Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

— Не знаю, ей-ей ничего не знаю.

— На вывеске, вот где! — кричит Федот, выбегает из лавки и показывает на новенькую вывеску. — Здесь, вот она. Не знаешь?

Выбегает за стариком Аверьян и видит, что над лавкой у него поверх старой новенькая вывеска, где по синему фону написано желтым:

Грабиловка Аверьяна Мамина.

А напротив, через улицу — кооперативная лавочка, которую все зовут потребиловкой. И вот так одна против другой: потребиловка и грабиловка.

Хватает Аверьян себя за волосы и кричит на всю улицу:

— Убил, убил обормот, антихрист проклятый!

Потом срывает вывеску и топчет ее ногами.

— Так вот зачем брал он краски, вот куда они пошли! Жена, жена, закрой лавку, закрой! Я не торгую!

А народ повторяет вслух «Грабиловка Аверьяна Мамина» и хохочет, хохочет на всю площадь. Никому не жаль Аверьяна, всем весело.

Убегает Аверьян в дом, жена запирает лавку, а народ весь идет в кооперацию.

Несколько дней стоит Аверьянова лавка закрытой, потом у нее распахиваются двери, и на крылечко выходит сам Аверьян. Он пожелтел и исхудал, у него печальные разобиженные глаза.

Идет народ к нему в лавку и каждый говорит:

— Не сами же вы повесили такую вывеску?

— Кто враг себе?!

— Да, грабиловка, где же тут продашь… А все-таки ловко выдумано, здорово.

Не может Аверьян слушать этих слов, в нем как яд разливается злоба. Он закрывает двери и уходит. Пробует в следующие дни открыть, а ему говорят все то же, жалеют его, ругают озорника.

Хуже ножа эти разговоры Аверьяну.

— Замолчите все, не хочу слушать, не могу! — кричит он, убегает, а через неделю весь товар сдает в кооператив и наглухо забивает двери лавки.

* * *

Приближался день освобождения Хохловки от Колчака. Ерошка решил отпраздновать этот день как полагается и пошел к товарищу Шумкову сговориться.

— Если уж делать революцию, то делать ее по всем статьям, — сказал Ерошка.

— К чему ты клонишь?

— В годовщину давай устроим праздник. Пройдемся с флагом, на площади митинг скажем, а вечером спектакль. К тому времени стенгазету выпустим.

— На заборе?

— Не на заборе, то время прошло. Ребята все со мной. Кое-кто из больших, чай, поможет, — и подмигнул Шумкову.

Пригласили кооператора Гульбина, и он согласился купить новые флаги: сельсовету, кооперации и школе.

— Ты, товарищ Шумков, будешь говорить речь. Я скажу, и Гульбин скажет. А учительница сделает спектакль.

Ерошка пошел к учительнице. Она обрадовалась ему:

— Слышала я про тебя. Немножко резко ты, а в общем, все хорошо.

— Мягко ничего не сделаешь. К празднику надо спектакль сообразить.

— Не придет никто.

— Придут, кое-кто придет, я ручаюсь.

Договорился Ерошка с учительницей, а своим друзьям сказал, чтобы они все играли в спектакле.

Были у Ерошки кипучие дни. Уговорил он девчонок, и они сшили три флага из материи, купленной Гульбиным. Но ведь не оставишь флаг пустым, надо написать на нем, и Ерошка ищет в справочнике комсомольца подходящие лозунги.

Хороший, незаменимый справочник, каких только лозунгов в нем нет!

Потом Ерошка идет к Шумкову:

— Напишем на твоем флаге: «Да здравствует Советская власть и мировая революция».

Шумков согласен.

Ерошка к Гульбину.

— На твоем напишем: «Кооперация — мост к коммунизму».

И Гульбин согласен.

Ерошка к учительнице. Там вышел спор: что написать на школьном флаге?

— «Ученье — свет, а неученье — тьма», хорошо будет? — хотела учительница.

А Ерошка не согласен:

— В этом революции нету. С революцией надо.

— А если так: «Когда придет то времечко, когда мужик не Блюхера и не Милорда глупого, Белинского и Гоголя»…

— Не годится, — прервал Ерошка. — Длинно и слабо.

— «Дети — цветы жизни».

— Какой черт цветы, есть вроде мухоморов, ядовитые.

— Ну тогда что же? — потеряла терпение учительница.

— Подумать надо, у нас в детдоме было так… Постой, я припомню… «Мы учимся работать и бороться за свободу трудящихся всего мира». Ну как?

— Хорошо, — согласилась учительница.

— И революция здесь есть.

Ерошка расписал флаги звездами, серпами, молотами. По вечерам он приходил в школу и помогал учительнице шить парики, делать бороды к спектаклю. До поздней ночи сидел Ерошка над стенной газетой, писал в нее статьи, стихотворения.

К празднику все было готово. Газета получилась с большое одеяло, еще накануне прибили ее к стене кооператива. Всему народу объявили, что приглашают на праздник и митинг. Собираться к школе, оттуда пойдут с флагами на площадь. Вечером в школе бесплатный спектакль.

Утром к школе раньше всех явился Ерошка, потом пришли Шумков и Гульбин. Оба с флагами. Начали собираться ребята, они приносили неутешительные вести: того не отпустили, у того спрятали валенки, чтобы не ушел.

— Говорят, что начнем с флагами ходить, бога забудем, и не отпускают.

— Мы-де не коммунисты, и нечего нам ходить. Пусть коммунисты ходят.

— Одни пойдем, айда! — торопил Ерошка.

Из мужиков пришло человек пять, а из баб одна Антипкина мамка.

Ерошка взял флаг сельсовета и пошел впереди. За ним школьники, а в хвосте мужики и Антипкина мать.

— Начинаем «Интернационал»!

Вставай, проклятьем заклейменный…

Пели нестройно, но громко, а во дворах, заслышав пение, гавкали, надрывались цепные псы.

Пришли на