Гангутцы - Владимир Рудный

Карпов уверенно вел корабль, считая, что даже минимальные ошибки рулевых четырех впереди следующих тральщиков гарантируют ему достаточно широко протраленную полосу фарватера.

К исходу ночи двадцать третьего ноября, обогнув Гогланд, «Урал» отдал якорь у входа в небольшую северо-восточную гавань этого острова — гавань Сууркюля.

Ноябрьские ночи длинные, восход солнца в это время уже после восьми. Самая опасная часть пути позади. Затемно можно дойти, пожалуй, до Сескара. В трюмах страдали люди, некоторые спустились туда еще неделю назад. А раненые — в каютах и салонах их так много, что команда минзага уступила им свои места, отказываясь от отдыха; а женщина, да еще с младенцем, есть пассажирка; Карпов с трудом сдерживал себя от искушения взглянуть на этого младенца, ровесника его маленького Валерки — в Ленинграде матросы приносили к Ивану Григорьевичу в госпиталь его первенца… Но такой вольности он не мог себе позволить, командир равен ко всем без исключения на корабле. Передышку в походе надо использовать для отдыха. Карпов спустился в каюту, приказав помощнику запросить от имени командира у старшего морского начальника на Гогланде «добро» на выход в Кронштадт за тральщиками или без них.

— С берега передано: ждать эсминца, пойдем с охранением, — доложил вскоре помощник. — Подписано Святовым.

Ясно: командование операциями страхует «Урал» от атак подводных лодок и катеров. Цель, конечно, выгодная, но Карпову казалось, что он пройдет и без охранения.

Он лег в постель, и снова доктор Сойбель лечил его сульфидином и горчичниками, а Сашенька Поршнев ставил банки. Карпов требовал от своих лечащих только одного: держать его в состоянии двухчасовой готовности к походу.

Ночь, день и еще ночь стоял у Гогланда «Урал». За это время к Гангуту прошли и вернулись загруженными многие тихоходные суда. Невзрачный эстонский грузовик «Минна», чудом выскочивший в канун войны из порта Штеттин, в котором фашисты пиратски задерживали суда Совторгфлота, стал теперь военным транспортом: кроме грузов, он принял на борт и доставил к Гогланду без малого восемнадцать сотен гангутцев; пришли загруженные до предела сторожевик «Вирсайтис», тральщики «Орджоникидзе» и «Ударник». «Ударником» командовал Михаил Павлович Ефимов, тот, который спас удачным маневром БТЩ «Патрон» в гангутской гавани; не дошел с этим караваном тральщик «Клюз» — от самолетов он отбился, но погиб на мине…

У Гогланда не утихал шторм. Ветер гнал к скалам шальные мины, они с грохотом рвались у берега, зловещий гул докатывался до «Урала», будоража в трюмах измученных людей. Матросы, вооруженные длинными футштоками, не спускали глаз с тяжелых, стынущих волн.

Пришел из Кронштадта эсминец, проводил минзаг до Сескара, до кромки плавающего льда. Карпов поблагодарил командира за помощь и отпустил эсминец снова к Гогланду, зная, как опасны льды для его нежного корпуса.

«Урал» шел без ледокола, то наваливаясь могучим корпусом на лед, то отступая и снова с разбега пробивая себе путь к Кронштадту. И опять Карпова донимал его механик Иван Карпович Дука:

— Осторожно с задним ходом, товарищ командир. Где мы достанем такой винт, как в Лондоне дали!..

Ох уж этот поставленный в Лондоне бронзовый винт!..

На Большом Кронштадтском рейде не пришлось даже якорь отдавать — льды держали «Урал» на месте.

Поблизости готовились к походу транспорты и боевые корабли. Последние гангутские походы. Высокий многопалубный турбоэлектроход «Сталин» ушел из гангутской гавани в последний раз двадцать второго июня. Теперь ему предстояло прорваться к хорошо знакомому полуострову через минные поля и снять с него арьергард.

К «Уралу» сквозь льды, пыхтя и нещадно дымя, пробился портовый буксир. Он ссадил на трап командиров с турбоэлектрохода и забрал самого неприятного для команды пассажира: это был тот самый шпион в драной красноармейской форме, которого фашисты забросили на Гангут, чтобы разведать, зачем ходят к полуострову кронштадтские корабли; его содержали в отдельной каюте под полубаком, обезобразив ее решеткой, и Карпов, ссадив шпиона, приказал решетку немедленно сломать и выкинуть за борт.

Командиры, прибывшие с турбоэлектрохода, долго расспрашивали Карпова о минных полях и фарватерах, по которым ему удалось благополучно провести такую махину и доставить на Большую землю на две тысячи больше гангутцев, чем ему положено было взять. Их удивил жесткий режим, введенный командиром «Урала»: скоб-трапы и долгое стояние в трюмах. «А нам приказано устроить деревянные сходни…»

— И напрасно, — сказал Иван Григорьевич. — Случись беда — не управиться команде с тысячами пассажиров, охваченных паникой…

Потом пришел «Суур-Тыль», ветеран Балтики, он еще в восемнадцатом выводил из Гельсингфорса линкоры и эсминцы революционного флота в легендарный «Ледовый поход»; ледокол собрал караван и повел его к морскому каналу — опять надо идти мимо батарей в Стрельне и Петергофе.

Нет, не будет Иван Григорьевич в третий раз искушать судьбу, не полезет он с тысячами гангутцев на борту под огонь в строю каравана, когда нет у него свободы маневра из-за пароходика, с испугу наступающего ему на пятки…

Карпов поотстал, пропуская этот пароходик вперед, и решил переждать, когда ледокол проведет остальные суда — сам он, видя, что торошения не будет и лед не успеет схватиться, надеялся пройти и без ледокола.

Не зря отстал Карпов. Немцы не открывали на этот раз огонь, ожидая, как сработает устроенная ими у входа в канал ловушка. Точно на створе они уложили под снег противотанковые мины, наверно, ночью на саночках приволокли их на лед. «Суур-Тыль» надвинулся на лед и наскочил на мины. Они разворотили ледоколу часть корпуса. Беда для такого судна не очень страшная, но в носу, в шкиперской, полно ветоши, красок, керосина, всякое боцманское добро это полыхало долго, пока команда ледокола, войдя в канал, не погасила пожар.

«Урал» подождал немного и двинулся вперед, по следам каравана, расталкивая закопченные льдины.

Он поднялся по Неве к мосту Лейтенанта Шмидта.

По обледенелым гранитным спускам к прорубям на реке тянулись слабеющие от голода ленинградцы с чайниками и ведрами в руках.

Карпов приказал снять с трюмов брезенты и понемногу выпускать гангутцев на палубу.

Потрясенные, шатаясь от морозного воздуха и свободы, поднимались по скоб-трапам герои и, выйдя на палубу, закрывали ладонью глаза.

Набережные в сугробах, давно не виденный город в снегу. И людей в штатской одежде мало, люди бредут, их шатает, как на ветру, но ветра нет. Или в отвыкших от света глазах мельтешит, шатается все…

Швартовая команда стояла по боевым постам, но пришел внезапно приказ «Уралу» вернуться вниз, в торговый порт, и там выгрузить войска.

Буксир медленно потащил эту махину вниз по Неве.

Опять волновался механик, умолял командира не давать оборотов на заднем ходу.

«Урал» ошвартовался у десятого причала, его встретили представители властей блокадного города. Он привез городу войска, снаряды и хлеб.

* * *

А в это время на Ханко Кабанов приказал командиру ОВРа Полегаеву подготовить своего флагмана «Гангутец» к походам на Осмуссаар.

Быть может, когда-нибудь «Гангутцем» назовут боевой океанский корабль, но пока это имя красовалось на борту четырехсоттонного угольщика, маленьким экипажем которого командовал Николай Антипин, а комиссаром был Павел Карузе, принявший канлодку еще у офицера военного флота буржуазной Эстонии. На Гангуте кораблик перевооружили: две старые трехдюймовки, их приходилось разворачивать плечом, заменили зенитными сорокапятками нового образца; два «Максима» превратились в счетверенную пулеметную установку; ее подкрепили двадцатимиллиметровым зенитным пулеметом на турели; на баке, хоть и с муками, работая в гавани под обстрелом, воздвигли «главный калибр» — новенькое 75-миллиметровое орудие, на корме соорудили бомбосбрасыватель, теперь угольщик этот стал и противолодочным кораблем; а на крыльях мостика Авдей Тетерин, корабельный артиллерист, сумел пристроить даже два ДШК, подаренные «Гангутцу» летчиками. В сентябре и октябре канлодка несла дозоры у огромного минного заграждения в устье залива в очередь с однотипными кораблями «Веха» и «Волна». «Веха» погибла в дозоре, оставив после себя только спасательный круг, подобранный «охотником». «Волна» напоролась в шторм на камни возле Осмуссаара, где в четырнадцатом году сел на камни германский крейсер «Магдебург». «Гангутец» остался один. Он не только нес дозорную службу, он выслеживал в шхерах фашистские торпедные катера, отбивал налеты авиации, ходил с Полегаевым и его комиссаром Романовым в набеговую операцию к оккупированному эстонскому берегу, отыскивая в море обледеневший катер-«охотник», командир которого, обрадованный помощью, вместо благодарности крикнул Антипину и его команде в мегафон: «Нас мало, но мы — хозяева моря!»