Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

и учительницу привлечь позднее.

«Сначала кадило раздую, расшевелю, там и помощники найдутся».

Ерошка — грамотей, научился в детском доме, и передовой человек. Без газет, без книжек не живет. В мешке у него несколько старых номеров «Правды», справочник комсомольца и с дюжину брошюрок. Неоценимую службу несет справочник комсомольца: в нем есть все, как в календаре, а главное — указаны революционные праздники, важнейшие даты и приложены к ним лозунги.

Открыл Ерошка справочник и долго думал над ним. А думал он, как расшевелить Хохловку, задеть всех, чтобы забегали, зашумели.

«Если митинг, собранье, — не пойдут, не станут слушать. Спектакль скоро не сообразишь, да и толку от него?.. Э, штука, это будет штука!» Ерошка решил выпустить стенную газету.

Вечером он прошелся по Хохловке, внимательно оглядывая дома и заборы. Во дворах гавкали псы.

«Нелегко будет, — сокрушался Ерошка, — нелегко…»

Вернулся и спросил у тетушки Серафимы:

— Нет ли у тебя костей либо мяса какого-нибудь? Сойдет и тухлое.

— Зачем тебе?

— Надо.

— Выдумал! Слава про тебя какая идет, знаешь?

— Не интересно и не хочу знать.

— В дом тебя никто не пустит.

— Пустят, у меня уже друзья есть.

— Кто это?

— Ребята.

— А старики-то — ух как недовольны!

— Да чего во мне плохого? Курю — это пустяки.

— Не это… У председателя что ты говорил, все ведь знают.

— И правду говорил… Есть, что ли, кости-то?

— Сырых тебе, вываренных?

— Любых.

Друзей у Ерошки, пожалуй, было немного, разве только один Антипка Синдерюшкин. Жил он на отлете с матерью-старухой и с целой оравой братьев и сестер. Антипка — старшой, все прочие — мелочь. Жил Антипка бедным-бедно. По летам он с матерью работал в Хохловке поденно: жал, косил, возил сено, а по зимам запрягал свою хилую лошаденку в розвальни, усаживал в них всю семью и уезжал в дальние заводы и деревни просить милостыню. Так и ездил всю зиму, возвращался в Хохловку по последнему санному пути.

Вот с ним-то и сдружился Ерошка, сразу поняли оба, что они одна стать — голь и сироты, чужаки в Хохловке и надо им держаться вместе.

Ночью Ерошка взял кости и пошел к Антипке. Спал Антипка на сеновале, не было у него высокого забора и злого пса во дворе; залез Ерошка на сеновал, нашел Антипку и разбудил.

— Дай мне лагун с дегтем!

— Зачем? Куда ты?

— Завтра узнаешь. Я тебе верну его, через час принесу.

— Бери, зачем только?

— Говорю, узнаешь все.

Взял Ерошка лагун и, крадучись близ стен и заборов, к дому лавочника Аверьяна. Первый богач Аверьян в Хохловке и первый контра. Оглядел Ерошка улицу — пусто там и тут, везде. Кисть в лагун и давай водить ею по забору. Почуял Ерошку пес и к забору, загремела цепь.

Не успел гавкнуть пес, как Ерошка кинул ему через забор сырую кость. Схватил ее пес и начал грызть с довольным ворчанием, а Ерошка пишет по забору, торопится… Кинет псу косточку и опять пишет, пишет.

Тишь на улице, пустыня.

Застучал в другом конце улицы сторож березовой колотушкой и пошел в обход. Кинул Ерошка псу последние кости, сделал еще несколько взмахов кистью — и с лагуном на задворки, оттуда к Антипке на сеновал.

— Готово, лагун привязал к телеге.

— Чего ты делал?

— Забор у Аверьяна расписал.

— Расписал?

— Да, стенгазету… Забор-то уж больно хорош — широкий и высоченный! Весь я его закатал, утром читать будем.

— Догадаются сразу, что твоя работа.

— Пусть.

— Побить могут.

— Не посмеют. Я не чего-нибудь написал, а лозунги. Если он меня побьет, то будет самый последний контра и враг Советской власти.

Проснулись хохловцы, пошли по делам и обомлели — на Аверьяновом заборе дегтем было написано сверху:

«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Ниже:

«Стенная газета „Вгоняй революцию“ № 1.

Товарищи хохловцы, скоро ли вы образумитесь и будете по-настоящему жить? А то молитесь по церквам да по скитам богу, а бога-то ведь нет. Пусто на небе, пусто.

Аверьян живет у вас паном, а вы на него хребет гнете. В лавку к нему не ходи́те, в кооперативе дешевле все и лучше.

Восемь годов, как у нас революция, а земля все не разверстана. Товарищи бедняки, нечего с богачами церемониться! Землю от них долой, и заборы все порушить. Надо, чтобы братство было, а у вас псы спущены.

Да здравствует Октябрьская революция и Советская власть!

Да здравствует революция в Хохловке!

Долой буржуев и кулаков!»

Собралась перед Аверьяновым забором большая толпа, со всех концов бежал народ.

— Номер первый, значит, и другой появится.

— Аверьяну сказать надо, не знает, видно.

— А может, сам написал?

— Аверьян, сам, эту чертовщину?! Не кто иной, как тот…

Открылось окно, и высунулся сам Аверьян:

— Чего это вы, суседи, к моему дому грудитесь?

— Глянь-ка, на заборе-то што!

— Весь расписан.

— Забор расписан?

— Весь-весь.

— Места живого нет.

Выбежал Аверьян, глянул и позеленел от злости.

— Фулиганство, безобразие, позор, охаяли… Кто это, кто?

— Так он и скажет тебе…

— Антихрист тот, Ерошка. Подайте мне его! Растопчу дьявола.

— Придется ведь забор-то перекрашивать.

— Строгать, пожалуй, заново, — подсказывали Аверьяну соседи.

— Бабы, воды,