Королева карантина - Кэролайн Пекхам

мои бицепсы вздулись до боли, когда я попытался вырваться из этой пытки.

В моей голове не было ничего, кроме белого шума и образов, которые я запечатал в памяти. Горячие губы на моей плоти и самые голубые глаза, которые я когда-либо видел, смотрят прямо в мою почерневшую душу, видят меня всего и находят это достаточным. Находят это достойным. Невозможно, но все же это правда.

Вот и все. Все, что у меня оставалось в темноте. Боль и паника, страх и страдание и она. Остальное отошло на второй план. Потому что каждый раз, когда в моей плоти начинала образовываться трещина, она была рядом, чтобы ее унять. Она была там, чтобы шептать мне на ухо ободряющие слова. Она была там, чтобы вытащить меня из темноты. Я был ее демоном и готов был сломаться только ради нее.

Только не для этого чудовища. Никогда больше.

Ледяная вода заставляла меня сильно дрожать, пока я брыкался, но я не издал ни звука. Ни единого.

Поток воды прекратился, тряпку, которой было облеплено мое лицо, сдернули, и я увидел лицо моего собственного личного ада, когда он уставился на меня свысока. Без сомнения, он считал эту позу подходящей. Здесь я был у него под каблуком. Под ним. В его власти. Под его контролем.

Но я уже давно отобрал у него контроль. Дольше, чем он мог когда-либо осознать. Я вернул его в тот день, когда ездил с игрушечной машинкой в Испанию, когда был совсем маленьким ребенком. Я забирал его каждый раз, когда придерживался своего распорядка или играл на пианино. В моей душе была музыка, которую он никогда не смог бы уничтожить, она текла гуще, чем кровь в моих венах.

Я ахнул, не в силах сдержаться, когда глотнул воздух, и мои легкие скрутило от боли, перед глазами заплясали черные точки, пока я боролся, чтобы оставаться в сознании.

— Где вакцины? — просто спросил мой отец, разглаживая рукав рубашки, как будто капли воды, попадающие на его одежду, были самой большой проблемой в комнате прямо сейчас.

Я задыхался, мое дыхание было хриплым. Не было никакого способа скрыть это, поскольку мое пересохшее горло и воспаленные легкие боролись за воздух и отвергали его с такой же силой. Болело все. Внутри моего тела, в моей голове. Я начинал бредить, мой мозг был переполнен слишком большим и слишком малым, и все же этот гребаный вопрос — все, что он от меня требовал.

Я посмотрел ему в глаза, позволил ему увидеть, как чертовски мало я о нем думал, как мало меня волновало, что он это делает. Я дал ему понять, что ему не сломить меня, и я знал, что он это понял.

Его губы дрогнули от того, что, я был уверен, было гордостью, и я был рад сказать, что, черт возьми, не хотел этого. Я не хотел его гордости или презрения, его любви или ненависти. Я вообще ничего не хотел от него, кроме его смерти. И если я переживу этот обмен, я преподнесу это ему на блюдечке с голубой каемочкой.

Полотенце снова упало мне на лицо, и моя грудь сжалась в паническом ожидании того, что, как я знал, должно было произойти, когда ледяные капли воды упали с моих волос в корыто подо мной, пока я слушал, как он набирает воду обратно в ведра.

Но я бы стерпел это. Я бы вытерпел это ради моих братьев, а больше всего я бы вытерпел это ради нее.

Вода обрушилась на меня, и внутри моей головы я кричал во всю мощь своих легких, даже несмотря на то, что они горели, я кашлял и меня неудержимо рвало. Но ни звука не сорвалось с моих губ в знак протеста против пыток. Я не сорвался бы. Я лучше умру.

В темноте я снова искал ее и почти ощущал ее вкус на своих губах, прикосновение ее нежной кожи к кончикам моих пальцев. Это было все, что мне было нужно, чтобы найти в себе силы, пока пытка продолжалась. Это было все, что мне было нужно, чтобы пройти через что угодно.

Я.

Бы.

Не.

Сломался.

Никакой вечной тьмы не было. Не было ни света в конце туннеля, ни рая с обнаженной Татум умоляющей о моем члене. Не было ни пушистых белых облаков, ни даже пылающих врат ада, если уж на то пошло.

Нет. Смерть для Киана Роско была чертовски похожа на пребывание в ловушке в чане с обжигающей агонией, в то время как невообразимая боль пронзала мой левый бок, а в ушах гремела песня «All The Small Things by Blink-182».

Хотя я серьезно сомневался, что это саундтрек к аду, и у меня возникло ощущение, что это может быть просто что-то более интуитивное, когда я слушал тексты, и они возвращали меня к реальности.

В затылке у меня стучало, как чертов барабан, и я должен был предположить, что ударился им действительно чертовски сильно, но прямо сейчас я не мог позволить себе обращать внимание на свои травмы. Мне нужно было отодвинуть их в сторону и выяснить, что, черт возьми, происходит.

Мои глаза резко открылись, и я сделал прерывистый вдох, когда, прищурившись, огляделся по сторонам, разглядывая прозрачный полиэтиленовый брезент, на котором я лежал поверх холодного пола. Яркий свет над головой отражался от белых кафельных стен, и я заметил маленькую наклейку с изображением морского конька, выгравированную на них. В аду морских коньков не было. Факт. Кальмары явно тусовались с Дьяволом, но никого из них не было видно. Так что я определенно не был мертв. На самом деле, это выглядело так, словно я находился в неброско оформленной ванной комнате.

Мужчина напевал музыку, доносившуюся из портативного динамика, установленного на унитазе, и я медленно повернул голову как раз в тот момент, когда он опрокидывал в ванну большую синюю бочку с жидкостью, стоя ко мне спиной во время работы. Я прищурился, глядя на другую бочку, которая лежала на боку у его ног, прочитал этикетку и стиснул зубы, когда понял, что этот ублюдок готовил для меня кислотную ванну.

Ну и пошел он нахуй. Я не для того так чертовски усердно раскрашивал свою плоть чернилами, чтобы все это растворилось в гребаной ванне с кислотой, как какой-нибудь гангстер-неудачник среднего сорта.

Я перекатился на бок, резко втянув воздух, когда боль от пулевого ранения пронзила меня,