Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

— Разве не может быть так, чтобы битва пошла в точности как планировалось накануне ночью? — с горящими глазами спросил Цезарь.

— Это случалось! Но примерно так же часто, как снег среди лета, юный Цезарь. Всегда помни: что бы ты ни планировал и как бы сложен ни был твой план, будь готов изменить его в мгновение ока! И вот еще одно жемчужное зерно мудрости, мальчик. Составляй план как можно проще. Простые планы работают всегда лучше, чем тактические монстры, потому что ты, полководец, не можешь осуществить свой план, не воспользовавшись цепочкой команд. И эта цепочка команд становится тем слабее, чем ниже и дальше от командира она тянется.

— Выходит, полководец должен иметь очень хорошо обученный штаб и армию, вышколенную до совершенства? — задумчиво спросил мальчик.

— Совершенно верно! — воскликнул Марий. — Вот почему хороший полководец всегда проверяет это, когда обращается к войскам перед битвой. Не для того, чтобы поднять их моральный дух, юный Цезарь, а для того, чтобы дать понять рядовым, какую задачу они должны выполнить. Если они знают, чего он от них хочет, они могут правильно истолковывать приказы, которые получают на нижнем конце цепочки команд.

— Хорошее знание своих солдат окупается, не так ли?

— Да, это так. Окупается также и уверенность в том, что солдаты знают тебя. И в том, что ты им нравишься. Если солдаты любят своего командира, они идут ради него на более тяжкие труды и на больший риск. Никогда не забывай того, что сказал Тит Тициний с ростры. Называй своих людей какими угодно словами, но никогда не давай им повода предположить, что ты презираешь их. Если ты знаешь своих рядовых, и они знают тебя, двадцать тысяч римских легионеров могут разбить сто тысяч варваров.

— Ты ведь был солдатом до того, как стать полководцем.

— Да, был. И это преимущество, которого у тебя никогда не будет, юный Цезарь, потому что ты благородный римский патриций. И поскольку ты не будешь солдатом прежде, чем стать полководцем, ты никогда не станешь полководцем в полном смысле этого слова. — Марий наклонился вперед, глаза его будто высматривали что-то далеко за рекой и чистыми лугами Ватиканской равнины. — Лучшие полководцы всегда сначала были солдатами. Посмотри на Катона Цензора. Когда ты подрастешь и станешь контуберналом, ни в коем случае не прячься позади строя. Стараясь быть полезным твоему командующему, иди в первых рядах — и сражайся! Забудь о твоей знатности. Каждый раз, когда происходит сражение, становись рядовым. Если командир возражает, если он хочет послать тебя разносить приказания по полю битвы, скажи ему, что ты предпочел бы драться. Он позволит тебе это, потому что не часто слышит такое от юношей из своего окружения. Ты должен сражаться как обычный солдат, юный Цезарь. Как иначе, став полководцем, ты сможешь узнать, что первые ряды твоих солдат прорвали строй противника? Как ты узнаешь, что пугает их, что их воодушевляет, что заставляет их нападать, словно разъяренных быков? Но я расскажу тебе еще кое-что, мальчик!

— Что? — нетерпеливо спросил Цезарь, который впитывал каждое слово, затаив дыхание.

— Пора идти домой! — сказал Марий, смеясь, но, взглянув на изменившееся лицо Цезаря, проворчал: — Ну, не надо зарываться, когда имеешь дело со мной, мальчик.

Его расстроило, что шутка не получилась, и юный Цезарь пришел в бешенство.

— Никогда не дразни меня, разговаривая о таких важных вещах! — предупредил Цезарь таким же мягким и тихим голосом, каким сказал бы это в подобной ситуации Сулла. — Это серьезно, Гай Марий! Ты здесь не развлекаешь меня! Я хочу знать все, что знаешь ты, прежде чем вырасту и стану контуберналом, — тогда я смогу продолжать свое учение на более солидной основе, чем кто-либо другой. Я никогда не перестану учиться! Поэтому прекрати свои невеселые шутки и обращайся со мной как с мужчиной!

— Ты еще не мужчина, — заметил Марий слабым голосом, ошеломленный вызванной им бурей и не вполне соображая, как с ней справиться.

— Если речь идет об учении, то я больше мужчина, чем любой из тех, кого я знаю, включая и тебя.

Голос юного Цезаря стал громче. Некоторые купальщики повернули головы в его сторону. Взглянув на соседей, Цезарь вскочил.

— Я не считаю себя ребенком, когда тетя Юлия обращается со мной как с ребенком, — сказал он уже спокойным тоном. — Но если ты ведешь себя со мной как с ребенком, Гай Марий, меня это смертельно оскорбляет! Говорю тебе, я этого не потерплю. — Он протянул руку, чтобы помочь Марию встать. — Вставай, пошли домой. Ты вывел меня сегодня из терпения.

Марий уцепился за его руку и молча пошел с ним домой.

* * *

Вдобавок ко всему события приняли новый оборот. Когда они уже входили в двери дома, их встретила Юлия. Видно было, что она ожидала их возвращения со страхом, на лице ее были заметны следы слез.

— О, Гай Марий, случилось нечто ужасное! — воскликнула она, совсем забыв, что обязана сохранять спокойствие. Даже во время его болезни перед лицом бедствия она обращалась к Марию как к спасителю.

— Что произошло, meum mel, сердечко мое?

— Марий-младший! — Видя по глазам мужа, что он потрясен вестью, она попыталась исправить ошибку: — Нет-нет, он не убит, дорогой! Он даже не ранен! Прости меня, прости меня, я не должна была говорить тебе таких ужасных вещей, но я не знаю, как быть, что мне делать!

— Сядь, Юлия, и успокойся. Я сяду рядом с тобой, а Гай Юлий сядет с другой стороны, и ты расскажешь нам обоим — спокойно, ясно и не захлебываясь, как фонтан.

Юлия села. Марий и юный Цезарь расположились по обе стороны от нее, каждый из них взял ее за руку и, поглаживая, успокаивал.

— Теперь начинай, — попросил Гай Марий.

— Произошла большая битва с Квинтом Поппедием Силоном и марсами. Где-то возле Альбы Фуценции, кажется. Марсы одержали победу. Но нашей армии удалось отступить без больших потерь, — начала Юлия.

— Хорошо. Полагаю, это не самое худшее, — мрачно заметил Марий. — Продолжай. Чувствую, там произошло что-то еще.

— Консул Луций Катон был убит незадолго до того, как наш сын приказал отступать.

— Наш сын дал приказ об отступлении?

— Да. — Юлия пыталась сдержать подступавшие слезы.

— Как ты узнала об этом, Юлия?

— Квинт Лутаций приходил к тебе сегодня. Он отбыл в официальную поездку на марсийский театр военных действий, я думаю, по поводу неприятностей в войсках Луция Катона. Я не знаю — честно говоря, я не уверена. — Она отняла свою руку у юного Цезаря и поднесла ее ко лбу.

— Нас не касается причина визита Квинта Лутация на марсийский театр военных действий, — жестко сказал Марий. — Я понял так, что он стал свидетелем битвы, проигранной Катоном?

— Нет, он находился в Тибуре, куда после сражения отступила наша армия. Очевидно, это был разгром. Солдатами никто не руководил. Единственным, кто сохранил самообладание, был, по-видимому, наш сын. Вот почему именно он отдал приказ отступить. По пути в Тибур он пытался восстановить порядок в войсках, но не мог поспеть везде. Бедные парни просто обезумели.

— Тогда почему… что здесь такого ужасного, Юлия?

— В Тибуре его ожидал претор. Новый легат, назначенный к Луцию Катону, Луций Корнелий Цинна… Я уверена, что это имя называл Квинт Лутаций. Да, так вот, когда армия достигла Тибура, Луций Корнелий Цинна принял у Мария-младшего командование. Все, казалось, было в порядке. Луций Цинна даже отметил присутствие духа, проявленное нашим сыном.

Юлия вырвала руки у своих собеседников и крепко сжала пальцы, ломая суставы.

— Все, казалось, в порядке. Продолжай, Юлия! Что же случилось потом?

— Луций Цинна устроил совет, чтобы выяснить причину поражения. Он смог опросить только некоторых трибунов и контуберналов — все легаты, по-видимому, были убиты, поскольку никто из них не вернулся в Тибур, — продолжала Юлия, отчаянно пытаясь сохранять ясность ума. — И когда Луций Цинна подошел к выяснению обстоятельств смерти Луция Катона, один из контуберналов обвинил нашего сына в том, что он убил консула Луция Катона!

— Я понял, — сказал Марий с невозмутимым видом. — Хорошо, Юлия, тебе известна вся эта история, а мне еще нет. Продолжай.

— Тот молодой человек заявил, что наш Марий пытался убедить Луция Катона отступить. Но Луций Катон обругал его и назвал италийским предателем. Консул отказался отдать приказ об отступлении и сказал, что для любого римлянина лучше умереть на поле боя, чем жить в бесчестии. Он с отвращением отвернулся от Мария-младшего. И тот контубернал сказал, что, услышав это, наш сын вытащил меч и вонзил его в спину Луция Катона по самую рукоять! Затем он взял на себя командование и приказал отступать. — Юлия заплакала.

— Неужели Квинт Лутаций не мог дождаться меня? К чему было взваливать на тебя груз подобных новостей? — резко спросил Марий.