Хранитель мечты - Пенелопа Уильямсон

Рейна отвлекли от угрюмого созерцания возгласы, раздавшиеся за спиной. Он посмотрел туда, куда указывали уэльсцы. Чуть восточнее по склону ущелья, лишенному всякой растительности, галопом спускался одинокий всадник... нет, всадница! Алый плащ парусом развевался на ветру, как и волосы длинные, густые волосы цвета соболиного меха.

Почему-то Рейн подумал, что солнце, наверное, зажигает в них золотистые и рыжие блики...

А потом он заметил краем глаза, что среди мертвых тел поднялся, шатаясь, раненый англичанин. Он был очень слаб (возможно, даже умирал) и потому едва сумел подтянуться, держась за ветку, но в другой руке он держал взведенный арбалет. Он и не подумал повернуться к уэльсцам, когда поднял его на уровень плеча. Только в самое последнее мгновение Рейн сообразил, что вот-вот случится. Арбалетчик выстрелил.

Казалось, стрела рванулась вперед с шипением, рассекая воздух яростно, как огненное дыхание дракона. Всадница выпустила поводья и взмахнула руками, а на груди у нее алой розой расцвело пятно крови. Один бесконечный миг она еще держалась в седле неестественно прямо, потом соскользнула на землю со скачущей лошади и осталась лежать неподвижно.

— Арианна!

Рейн приготовился пришпорить коня, но рука Кайнана ухватила его за плечо, остановив.

— Слишком поздно, нормандец! Ей уже не поможешь.

Внезапно Рейн ощутил боль в груди, в глазах, во всем теле — такую острую, такую нечеловечески жестокую, что невольно вскрикнул. Ничего не видя вокруг, он нащупал удерживающую руку и попытался ее стряхнуть.

— Не делай этого! — крикнул Кайнан, и его голос пресекся. — Там ты окажешься в пределах досягаемости людей Генриха!

— Арианна!

Безумный крик отчаяния эхом прокатился по ущелью, по окрестным вересковым пустошам. Рейну удалось высвободить руку, и он тотчас дал коню шпоры, заставив его птицей рвануться вперед. Ему показалось, что он часы, дни, годы ехал туда, где лежало распростертое тело Арианны.

Он спрыгнул с коня на полном скаку, не удержался на ногах и рухнул на колени. Арианна лежала ничком, раскинув руки, и лицо ее было скрыто в густой жесткой траве. Трясущимися руками, изнемогая от ужаса, Рейн осторожно повернул ее на спину.

— Боже милостивый!..

Весь лиф платья Арианны был пропитан кровью, буквально залит ею.

— Рейн?.. — прошептала она, открывая потемневшие, полные боли глаза. — Мне больно, Рейн...

Он сделал ужасающее усилие, чтобы стереть со своего лица все, абсолютно все: невыносимую муку, бешеный, полубезумный гнев на судьбу, отчаянную боль потери, начинавшую терзать его сердце. Он повидал слишком многое, чтобы не сознавать правды. Его прекрасная, нежная Арианна, его жена, должна была умереть буквально через несколько минут. Это был самый трудный из подвигов, которые он совершил за свою жизнь воина, — смотреть на нее неживым, бесчувственным взглядом, который так мучил и так ранил ее в прошлом.

Так легко, как только сумел, он приподнял Арианну и устроил ее на коленях, прислонив спиной к своей груди.

— Ты справишься с этим, любовь моя. А пока мы просто посидим вот так... отдохнем немного перед дорогой домой...

Она слабо кивнула и вздохнула еще слабее, обессиленно поникнув. Лиф платья был уже не красным, а черным от стремительно вытекающей из тела крови. Рейн чувствовал теплую клейкость крови на своих руках. Он дышал неровно, болезненно.

Он посмотрел туда, откуда прилетела стрела арбалета. Англичанин, убивший Арианну, полусидел под деревом и был мертвее мертвого. Арбалет валялся у его ног. Несмотря на всю свою боль, Рейн не чувствовал к нему ненависти. Обезумев от боли и страха смерти, несчастный, должно быть, даже не сознавал, в кого целится.

«Но почему в нее. Господи? — повторялся и повторялся в его сознании безмолвный крик. — Почему он не выстрелил в кого-нибудь другого?»

Рука Арианны приподнялась, пальцы зашевелились — она пыталась дотянуться до него. Рейн легонько сжал холодеющие пальцы жены своими, лихорадочно горячими. Он словно держал в руке нечто неживое! Она уже холодела.

— Я хотела предостеречь тебя... — прошептала она так тихо, что он едва сумел разобрать слова. — Боялась не успеть...

— Все в порядке, ты успела, — сказал он бодро, понятия не имея, о чем идет речь, и ласково пожал ее руку. Он ощущал всем телом приближающийся стук подков, слышал торжествующие крики. Люди Генриха, конечно, заметили его и теперь спешили воспользоваться предоставившимся шансом. Они приближались, неся с собойунижение и смерть.

Рейн даже не повернулся в ту сторону. Он продолжал гладить руку Арианны.

— Значит... ты в без... в безопасности? — спросила она, и губы ее тронула дрожащая улыбка облегчения.

— Конечно! — заверил Рейн и шевельнул губами, очень надеясь, что они сумеют сложиться в ответную улыбку. — Я в полной безопасности, моя маленькая женушка.

— Рейн... у меня такое странное ощущение... и мне холодно, — глубокая морщинка прорезалась между темными бровями Арианны. — Я умираю?

Он не мог больше сдерживать боль, она вцепилась в него, как обезумевший сторожевой пес, сорвавшийся с цепи. Да и как можно было сохранить бесстрастный вид, если сердце, казалось, треснуло и кровоточило в груди? Он чувствовал во рту вкус крови, и щеки его были влажны. Он провел по лицу ладонью и был удивлен, что она лишь мокрая, не красная от крови.

— Прости меня, Рейн! Мне так жаль...

Глаза Арианны, такие темные, что казались угольно-черными, наполнились слезами.

«Это так похоже на нее — беспокоиться не о себе, а обо мне», — подумал Рейн. Но разве это не было естественно? Умирающие уходили, и потому им было легче, чем тем, кто оставался их оплакивать.

— Ты поцелуешь меня на прощание, Рейн? — Он склонился к ее губам и с удивлением ощутил, что они все еще теплые. Вместо поцелуя он выдохнул в рот Арианне то немногое, что мог вдохнуть, словно надеялся этим вернуть душу в ее тело.

— Cariad, cariad... — произнес он тихо, но внятно. — Ты ведь дождешься меня, правда?

— Как всегда, — ответила Арианна, и он не столько услышал это, сколько ощутил губами.

Когда он отстранился, веки ее уже опустились. Но она была еще жива, она просто уснула от потери крови тем ужасным сном, который понемногу переходит в смерть. Люди Генриха между тем почти достигли того места, где они находились. Он порадовался тому, что Арианна спит, потому что знал: с ним не станут деликатничать. Он не хотел, чтобы она унесла с собой картину его унижения,

Он продолжал баюкать ее на коленях до тех пор, пока грубые руки рывком не поставили его на ноги. Когда тело Арианны скатилось в залитую кровью траву, он не удержался от приглушенного выкрика. Его потащили на веревке, привязанной к седлу, туда, где Генрих нетерпеливо бродил по берегу, руки. Его правая рука была наспех обмотана окровавленной тряпкой.