешествие отныне проходило словно в тумане. Я всячески развивал способности, не зная, чем еще заняться, и ждал вечера, когда мы рассказывали истории.

Лаксинец, конечно, ничего толкового поведать нам не мог. Лаки после нескольких слов о Дланях больше помалкивала. Оставался Ватин, но те истории, что он знал, мне были давно известны. С другой стороны, всегда интересно послушать их в изложении нового человека.

У меня самого выступить не хватало духу.

Старые легенды имеют свойство успокаивать, особенно когда их слушаешь, а не рассказываешь. Пожалуй, такое впечатление производит любимое блюдо, которое подают несколько иначе. Вкус вроде тот же, удовольствие же каждый раз другое.

В тот вечер Ватин решил поделиться обрывком старого предания, и впоследствии оно надолго засело в моей памяти.

Я зажег свечу, укрепив ее в маленьком подсвечнике, и передвинул его так, чтобы свет падал на лицо Ватина.

– Это рассказ о самой прекрасной в мире молодой женщине и о юноше, который ходил за ней по пятам по белу свету, однако так и не смог отбить у солнца – ее первой и единственной любви. Юноша все знал, только не отставал от девушки. Говорят, он преследует свою любимую до сих пор, и по ночам порой можно услышать его зов. Крик раздается в небе – то ее имя. Правда, никто не может его ни расслышать, ни разобрать.

* * *

Случилось это в эпоху, когда не существовало ни королевств, ни замков. Первые люди, а затем и вторые, Рума, свободно странствовали по миру. Рума – певцы и сказители – каждый вопрос решали, обмениваясь мелодиями. А что же те, кто пришел вслед за Рума? Они трудились руками, умом и сердцем. Продолжали достраивать мир, доставшийся им от Брама. Первое время – без плетений, затем начали осваивать нужные формулы. Ашрама не было, так что каждый учился сам по себе.

Плетущие тогда еще не согласовали между собой негласные законы, которых следует придерживаться, так что нередко возникали споры, а то и насилие. Магия сотрясала горы, возникали новые ущелья, реки меняли русло. Ужасное время, нелегкое.

Демоны и темные сущности топтали землю, творя жуткие вещи.

Итак, наш герой по имени Колри решил, что жизнь без приключений скучна. Средства его были скудны, мечты – мелковаты. Хотелось ему изменить жизнь. Сперва собирался Колри стать плотником, как отец, жениться на местной красавице, однако и эти планы казались ему ничтожными. Обратил он свой взор на мир за пределами своей деревни и пустился в странствие в надежде, что обретет нечто большее.

Исходил он весь свет и как-то встретил у дороги голодного старика, кутавшегося в потрепанный плащ.

Присел Колри рядом, предложил старику пищу и воду. Спросил, чем еще ему можно помочь, оговорившись, что средства его ограниченны.

– Спасибо, юноша. Ты и так дал мне куда больше, чем иные прохожие. – Бродяга молитвенно сложил руки. – И все же есть одна просьба. Если выполнишь, я найду способ с тобой расплатиться.

Что мог предложить бездомный старец? Однако любопытство взяло верх.

– Чего же ты хотел попросить? За душой у меня почти ничего нет. Все, что имею, ношу с собой. Обувь моя протерлась до дыр, одежда сносилась. Нужно подумать, как раздобыть новый наряд. Пищи тоже немного – едва хватит добраться до следующей деревни, а то придется и голодать. Из ценного у меня – лишь посох.

Старик