Муссолини и его время - Роман Сергеевич Меркулов

как прозорливый Чиано многократно предупреждал Муссолини об опасности курса на союз с Германией.

Между тем, проведя в Баварии несколько дней и пообещав Ракеле «спасти итальянский народ», Муссолини отправился в восточно-прусскую ставку фюрера. Гитлер принял своего гостя со всегдашним радушием. Как и в былые годы, он встретил дуче у трапа самолета и долго тряс ему руку, выражая радость по поводу чудесного избавления Муссолини. Несмотря на теплую встречу, Муссолини явно чувствовал себя не в своей тарелке. Единственным находившимся рядом с ним итальянцем был сын – Витторио, а по той откровенной снисходительности, которую демонстрировал рейхсмаршал Геринг, дуче понял, что времена прежних равноправных отношений с немцами остались позади.

Прилетевший вместе с Муссолини эсэсовец Скорцени был зримым воплощением этих перемен. Дуче обрел свободу только благодаря немцам, а это означало, что отныне дуче придется склонить голову перед «волей фюрера». Энтузиазм, охвативший диктатора в первые дни после прилета в Вену, заметно угас. Перед собравшимися в «Волчьем логове» лидерами Третьего рейха предстал уже совсем другой человек – упавший духом и опустошенный.

Охватившая дуче апатия объяснялась достаточно просто – события последних лет стали для Муссолини настоящим кошмаром: по злой иронии судьбы, с ним и его режимом происходило именно то, чего он опасался больше всего на свете. Дуче так мечтал о победе в большой войне, ему хотелось, чтобы Италию уважали и боялись во всем мире, но под его руководством итальянские армия и флот потерпели череду тяжелых поражений, закончившихся капитуляцией. Муссолини всегда боялся стать объектом насмешек – и стал излюбленной мишенью для карикатур союзников. Наконец, всегда ревниво отстаивавший и положение Италии в мире, и свой статус «первого диктатора» Европы, сейчас он должен был стать правителем милостью нацистского фюрера, чьи армии сражались с войсками союзников на итальянской земле. Мог ли Муссолини, так гордившийся своими вооруженными силами, своим политическим талантом, прежде хотя бы на мгновение представить, что такой день наступит?

Казалось, что подтвердились опасения многих высокопоставленных нацистов – дуче явно потерял хватку, такой человек неспособен восстановить фашистский режим. Геринг утверждал, что Муссолини такой же предатель, как и итальянский король, а Гиммлер поддерживал радикальную оппозицию в фашистской партии. Но Гитлер думал иначе. Для него Муссолини был не просто лидером дружественного государства, но и во многом олицетворял фашизм как таковой. После некоторых колебаний фюрер решительно отказался поддержать своих соратников, убеждавших его, что Италии следует подыскать другого вождя. Он не хотел терять дуче.

Тем не менее разговор с Муссолини, подробности которого Гитлер позднее пересказал Геббельсу, вышел очень тяжелым. Едва закончилась торжественная часть встречи двух лидеров, как фюрер начал задавать своему гостю неприятные вопросы о причинах столь жалкого падения фашистского режима, о бездействии дуче в отношении заговорщиков и дальнейших его планах. «Усталость» Муссолини для Гитлера была явным проявлением слабости характера. Вместо того чтобы отплатить изменникам и с удвоенной энергией взяться за восстановление режима, дуче заговорил об уходе от активной политической деятельности. Именно после этого Гитлер выдал Муссолини знаменитую характеристику, носившую в устах фюрера уничижительный характер. Записавший ее в своем дневнике Геббельс передает всю степень разочарования нацистского диктатора:

«…Фюрер думал, что дуче начнет с того, что отомстит предателям. Однако он проявил очевидную слабость, не обнаружив таких стремлений. Он не революционер, как фюрер или Сталин. Он привязан к своим итальянцам настолько, что это лишает его широты революционера и мятежника мирового масштаба».

Глухим голосом Гитлер рассказывал дуче о том, какие тяготы переносят немецкие солдаты на Востоке, на какие жертвы идет весь германский народ, ежедневно подвергающийся «воздушному террору» со стороны союзников. Муссолини не мог не ощутить себя задетым – контраст с поведением итальянцев был очевиден. Сравнивая реакцию в Германии и Италии на свое освобождение, Муссолини писал в 1944 году:

«Сотни телеграмм, писем и стихотворений обрушились на меня со всего Рейха. Но в Италии это событие не нашло подобного отклика. В стране царили хаос и разрушения, мародерство и деградация. Там эта новость была расценена как не очень приятный сюрприз и встречена с раздражением и затаенной враждой. И сообщение начали опровергать; поползли слухи, что все это было «уткой», что я уже скончался или был передан англичанам…»

Помимо неприятных сравнений у Муссолини нашлись куда более веские причины быть разочарованным итогами своего полета в Восточную Пруссию.

Гитлер, продолжавший сохранять прежнюю лояльность в качестве друга дуче, проявил себя в отношении Италии как безжалостный политик. Восстановленному фашистскому режиму предстояло не только распрощаться с мечтами о расширении границ за счет Франции, но и передать Третьему рейху территории Австро-Венгерской империи, полученные после окончания Первой мировой войны. Фюрер недвусмысленно дал понять, что «дезертирство итальянцев» не останется безнаказанным, а пока что Италия должна перейти на военные рельсы. Как будет происходить возрождение итальянских вооруженных сил – это дело будущего, но уже сегодня промышленность и сельское хозяйство полуострова должны начать работать на рейх.

Убеждая Муссолини возглавить Италию, Гитлер грозил, что в противном случае армии фельдмаршала Роммеля будут проводить жестокую стратегию выжженной земли, обращаясь со страной как с оккупированной территорией. Дуче не пришлось уговаривать слишком долго. Утомленный свалившимися на него несчастьями, он пошел на все требования фюрера, согласившись возглавить новоиспеченную Итальянскую социальную республику. Муссолини пообещал фюреру, что республиканско-фашистский режим исправит старые ошибки, накажет «предателей 25 июля» и создаст настоящие вооруженные силы, готовые сражаться за идеалы фашизма. Проведя в Восточной Пруссии два дня, дуче отправился обратно в Баварию, чтобы 18 сентября в радиообращении из Мюнхена известить нацию о своем возвращении.

Для Муссолини это выступление стало особенно трудным не только потому, что он оказался в непривычной для себя обстановке. Обстоятельства заставляли его оправдываться – крайне непривычная для него роль. Он подробно и несколько утомительно изложил историю своего ареста, охарактеризовав июльские события как предательство страны королевской кликой. Теперь, обещал своим слушателям дуче, когда правительство Бадольо бежало из Рима, а Италия стала фашистской республикой, падение монархии открывает дорогу к продолжению революции 1922 года. Так итальянцы узнали о создании Социальной республики и «Республиканской фашистской партии» (Partito Fascista Repubblicano), бравшей на себя ответственность за управление страной. Обращаясь к нации, Муссолини говорил:

«Это не режим предал монархию, а монархия предала режим, и поэтому она потеряла свой престиж в сознании и сердце народа, и просто абсурдно предполагать, что это может хотя бы в малой степени подорвать единство итальянского народа. Когда монархия больше не выполняет надлежащие ей задачи, она теряет всякий смысл к существованию. Что касается традиций, они скорее республиканские, нежели монархические; больше, чем