Одиссея Варяга - Александр Чернов

Тем не менее, сопротивление отряду Лощинского Соединенный флот оказал. И серьезное. Хотя единственным кораблем, попытавшемся активно защитить входные батареи Эллиотов, оказался вышедший из-за бона в проливе Тунгуз безбронный крейсер, а фактически канонерская лодка, – "Сайен". Его "меньшие братья" "Атаго", "Майя" и "Бандзе", которым для полного выхода из строя, в принципе, достаточно было получить один-два крупных снаряда с "Отважного", "Гремящего" или "Манчжура", вели себя не столь решительно. Они постреливали в сторону русских с рейда, из-за спины "Сайена"…

Не каждому кораблю удаётся заслужить у противника персональное прозвище. "Сайену" удалось – в гарнизоне Артура бывший китайский крейсер 3 ранга получил прозвище "гадюка" за регулярные дерзкие обстрелы прибрежных флангов. Но в этот раз японской канонерке противостояло сразу семь кораблей. И это при том, что "Амур" от греха подальше отошел от места главных событий мили на две.

Через сорок минут, получив два снаряда в 120 мм, один шестидюймовый и один восьмидюймовый, "Сайен" волоча за собой дымный шлейф уполз сперва за бон, а затем отступил еще глубже и скрылся за островом Хасянтао. Однако сам пролив оставался под обстрелом как с него, так и с трех других японских канонерок, прикрывавших скучившиеся в глубине якорной стоянки угольщики и прочие вспомогательные суда.

К этому моменту японская береговая батарея уже состояла лишь из одного действующего орудия. Однако это была армстронговская пятидюймовка. Та самая, чьи снаряды уже семь раз поражали русские корабли. Сначала один ее снаряд зацепил "Сивуча". Затем, после паузы, вызванной близким разрывом очередного русского снаряда, дважды "огреб" свое "Гремящий", и наконец, когда стало ясно, что огонь "Сайена" слабеет, японские артиллеристы перенесли огонь на "Маньчжур". В течение пятнадцати минут флагман Лощинского был поражен пять раз! На близнеце героического "Корейца" замолчала правая девятидюймовка, была снесена грот-мачта, и возле нее возник пожар. Правда вскоре потушенный. В форпике красовалась изрядная дыра, от баркаса остались одни обломки. Полтора десятка человек из экипажа погибли, а среди раненых был и сам русский контр-адмирал, получивший два небольших осколка в левое предплечье и легкую контузию.

В итоге, с учетом быстро сгущающихся сумерек, продолжающегося упорного сопротивления противника и возможной минной атаки, Лощинский принял решение об отходе на ночь к Дальнему. Не удаляясь от берега Квантуна дальше трех миль, его отряд направился восвояси, проважаемый отблеском взрывов и разгоравшихся на побережье бухты Энтоа пожаров.

Доложить Макарову об этом своем решении, Лощинскому удалось лишь в 22-00. Комфлот обдумав ситуацию приказал ему не доходя до Дальнего перестоять ночь на якоре в бухте Дипп, дождаться утром "Баяна", "Аскольда" и "Новика", а затем вместе с ними вновь наведаться к Элиотам.

Степан Осипович понимал, что Того скорее всего уже дал команду своим легким силам и обозу покинуть передовую стоянку. Но, по крайней мере, можно было ликвидировать телеграфную связь по кабелю, которую японцы уже успели там наладить, порушить все, что еще осталось на берегу и завалить подходы к рейду минами…

И Макаров не обманулся в реакции своего визави. Того еще в 20-45 по радиотелеграфу прислал гарнизону и кораблям Эллиотов приказ об эвакуации в Чемульпо. Ликвидация дел потребовала семи часов… В ночную тьму по проливу Ермак уходили тихоходы: повреждённый "Сайен", по природе неспешные "Каймон" и три канонерки типа "Майя", а так же шесть флотских транспортных пароходов: три 4.000-тонных угольщика, 1.200-тонные артиллерийский и минный арсеналы ("Кассуга-Мару" и "Никко-Мару") и плавмастерская "Миикэ-Мару". Разведку и передовое охранение этому конвою обеспечивали относительно быстроходные авизо "Цукуси" и "Мияко", а во фланговых охранениях шли уцелевшие миноносцы 1-го класса 14-го и 15-го дивизионов.

На следующий день, проведший ночь на якорях, отряд русских канонерок при поддержке миноносцев и крейсеров Рейценштейна, за исключением эскортировавшей к Артуру призы "Паллады", к полудню вновь пришёл к Эллиотам. В этот раз никто по ним огня не открывал, даже когда для доразведки обстановки к берегу отправился катер с "Амура" (в первородстве – минный катер "Ретвизана"). После того, как высадившиеся наблюдатели отсемафорили об отсутствии японцев во внутреннем бассейне архипелага, "Амур" выставил по десять мин на подходе к каждому из трёх проливов, боны были подорваны и разрушены, а станция телеграфа уничтожена. Найденный-таки по буйку конец кабеля "Баян" оттащил почти на милю от берега. Теперь, чтобы обнаружить его, японцам нужно было поднимать кабель от самого Чемульпо.

Глава 2. После драки.

Июль 1904г. Японское море.

За ночь изрядно посвежело, ветер усилился до пяти баллов и к утру нагнал приличную волну. Устало скрипя свежими, наспех заделанными деревом пробоинами, крейсера Владивостокского отряда вползали на очередную волну. Всю ночь напролет аварийные партии растаскивали завалы перекрученного металла и недогорелого дерева, заделывали пробоины и пытались починить то, что поддавалось починке в море. На "Рюрике" наконец удалось наложить на пробоину в корме двойной пластырь, а к рассвету и откачать воду из румпельного отделения. Сейчас в корме крейсера весело стучали топоры, глухо звякали кувалды и раздавался сочный матросский мат, сопровождающий практически все виды аварийных работ.

Памятуя о возможных атаках японских миноносцев, на ночь Руднев расположил корабли в следующем порядке: наиболее поврежденные "Россия" и "Рюрик" шли в центре. С правого и левого флангов их прикрывали "Громобой" и "Витязь" замыкающим в броненосной колонне шел "Память Корейца". Головным, уже привычно, "Варяг". Второй бронепалубник – "Богатырь", как наименее пострадавший корабль эскадры, занимал наиболее опасное место замыкающего. Впрочем, на этот раз план Руднева сработал: два отряда японских миноносцев всю ночь рыскали в поисках русских на полпути к Владивостоку. В это время наши крейсера отходили южнее, направляясь скорее к берегам Кореи, чем России. В полдень состоялась встреча со "вспомнившей девичество", в котором она именовалась "Марьей Ивановной", "Обью". Бывший угольщик, а ныне вспомогательный крейсер, ожидал возвращающуюся из боя эскадру с полными трюмами угля в открытом море, примерно посредине отрезка, котоым можно соединить на карте Сеул и Нигату.

По первоначальному плану, отсюда отряд должен был разделиться. Руднев хотел создать максимально плотную дымовую завесу для облегчения прорыва во Владивосток отряда во главе с "Ослябей". Для чего сообщения о замеченных русских крейсерах должны были приходить со всех уголков японского моря. Руднев надеялся, что на фоне этой кутерьмы даже если "Ослябя" и будет обнаружен каким-либо пароходом у Курил, то у Камимуры просто не останется сил чтобы достойно его там встретить. Но недавно имевшее быть место сражение внесло в планы (как известно, существующие только ДО встречи с противником) некие коррективы.

Броненосные крейсера оказались повреждены более серьезно, чем планировалось, да и боекомплект был расстрелян далеко за половину. Так что пришлось все делать по первоначальному плану, но только с точностью до наоборот. Теперь обстрелом Пусана должны были заняться "Громобой" с "Памятью Корейца" (благо у последнего боеприпасов к 10-дюймовому орудию хватало), демонстрацию у порта Ниигата должен был провести "Богатырь". "Варягу" же предстояло сунуть голову в пасть тигра: он вместо броненосной эскадры (как было изначально запланировано) должен был наделать шуму в Цусимском проливе. "Обь", облегчившись от 1000 тонн угля, должна была идти вместе с броненосными крейсерами и под их прикрытием провести у Пусана минную постановку. Кроме угля она принесла на встречу и полсотни мин заграждения, которые сейчас ждали своего часа в одном из ее трюмов.

Пока крейсера были заняты бункеровкой, Руднев излагал свои откорректированные планы младшим флагманам на "Варяге". Внезапно, присутствующий из-за вынужденной временной "немоты" командира "Рюрика" Трусова, старший офицер броненосного крейсера прервал течение адмиральской речи весьма бесцеремонным и шокирующим образом.

– Простите, конечно, Всеволод Федорович, но почему у вас всегда такие гениальные планы, а в результате их исполнения получается все как-то не так? Вот взять вчерашний бой, – закусивший удила Хлодовский не обращал внимания на предостерегающее мычание хватающего его за руку командира, – к примеру, если бы вы не только обеспечили нам встречу с Камимурой, но и получше позаботились о расстановке наших кораблей в линии… Ведь "Якумо"-то на последнем издыхании уходил! А будь концевым не "Рюрик", самый уязвимый из наших больших крейсеров, а скажем "Громобой" – мы могли еще полчаса, час продержаться. И пришел бы ему конец! Даже я, далеко не адмирал, еще до боя говорил нашему командиру, что если "Рюрик" идет концевым, то до конца боя он может и не дожить. Поставить самую защищенную "Россию" головной – естественно. Но тогда и концевым должен идти второй по мощности защиты "Громобой".