У каждого свой путь - Любовь Рябикина

В течение трех часов он раза четыре проверял ее и каждый раз находил в той же позе. Будить, чтобы связать, не решался. Ее неподвижность пугала его. Горев пришел в темноте. Марина прислушалась: в лагере все стихло. Слышались стоны раненых и потрескивание сучьев на костре. Не было слышно разговоров, неизбежных в подобных местах. Чехи, в большинстве, разошлись по палаткам, обдумывая дневной бой. Оставшиеся у костров молчали. Узнав, кого поймали, они вовсе не чувствовали себя героями. Скорее боялись, что в кровниках у них может оказаться отряд спецназа. Это было чересчур круто! Кое-кто осуждал Ахмада за безрассудность и гибель друзей. И никто не мог решить, что делать дальше.

Николай снова наклонился над ней. Его дыхание коснулось щеки. Рука женщины с зажатым камнем, молнией взлетела вверх и опустилась на висок. Горев, не издав даже стона, рухнул на нее. Женщина в доли секунды выбралась из-под тяжелого тела и спеленала Николая по рукам его же ремнем. Ноги стянула выдернутым из своих брюк. Заткнула рот заранее оторванными от тенниски рукавами. Обыскала. Из оружия не нашла при нем ничего. Судя по всему Ахмад действительно боялся, что она его прикончит и избавился от ножа и пистолета заранее. Степанова разочарованно вздохнула. Горев дышал, но ей противна была сама мысль о том, чтобы опустить камень ему на голову еще раз. Это было для нее тоже самое, что напасть из-за угла. Она не чувствовала себя в силе сделать это. В бою, другой разговор.

Чтобы он не выплюнул кляп, перетянула рот наподобие узды вторым, вырванным из низа брюк, шнурком. Приподняв край палатки с противоположной от входа стороны, выглянула в щель: никого. Охрана Горева расположилась возле входа. Марина выбралась наружу и огляделась. Возле чуть тлевшего костра сидело человек пять чехов. Они молча смотрели на огонь. Лица были мрачны.

Женщина добралась до следующей палатки и попыталась приподнять край. Ей удалось, но она мгновенно опустила брезент на место: палатка была жилой и она увидела перед собой смутно белевшее лицо. Чеченец спал, иначе он обязательно поднял бы тревогу. Марина в два прыжка очутилась у следующей палатки. Брезент не приподнимался и она вынуждена была заглянуть туда через вход. В ней находились боеприпасы. Женщина мрачно усмехнулась и забралась внутрь. Пробыла там недолго, но за это время сумела вооружиться и заминировать содержимое. Выскользнула наружу. Теперь ее интересовала рация.

Минут через пятнадцать блуждания между палатками и каждую секунду рискуя быть обнаруженной, все же разыскала палатку радистов. Там сидели два чеченца и что-то бубнили в эфир. Она не стала прислушиваться. Просто ворвалась внутрь и вырубила обоих прикладом по голове. Они, от неожиданности, даже встать не успели. Степанова связали бородачей друг с другом их же ремнями. Заткнула рты фуражками. Тщательно прикрыла полог и принялась настраиваться на волну федеральных войск:

— Бамут, Бамут, я Искандер! Нахожусь в учебном лагере боевиков. Вызываю огонь на себя. Оставляю рацию включенной. Повторяю…

К ней прорвался далекий голос Андриевича:

— Искандер! Шансы на спасение есть?

Она твердо и спокойно ответила:

— Нет. Я окружена. Вызываю огонь на себя! Пеленг по рации. Они сейчас бросятся на меня. Прощайте!

Степанова знала, боевики еще не скоро сообразят, что рации захвачены и она успеет уйти, но ей не хотелось жить. После убийства Бесланова жизнь потеряла всякий смысл. В голове колокольчиком звенело: ты убила своего! Вызывая огонь на себя, она надеялась прихватить с собой не один десяток бандитов и погибнуть, чтоб дети не видели позора матери. Чтобы в них не тыкали пальцем: дети убийцы!

С неба через десять минут обрушился шквал огня. То била артиллерия подполковника Силаева. Костю разбудили посреди ночи и попросили накрыть обнаруженный лагерь боевиков залпами. Сообщили, что один из разведчиков вызывает огонь на себя по пеленгу, так как попал в ловушку, но не назвали имени. Силаев засек координаты работающей радиостанции и учебный лагерь в мгновение ока был смешан с землей.

Многие из боевиков не успели даже проснуться, а уже беседовали с Аллахом. Палатка с радиостанцией взлетела на воздух вскоре после открытия огня. Маринка ждала этого. Спокойно сидела перед рацией и смотрела перед собой остановившимися глазами. Ее, вместе с палаткой имевшей пол, приподняло над землей и со всей силы стукнуло о шест затылком. Степанова почувствовала только удар. Перед глазами вспыхнуло багровое пламя. Ее запутало в изодранный осколками брезент и отбросило в сторону метров на тридцать. По счастью, упала она головой в кусты, а не на камень, торчащий в десятке сантиметров. По веткам сползла вниз и остановилась. Канонада продолжалась еще минут пять, а затем стихла.

Андриевич тоже засек координаты. Посреди ночи, на трех БТРах, он рванул из-под Бамута с добровольцами из спецназа и разведки в разгромленный лагерь боевиков. Вацлав страстно надеялся на чудо. Каждую минуту БТРы могли нарваться на фугас или мину, оставленную на дороге боевиками, но он не мог поступить иначе. Механики-водители старались не думать о смерти и жали на всю “железку”.

В поиск рвался весь отряд. Андриевич взял только тех, кто был знаком со Степановой лично. Полковник знал, что не имеет права рисковать собой и завтра должен будет ответить за свой поступок, но сознательно пошел на нарушение. Спецназовцы Огарева торопили механиков-водителей, поминутно заглядывая в люки:

— Быстрее, мужики! Может, Искандер кровью истекает? Быстрее!

Водители выжимали из старых машин все, что могли и страшно жалели, что управляют не ракетами.

Николая Горева спас от смерти телохранитель. Он при первом залпе влетел в палатку и обнаружив начальство в столь беспомощном состоянии, перерезал ремни. Оба успели скрыться в лесу за минуту до того, как все взлетело на воздух. Ахмад с горечью констатировал, что и второй его лагерь на чеченской земле перестал существовать из-за Маринки.

Николай догадался, кто вызвал огонь на его учебный центр. Только Маринка могла плюнуть на опасность и остаться в лагере. Метров через триста, со склона горы он глядел на объятый огнем бивак и думал о том, что его злой гений наконец-то погибла. Вздохнул, вспомнив золотые волосы и яростные глаза. Окинул беглым взглядом огненный шквал и направился в горы. Он понимал, что Степанова его обыграла. Из двухсот боевиков спастись успели чуть больше двух десятков. Они бежали в разные стороны, побросав оружие. Практически все, не по одному разу, вспомнили проклятие женщины, звучавшее со скалы. Она прокляла их и отряд перестал существовать.

Андриевич издали заметил бушевавший огонь. Пламя неслось по сухой траве вверх по склонам, оставляя за собой черную дымящуюся землю. БТРы понеслись напрямик, сквозь огонь. Шорох и треск неслись со всех сторон. Трещала еловая хвоя, отбрасывая снопы искр в ночь. Из-за дыма было трудно дышать. Большинство мужчин намочили маски водой. Спецназовцы по дороге сыпались с брони, как горох, разбегаясь в стороны и старательно осматривая каждый труп. Повсюду в земле зияли воронки. От горевших вокруг деревьев было светло, как днем. Черные тени человеческих фигур метались в красноватом свете пожара.

Мешков первым добрался до центра лагеря. Что-то звало его именно сюда. В горевших кустах валялся ком дымящегося брезента и торчали ботинки маленького размера. Парень, кашляя от дыма и прикрывая лицо от огня одной рукой, кинулся в полыхавший куст. Обжигая руки о начавший заниматься брезент, схватил замотанное тело и выскочил обратно. Судорожно принялся разматывать: Марина могла задохнуться. На ладонях вздувались и лопались пузыри. Прорезиненная ткань прилипала к коже, а он лишь шипел и морщился, а размотав, заорал так, что все сбежались:

— Нашел!!!

Кто-то сбросил с себя куртку и расстелил ее на земле. На Марине не было ни царапинки, если не считать легких порезов на лице и перемотанной грязным бинтом руки. Но она лежала, как мертвая. Дыхание обнаружили только при помощи зеркальца, случайно оказавшегося у одного из разведчиков. Иван, продолжая стоять на коленях, потряс ее:

— Марина! Маринка! Да что же это, Господи?! Почему она так лежит?

Обвел безумными глазами столпившихся мужиков. Голова женщины моталась в его руках из стороны в сторону вместе с безвольными руками. Волосы рассыпались. Иван только тут заметил на ней чужую тенниску и то, что она без лифчика. Грудь колыхалась под трикотажем. Осторожно уложил на куртку снова и обернулся к молчавшим друзьям:

— Мужики, неужели ее…

Он заорал так яростно, что находившийся уже в добром километре Горев услышал и на минуту остановился, оглянувшись. Полковник подошел и заставил сержанта замолчать:

— Даже если и так! Она все равно не сдалась, раз уж сумела вызвать огонь на себя. Только сдается мне, ничего с ней не случилось. Гляди, на ней ни синяка, ни царапинки. А Искандер не из тех, кто легко сдается. Синяков должна быть масса. Ладно, мужики, собирай трофеи, если что осталось и уходим. Ее на плащ-палатку и в БТР.