История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Повстанцам оказали некоторую поддержку крестьяне (есть сведения о хилиастических сектах, которые отождествляли свои идеалы с карматами); кроме того, они очень полагались на бедуинов, уже давно разочарованных в государстве халифата. Руководили ими выходцы из городских семей, и, вероятно, городское население низших слоев им сочувствовало. Большими группами молодые люди присоединялись к лагерям исмаилитов в пустынях; они считали, что со старым образом жизни нужно покончить, привилегированное сословие — свергнуть, и тогда воцарится абсолютная справедливость. Обиды и агрессивность накопились с обеих сторон, и начались типичные для гражданских войн зверства. Нам известно о набожной матери, которая отправилась в пустыню, чтобы позвать домой своего сына, но в итоге присоединилась к повстанцам. Она пришла в ужас от атмосферы непокорности, царившей в лагере и пропитанной духом равноправия, сознательного отрицания достоинств верхушки общества и призывов к строгому следованию революционным нормам. Свободный от прежних условностей сын считал своим долгом демонстрировать силу и жестокость и не обращать внимания на увещевания матери; мать отказалась от него и вернулась домой, горячо осудив карматов.

Это движение многие годы угрожало режиму Аббасидов в Ираке. Любого шиита можно было обвинить в тайном участии в нем и посадить в тюрьму или казнить. Но в конце концов оно было подавлено; государство халифата по-прежнему было достаточно сильным, чтобы не выпустить из рук контроль над центральными провинциями. Это был последний крупный триумф империи.

Немного отступая от темы, следует упомянуть, что тем же словом — карматы — называли группу в материковой части Бахрейна, которая изначально сформировалась вокруг другого шиитского течения, но затем присоединилась (по крайней мере на какое-то время) к исмаилитам. После поражения исмаилитов в сирийской пустыне эта группа создала собственную республику в городах-оазисах восточной Аравии. Правление было олигархическим, и государство напрямую вмешивалось в процессы, важные для процветания и равных экономических возможностей в городах. Шариатскими формами ислама пренебрегали, но не подвергали их гонениям. Однако крестьяне не были интегрированы в новое государство, а служили, как может показаться, ресурсом для горожан. Некоторое время эти карматы совершали походы в отдаленные точки Аравии и Ирака (самый известный их поход окончился завоеванием Мекки и вывозом священного Черного камня из Каабы — их исмаилиты считали атрибутами идолопоклонства; позже камень был возвращен). Они придали новый импульс утихшему карматскому оунту. Но после нескольких десятилетий покоя, в XI веке, положение шариата в Бахрейне было восстановлено, а республиканские структуры уничтожены, вероятно, не без помощи крестьян.

Фатимиды и Саманиды

Халифат Аббасидов, несмотря ни на что, сохранял шаткое господство в центральных провинциях, однако более отдаленные провинции одна за другой организовывались в автономные мусульманские общества. Там, где (как минимум после смерти аль-Мутаваккиля) не наблюдалось вмешательства центра, государства формировались вокруг менее амбициозных целей, чем полная реставрация халифата. Интересам подобного локального характера служило даже движение исмаилитов.

Их самое результативное восстание вспыхнуло далеко от центра, где власть халифа уже давно являлась номинальной. Движение карматов в пустыне, по-видимому, было связано с той частью исмаилитской верхушки, что обосновалась в Сирии. Эта верхушка выдвинула собственного кандидата на имамат, которого — независимо от того, был он или нет настоящим потомком Исмаила, — поддержали не все группы исмаилитов. Даже карматы пустыни засомневались, и ему пришлось искать сочувствия в других местах. Его дай подготовили соответствующую почву в Йемене и Магрибе. Заручившись поддержкой крупного блока берберских племен (санхаджа) в удаленных от побережья районах современного Алжира, в 909 г. он поехал туда (по дороге не обошлось без приключений) и объявил себя истинным халифом под эсхатологическим именем аль-Махди. Так была основана династия, позже с гордостью названная Фатимидами — потомками дочери Мухаммада. На волне энтузиазма аль-Махди удалось свергнуть режимы хариджитов-ибадитов в Тахерте и Аглабидов в восточном Магрибе.

Памятник Исмаилу Самани в Душанбе, Таджикистан. Современное фото

Новый халиф был вынужден отказаться от некоторых своих сторонников, слишком нетерпеливых в ожидании конца света, и связал свои чаяния с прибрежными торговыми городами, перенеся столицу восточного Магриба из Кайравана, ориентированного на сухопутные маршруты через пустыню, в новый город-порт Махдийю. О перемене в атмосфере свидетельствует труд Кади Нумана, бывшего правоведа-меликита; он вовремя принял исмаилизм и создал монументальную систему шариатского права, основанную на школе, претендующей на авторство самого Джафара ас-Садика, весьма кстати: благодаря ему новая династия получила собственный эффективный свод законов. Людям объясняли, что эсхатологическую деятельность аль-Махди по покорению мира продолжат несколько членов его династии; между тем государство должно функционировать в целом как любое другое мусульманское государство. Аль-Махди и его сыновьям (тоже названным эсхатологическим титулом аль-Каим, 934–945 гг.) пришлось противостоять взбунтовавшимся берберам-хариджитам, из-за которых исмаилиты на какое-то время оказались заперты в своей новой морской столице. Но они внушили сочувствие жителям городов, благодаря чему государство не развалилось и сумело подавить берберский мятеж. При помощи верных воинов-берберов они завоевали все побережье Магриба, подчинив себе последнего правителя из династии Идрисидов в марокканских городах. Но в Испанию, сохранявшую независимость под властью Омейядов, им попасть не удалось. Унаследовав морскую державу Аглабидов, Фатимиды унаследовали и позиции мусульман на Сицилии, и Махдийя стала одной из ведущих торговых столиц Средиземноморья.

Турмарх Василий отправляет послов к халифу аль-Мутасиму. Византийская миниатюра

В то же время, когда бывшие владения Аглабидов переходили во власть Фатимидов, бывшие владения Тахиридов заново присоединяли члены династии Саманидов, самые преданные халифату (или по крайней мере уважавшие его) из всех правителей новообразованных государств. Правители Бухары и Самарканда в долине Зарафшан (к северу от Амударьи) с 875 г. в 903 г. (при Исмаиле ибн Насре) отвоевали Хорасан у Саффаридов. В конечном счете власть находилась в руках тех, кто мог собрать воедино военные силы аграриев, от чего Саффариды отстранились. Вскоре Саффаридов вытеснили в их родную провинцию — Систан, где, однако, им удалось остаться у власти еще много поколений спустя. Государство Саманидов, образованное, таким образом, на северо-восточной части Ирана и в бассейне Сырдарьи и Амударьи, было огромным, но на этих территориях преобладали персидское население и общие для всех аристократические и военные традиции. Дехкане, землевладельцы, считали, что государство создано для них, и защищали его как обеспечивающее единое руководство в борьбе с тюркскими кочевниками. Борьбой с кочевниками была окрашена вся жизнь северовосточных иранцев, подверженных нападениям не только вдоль линии границ, но и точечно на протяжении обширной засушливой зоны. Эта борьба теперь отождествлялась с защитой иранизма и ислама. При Насре II (913–942 гг.) правление Саманидов принесло мир и процветание не только в бассейн Амударьи и Хорасан, но и на многие территории западного Ирана.

В своих владениях Саманиды оставили бюрократическую структуру халифата почти нетронутой, лишь слегка изменив ее в соответствии с местной практикой. Они были просвещенными патронами литературной культуры как на фарси, так и на арабском. При них арабский адаб чувствовал себя как дома — почти так же, как в Багдаде. Именно при них новый мусульманский фарси, язык мелкопоместных дехкан, стал официальным литературным языком. В отличие от Саффаридов, тесно связанных с менее знатными элементами в Систане, Саманиды блюли свое достоинство и привилегии помещиков; естественно, в ответ им воздавали хвалу образованные классы.

На территориях, по-прежнему подконтрольных халифату Багдада, напротив, хорошее правительство — если таковое существовало — зависело от силы халифа, а она шла на убыль. Как говорят, после смерти аль-Муктаби (908 г.) амбициозные придворные намеренно предпочли посадить на трон мальчика, обещавшего стать слабым и податливым, а не взрослого и самостоятельно мыслящего мужчину (взрослым кандидатом был Ибн-аль-Мутазз, поэт и критик). Аль-Муктадир — тот самый мальчик — оправдал их близорукие чаяния, даже чересчур. Его халифат (908–932 гг.) стал повторением бесцельного правления аль-Мутавакки-ля, только в меньших масштабах. Но теперь государство не могло себе позволить слабого монарха.