Франция. Большой исторический путеводитель - Алексей Дельнов

Россия сыграла определенную роль и в возникновении экономического кризиса. Как раз в декабре 1810 г. император Александр подписал новый таможенный тариф, по которому очень высокими пошлинами облагались все предметы традиционного французского экспорта, особенно шелк, бархат, дорогие вина.

Подозрительный Наполеон все увереннее приходил к выводу, что в Петербурге ведут против него тайную игру. Что там хотят заполучить герцогство Варшавское и Данциг. И что если уж Англия - «близок локоток, да не укусишь», то лучший способ одолеть ее - укусить Россию.

МОСКОВСКИЙ ПОХОД

Уже в 1810 г. Наполеон начал углубленно читать книги о России. При его способностях - он наверняка переварил огромный объем информации.

15 августа 1811 г. на торжественном приеме дипломатического корпуса, явившегося поздравить императора с днем рождения, он неожиданно набросился на русского посла Куракина с упреками в неверности союзу. В конце прозвучало: «Пока секретные намерения вашего двора не станут открытыми, я не перестану увеличивать армию, стоящую в Германии!». После такой выходки можно было почти с уверенностью говорить, что война не за горами.

Наполеон решил заставить Австрию и Пруссию заключить с ним военный союз. Это ему удалось, а иначе и быть не могло - эти страны сохранили какую-никакую свободу только благодаря его милости. К тому же их государи и сами не прочь были поучаствовать в дележе будущей добычи. Только Меттерних с его прозорливостью великого политика понимал, что конец наполеоновской империи не так уж далек.

Австрия обязалась выставить 30 тысяч человек, Пруссия - 20 тысяч. Сверх того, последняя должна была осуществить огромные поставки продовольствия (в том числе 70 миллионов бутылок спиртных напитков).

200 тысяч человек предоставляли прочие сателлиты, такие, как итальянские государства, Иллирия, Вестфалия, государства Рейнского союза, Швейцария. Некоторые контингента должны были подойти из захваченной части Испании. В наполеоновской армии уже служило 90 тысяч поляков, князь Понятовский был назначен командующим корпусом. Бельгия, Голландия, ганзейские северогерманские города были уже включены в состав Франции, и наборы в них осуществлялись так же, как в старых ее департаментах (и в старых, и в новых от них пряталось все больше народу). Всего первый эшелон Великой армии составляло более полумиллиона бойцов, еще более ста тысяч должны были подойти позднее.

***

Полки двигались через Германию и Польшу к Висле и Неману. Сам император отбыл к своей армии 9 мая 1812 г. из дворца Сен-Клу близ Парижа в сопровождении императрицы Марии-Луизы.

В Дрездене собрались все союзные государи, чьи армии должны были обрушиться на Россию всесокрушающей лавиной. Здесь были и король Прусский, и император Австрийский с супругой (тесть и теща Наполеона). Они были не только покорны (когда повелитель выходил к ним в своей знаменитой треуголке, они все до единого стояли с непокрытыми головами), но и восторженны. В их преданность Наполеон ни на грош не верил, но по общему настрою понимал, что никто не сомневается в победе - это радовало. Задержавшись здесь на две недели, император отправился дальше, к Неману - уже без императрицы.

Чего ждал он тогда от предстоящей войны? Судя по всему, о «покорении России» в прямом смысле он не помышлял. Его задачей было поставить строптивую империю на место, нагнать страха - чтобы нигде больше в континентальной Европе не было ни слова, ни дела поперек его воли. Разбить в генеральном сражении, продиктовать свои условия из Смоленска, в крайнем случае - из Москвы (но если до этого и дойдет, то в следующем году). А потом - вожделенный бросок на Индию. «Предположите, что Москва взята, Россия повержена, царь помирился или погиб при каком-нибудь дворцовом заговоре. И скажите мне, разве недоступен тогда путь к Гангу для армии французов и вспомогательных войск, а Ганга достаточно коснуться французской шпагой, чтобы обрушилось это здание меркантильного величия» (т.е. Англия) - делился он своими планами с одним из приближенных.

Поляки приветствовали его с еще большим энтузиазмом, чем в 1807 г.: они были уверены, что теперь-то уж точно будут вознаграждены восстановлением государственности, включающей по крайней мере еще и Литву, и Белоруссию. Но император, весь в заботах о предстоящем походе, неодобрительно хмурился, посматривая на разнаряженных и напудренных шляхтичей, хотя те глядели на него с обожанием: «Господа, я бы предпочел видеть вас в сапогах со шпорами, с саблей на боку, по образцу ваших предков при приближении татар и казаков». Что же, отдадим господам должное - многие из них действительно взялись за саблю и сражались храбро.

22 июня Наполеон был в Литве, в Вильковышках. Там он издал приказ по армии, в котором перечислил все вины, за которые Россия должна быть наказана. Там же содержались такие примечательные слова: «Рок влечет за собой Россию: ее судьба должна совершиться. Считает ли она нас уже выродившимися? Разве мы уже не аустерлицкие солдаты?… Но мир, который мы заключим… положит конец гибельному влиянию которое Россия уже 50 лет оказывает на дела Европы».

Переправа началась в ночь на 24 июня. Перед этим император делал рекогносцировку, выбирая подходящие места, и когда скакал по полю, из-под копыт коня выскочил заяц. Испуганный конь отпрянул, всадник свалился на землю - но лишь ушиб бедро. Кто-то из сопровождающих поделился тревогой, сочтя это за дурное предзнаменование. Но Наполеон отшутился.

На другой берег в российские пределы перешли старая и молодая гвардия, кавалерия Мюрата, потянулись один за другим корпуса, возглавляемые маршалами. Уцелевший участник похода вспоминал: «Перед нами лежала пустыня, бурая, желтоватая земля с чахлой растительностью и далекими лесами на горизонте». Далее мемуарист утверждает, что эта картина уже тогда показалась ему зловещей. Как знать - может, уже показалась, а может, еще нет.

***

Не будем слишком подробно говорить об этой войне. В конце концов, мы привыкли считать, что «гроза двенадцатого года» - это в первую очередь наша история, а не чья-либо еще, пусть даже французская. Ограничимся (если удержимся) рассмотрением несколько схематичным.

Русских генералов Наполеон ставил невысоко. Хорошим военачальником (хоть и не очень умным) считал Багратиона, с большими оговорками выделял Беннигсена - но знал, что оба они в настоящее время на вторых ролях. Кутузова, несмотря на то, что разбил его под Аустерлицем, ценил за хитрость и осторожность - но Кутузов вообще был не у дел. О Барклае-де-Толли ничего конкретного Наполеон не знал, а потому думал, что он вряд ли выделяется из общего среднего уровня (про покойного Суворова генерал Бонапарт в свое время говорил: «У него есть сердце великого полководца, но нет его ума». В устах весьма чувствительного к чужой славе человека, это уже похвала).

До Вильно Великая армия дошла, практически не встретив сопротивления, если не считать нескольких перестрелок с казаками. Сюда к Наполеону прибыл посланный императором Александром генерал Балашов с последним предложением о мире, но встретил решительный отказ, причем высказанный в тоне резком и высокомерном. Французский император считал, что переговоры будут уместны только после большого сражения, которое он несомненно выиграет - а тогда и разговор будет другой.

У Наполеона были основания чувствовать свое превосходство: его армия была как минимум вдвое сильнее противника. Несколько расстроили его только донесения разведки, что русские поспешно покидают пресловутый Дрисский лагерь, в котором их армия, напротив, должна была сосредотачиваться (по заранее составленному плану иностранного специалиста Фуля). Тут бы он всех наших и прихлопнул.

Русская армия отступала двумя колоннами: одной, большой командовал Барклай, другой Багратион. За Барклаем Наполеон двинулся с главными силами сам, против Багратиона отрядил маршала Даву и своего брата вестфальского короля Жерома («царя Ерему»). Два корпуса (где преобладали австрийцы и баварцы) Наполеон выделил для действий на северном фланге с угрозой столице российской империи - им противостоял корпус Витгенштейна (которого потом иногда именовали «спасителем Петербурга»). На южный фланг были отряжены две дивизии - чтобы встретить русские войска, освободившиеся после поспешно заключенного с Турцией мира и теперь спешащие на подмогу основным силам (армия Чичагова).

У Багратиона ситуация была сложнее некуда, он почти неизбежно должен был попасть в гибельное окружение. Однако «царь Ерема», мужчина самоуверенный, но ума не великого, с заданием не справился, и Багратион выскользнул из мешка.

Отступление наших колонн прикрывали отряды Остермана-Толстого, Раевского и других генералов, не раз вступавшие в тяжелые неравные бои. На подступах к Смоленску солдаты Раевского бились так отчаянно, что один из лучших наполеоновских маршалов Ней едва не угодил в плен.