Тени сумерек - Берен Белгарион

— Где он, матушка?

— Ты и в самом деле хочешь знать? Знание подчас тяжелее неведения.

Сердце сжалось.

— Да, Владычица. Я хочу.

— Хорошо, будь по-твоему. Он на Острове Оборотней, в руках Саурона Гортхаура. На его руках — оковы, его разум помрачен едва ли не сильнее, чем сердце. И в этом мраке он думает о тебе.

— А мой брат? — выступила вперед Галадриэль. — Что с моим братом, Высокая?

— Он тоже в этом плену… Сейчас их жизни сплетены, и один зависит от другого, как если бы, связанные одной веревкой, они шли над пропастью. Но спасения для них я не вижу.

Лютиэн беспомощно оглянулась на Галадриэль.

— Разве эльфы Нарготронда не торопятся на помощь своему королю? — прошептала она. — Неужели две слабые женщины должны идти спасать тех, кто им дорог?

Мелиан ничего не ответила, лишь посмотрела на дочь с любовью и тоской — и Лютиэн кинулась прочь от этого взгляда — задыхаясь от слез, спотыкаясь от горя…

Она миновала мост, ведущий из Менегрота, и бежала, пока не иссякли силы.

Осенний лес окружал ее. Матово-серое небо лежало на ветвях мэллорнов и тополей. Листва под ногами поблекла и пожухла — дни бабьего лета миновали, и золотисто-бурый ковер хранил влагу осенних дождей. Плотная, мягкая слежавшаяся подстилка поглощала шум ее шагов, пружинила, приглашая пробежаться. Лютиэн брела, не откликаясь на этот призыв, касаясь ладонью засыпающих деревьев, тревожа своей тоской их дремоту.

Пройдет зима, и новые листья появятся на ветвях. Деревья, очнувшись ото сна, будут перешептываться в сумраке и пить теплый ветер, напоенный влагой далекого Сириона. Но некому будет прийти в этот лес, чтобы танцевать с ней среди зарослей болиголова, говорить с ней о вещах простых и странных, смешных и страшных, охотиться в камышах у Эсгалдуина, любить ее на поляне в безлунную ночь… Обхватив руками серебристый тополь, чувствуя щекой и ладонями гладкость коры, она вспоминала, как странно сочеталась в его любви жажда обладать с желанием поклоняться. Как это пугало и захватывало… И как безнадежно это кончилось…

«Но ведь он еще не мертв — а значит, надежда есть…»

Развернувшись к дереву спиной, Лютиэн прижалась к нему, сцепив руки в замок позади ствола. Да, он еще жив — но разве плен у Саурона — это не хуже, чем смерть? Она вспомнила свой сон — и снова тоска сжала сердце: обнаженное тело во власти палачей, беззащитная душа — под бичами ужаса.

«Он звал меня, но что я могу сделать?»

Расцепив руки, она опустилась на землю, склонила голову на колени. Пойти к Галадриэль? Ведь Финрод — брат ей…

«Ну почему, почему я думаю только о себе и о Берене! А ведь Финрод тоже в плену, и тоже обречен на гибель».

Она вспомнила своего родича — каким видела его в последний раз. Его феа была сгустком света, легкого и пронзительного. Казалось, он вобрал в себя все лучшее, что было в трех народах эльдар: спокойную мудрость ваньар, неукротимый дух нолдор, тонкость и богатство чувств, присущие тэлери… И сколько она его видела — ее не оставляло ощущение того, что живет Финрод, глядя далеко вперед, живет ради чего-то высокого и прекрасного, что он провидит в тумане будущего… Неужели ради смерти в застенках Тол-и-Нгаурхот?

— Нет, — прошептала она. — Нет…

Она брела вперед бездумно, не выбирая дороги, но когда услышала где-то вдалеке тихий, тонкий призыв флейты — поняла, что ноги несли ее к одинокому лесному озерцу, у которого любил проводить время Даэрон. Лютиэн услышала флейту — и побежала снова.

Она знала теперь, что собирается сделать и о чем его попросит — знание это пришло к ней в тот миг, когда звуки флейты пробились через путаницу голых ветвей. Ей вдруг стало радостно — она снова могла действовать!

Как странно — со дней своей ранней юности она не покидала Дориата — и не испытывала в том нужды. Каждый год деревья радовали ее новой листвой, а трава — цветами, каждый соловей пел новую песню, а нитки под руками сплетались в новый узор — к чему уподобляться нолдор, которых вечно что-то куда-то гонит, причем не сама дорога — это было еще понятно — а какая-то цель, которую они готовы преследовать даже ценой жизни? Но вот теперь она поняла смысл этой гонки, эту жажду действия, сжигающую сердца пришельцев из-за моря. Делать хоть что-нибудь! — но делать!

— Даэрон! — крикнула она. — Даэрон!

Она выбежала на берег озерца, а он сидел на стволе ольхи, склонившейся над водой. Вода была темной, как отвар луковой шелухи, которым красят ткань, а Даэрон, отражавшийся в ней, был в серебристо-сером.

— Сегодня словно что-то позвало меня сюда сегодня, — сказал он, отняв от губ флейту. — Погоди немного — я приду к тебе.

Пока он шел — еле слышно шуршали ветки — Лютиэн о многом успела передумать. Ей снова было стыдно того, о чем она собралась просить, но кто, кроме Даэрона мог ей помочь? Белег? Он смел и горяч, но всецело предан Тинголу. Маблунг? Он слишком рассудителен. Келеборн? Он все бы сделал для Галадриэль, кроме одного: Тингола он никогда не предаст. Никто другой ей и на ум не приходил: то, что она задумала, было не под силу обычному эльфу.

— Принцесса, — Даэрон остановился напротив. — Ты искала меня?

— Даэрон, помоги мне, — Лютиэн сжала его руки между ладоней. — Берен в беде. Мне был вещий сон, я видела, что он в плену у Тху, и Финрод с ним там.

— Вот как… — певец опустил голову. Какое-то время он молчал, а потом коротко и невесело засмеялся. — Так значит, противник мой, похититель твоего сердца мертв… Что же я не радуюсь? Хочу — а не могу…

— Видимо, ты слишком благороден для этого, Даэрон. Я не ошиблась в тебе. Берен еще не мертв, говорю тебе, он жив.

— В плену у Тху? Это все равно что мертв. Чего ты хочешь?

— Идти в Нарогард, просить помощи… Ты же бывал там, ты знаешь дорогу!

— Ты придешь в Нарогард и скажешь, что видела во сне, как их короля захватил Тху? И попросишь военной помощи, и тебе дадут войско, чтобы вести его на Тол-и-Нгаурхот?

— Я не лгу и не ошибаюсь.

— Боюсь, лордов Нарогарда придется долго в этом убеждать.

— Я… Я не знаю, что делать, Даэрон! Если мне откажут в помощи — клянусь, я пойду к Тол-и-Нгаурхот одна! Но мне страшно. Даэрон, мне нужен кто-нибудь…на чью защиту я могла бы положиться… Кто-то, кто стал бы мечом, пока я буду словом. Даэрон, мне больше некого об этом просить! Я знаю, как низко я поступаю с тобой, на что прошу решиться — но… я умру, если он умрет…

— Какая злая насмешка, — менестрель горько улыбнулся. — Что мне Берен? Если бы речь шла о нем одном — я ни вздоха бы не проронил, узнав о его смерти. А потом просто подождать… Я долго ждал — и научился ждать. Рано или поздно ты бы пришла ко мне…

— Даэрон, как ты можешь так говорить? Если Берен покинет этот мир — я уйду вслед за ним.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});