История России. XX век. Как Россия шла к ХХ веку. От начала царствования Николая II до конца Гражданской войны (1894–1922). Том I - Коллектив авторов

Председательствующий. Покорнейше прошу прекратить шум.

Милюков. Почему этот господин был арестован? Это давно известно, и я не скажу ничего нового, если я вам повторю то, что вы знаете. Он был арестован за то, что он взял взятку. А почему он был отпущен? Это, гг., тоже не секрет: он заявил следователю, что поделился взяткой с председателем Совета Министров. (Шум; Родичев: это все знают; шум; голоса: дайте слушать, тише!)

Председательствующий. Прошу гг. членов Государственной Думы соблюдать спокойствие.

Милюков. Мануйлов, Распутин, Штюрмер – в статье называются еще два имени: кн. Андронников и митрополит Питирим, как участники назначения Штюрмера вместе с Распутиным (шум слева), позвольте мне остановиться на этом назначении несколько подробнее – я разумею, на назначении Штюрмера министром иностранных дел. Я пережил это назначение за границей, оно у меня сплетается с впечатлениями моей заграничной поездки. Я просто вам расскажу по порядку то, что я узнавал по дороге туда и обратно, а выводы вы уже сделаете сами. Итак, едва я переехал границу, несколько дней после отставки Сазонова, как сперва шведские, потом германские и австрийские газеты принесли ряд известий о том, как встретила Германия назначение Штюрмера. Вот что говорили газеты: я прочту выдержки без комментарий. Berliner Tageblatt: “Личность Сазонова давала союзникам гарантию прочности иностранной политики последних пяти лет. Штюрмер во внешней политике есть белый лист бумаги. Несомненно, он принадлежит к кругам, которые смотрят на войну с Германией без особого воодушевления”. Кölnische Zeitung: “Мы, немцы, не имеем никакого основания жалеть об этой новейшей перемене в русском правительстве, Штюрмер не будет препятствовать возникающему в России деланию мира”. Neues Wiener Tageblatt: “Хотя слово теперь не за дипломатами, но все же это облегчение, когда уходит человек, на котором тяготеет вина за начало войны”. Reichspost: “Штюрмер, во всяком случае, будет свободнее в своих отношениях к Dawning Street”. Особенно интересна была передовая статья в Neue Freie Prese от 25 июля. Вот что говорится в этой статье: “Как бы ни обрусел старик Штюрмер (смех), все же довольно странно, что иностранной политикой в войне, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец. (Смех.) Министр президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал – гг., заметьте, – он не обещал, что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мира. В лице Штюрмера приобретено оружие, которое можно употреблять по желанию. Благодаря политике ослабления Думы Штюрмер стал человеком, который удовлетворяет тайные желания правых, вовсе не желающих союза с Англией, он не будет утверждать, как Сазонов, что нужно обезвредить прусскую военную касту».

Откуда же берут германские и австрийские газеты эту уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии и против продолжения войны? Из сведений русской печати. В московских газетах была напечатана в те же дни записка крайних правых – опять, гг., записка крайних правых, всякий раз записка крайних правых (Замысловский: и всякий раз это оказывается ложью), доставленная в Ставку в июле пред второй поездкой Штюрмера. В этой записке заявляется, что хотя и нужно бороться до окончательной победы, но нужно кончить войну своевременно, а иначе плоды победы будут потеряны вследствие революции (Замысловский: подписи, подписи…), это старая для наших германофилов тема, но она развивается в ряде новых нападок. (Замысловский: подписи, пускай скажут подписи.)

Председательствующий. Член Государственной Думы Замысловский, прошу вас не говорить с места.

Милюков. Я цитирую московские газеты. (Замысловский: клеветник, скажите подписи, не клевещите!)

Председательствующий. Член Государственной Думы Замысловский, покорнейше прошу вас не говорить с места. (Замысловский: дайте подписи, клеветник!)

Председательствующий. Член Государственной Думы Замысловский, призываю вас к порядку. (Вишневский-1: мы требуем подписи, пусть не клевещет!) Член Государственной Думы Вишневский–1, призываю вас к порядку.

Милюков. Я сказал вам свой источник – это московские газеты, из которых есть перепечатки в иностранных газетах. Я передаю те впечатления, которые за границей определили мнение печати о назначении Штюрмера. Я и говорю, что мнение иностранного общества, вызванное перепечаткой известия, бывшего в московских газетах, такое, что в Ставку доставлена записка крайних правых, которые стоят на той точке зрения, что нужно поскорее кончить войну, иначе будет плохо, потому что будет революция. (Замысловский: клеветник, вот вы кто; Марков-2: он только сообщил заведомую неправду; голос слева: допустимо ли это выражение с мест, г. Председательствующий?)

Председательствующий. Я повторяю, член Государственной Думы Замысловский, что призываю вас к порядку.

Милюков. Я не чувствителен к выражениям г. Замысловского. (Голоса слева: браво!) Повторяю, что старая тема развивается на этот раз с новыми подробностями. Кто делает революцию? Вот кто. Оказывается, ее делают городской и земский союзы, военно-промышленный комитет, съезды либеральных организаций. Это самые несомненные проявления грядущей революции. «Левые партии, – утверждает записка, – хотят продолжить войну, чтобы в промежутке организоваться и подготовить революцию». Гг., вы знаете, что кроме приведенной записки существует целый ряд отдельных записок, которые развивают ту же мысль, есть обвинительный акт против городской и земской организаций, есть и другие обвинительные акты, которые всем известны. Так вот, гг., та idée fixe – революция, грядущая со стороны левых, – та idée fixe, помешательство на которой обязательно для всякого вновь вступающего члена кабинета. (Голоса слева: правильно.) И этой idée fixe приносится в жертву все: и высокий национальный порыв на помощь войне, и зачатки русской свободы, и даже прочность отношений к союзникам.

В этом последнем обстоятельстве я особенно убедился, продолжая свое путешествие и доехав до Лондона и Парижа. Тут я застал свежее впечатление отставки Сазонова. Должен вам засвидетельствовать, что это было впечатление какого-то полного вандальского погрома. Гг., вы только подумайте. С 1907 г. закладывались основы теперешней международной конъюнктуры. Постепенно, медленно, как это всегда бывает, устранялись старые подозрения, старые предрассудки, приобреталось взаимное доверие, создавалась уверенность в прочности сложившихся отношений в будущем. И только, гг., на почве этой уверенности в прочности отношений, в том, что они продолжатся и после войны, – только на этой почве и могла укрепиться готовность поступиться старыми взглядами в пользу национальных русских интересов. Только на почве сложившейся полной уверенности друг в друге могло быть подписано то соглашение, о котором я вам когда-то говорил, соглашение о Константинополе и проливах. И вот союзники обнаружили удивительную настойчивость в борьбе и готовность приносить жертвы. Они обманули в этом отношении все ожидания наших врагов и превысили наши собственные. Вот-вот, казалось, Россия пожнет плоды своих трудов и плоды работы двух министров иностранных дел за тот период времени, когда сложилась необычайная, редкая, единственная, может быть, в истории политическая конъюнктура, начало которой ознаменовано деятельностью короля Эдуарда VII. И вот, гг., как раз в этот момент на месте опытных руководителей, пользующихся личным доверием – что ведь тоже есть капитал, и притом капитал, который трудно приобрести, – является “белый лист бумаги”, неизвестный человек, незнакомый с азбукой дипломатии (голоса слева: правильно!) и готовый служить всяким подозрительным влияниям со стороны. Гг., вы поймете последствия этой перемены. Когда министерством управлял Сазонов, в Англии и Франции знали, что то, что говорят наши послы, – это говорит русское правительство. А какая же могла быть вера тем же послам, когда за ними становился Штюрмер? […] Теперь мы видим и знаем, что с этим правительством мы так же не можем законодательствовать, как не можем с ним вести Россию к победе. (Голоса слева: верно!) Прежде мы пробовали доказывать, что нельзя же вступать в борьбу со всеми живыми силами страны, нельзя вести войну внутри страны, если вы ее ведете на фронте, необходимо использовать народный порыв для достижения национальных задач, что вне этого возможно только мертвящее насилие, которое только увеличивает ту опасность, которую хотят этим насилием предупредить. Теперь, гг., кажется, все убедились, что обращаться к ним с доказательствами бесполезно: бесполезно, когда страх перед народом, перед своей страной слепит глаза и когда основной задачей становится поскорее кончить войну, хотя бы вничью, чтобы только поскорее отделаться от необходимости искать народной поддержки. (Голоса слева: верно.) 10 февраля 1916 г. я кончил свою речь заявлением, что мы не решаемся больше обращаться к «государственной мудрости власти» и что я не жду ответа на тревожные вопросы от теперешнего состава кабинета. Тогда мои слова показались некоторым излишне мрачными. Теперь мы идем дальше, и, может быть, эти слова будут светлее и ярче. Мы говорим этому правительству, как сказала декларация блока: мы будем бороться с вами; будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете. (Голоса слева: правильно, верно.) Говорят, один член Совета Министров, и это член Думы Чхеидзе, верно, слышал, услыхав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно воскликнул: «Я, может быть, дурак, но я не изменник». (Смех.) Гг., предшественник этого министра был, несомненно, умным министром, так же как предшественник министра иностранных дел был честным министром. Но их теперь ведь нет в составе кабинета. Да и разве же не все равно, гг., для практического результата, имеем ли мы дело в данном случае с глупостью или с изменой? Когда со все большей настойчивостью Дума напоминает, что надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать страну – значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию, что это: глупость или измена? (Голоса слева: это измена; Аджемов: это глупость; смех.) Гг., мало того, когда на почве этого общего недовольства и раздражения власти намеренно занимаются вызыванием народных вспышек – потому что участие Департамента полиции в весенних волнениях на заводах доказано, – так вот, когда намеренно вызывают волнения и вспышки путем провокации и притом знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, – что, это делается сознательно или бессознательно?