Бита за Рим (Венец из трав) - Колин Маккалоу

— Неужели Квинт Лутаций не мог дождаться меня? К чему было взваливать на тебя груз подобных новостей? — резко спросил Марий.

— У него на самом деле не было времени, Гай Марий. — Юлия вытерла слезы, пытаясь взять себя в руки. — Его срочно вызвали в Капую. Он должен был отправляться туда немедленно. Он сказал, что вообще не имел права задерживаться и заезжать к нам в Рим, так что мы должны его еще и поблагодарить. Он сказал, что ты знаешь, как поступить. И когда Квинт Лутаций сказал это, я поняла: он поверил в то, что наш сын убил Луция Катона. О, Гай Марий, что нам делать? Что сможешь сделать ты? Ты хоть знаешь, что имел в виду Квинт Лутаций?

— Я должен отправиться в Тибур вместе с моим другом Гаем Юлием, — сказал Марий, поднимаясь на ноги.

— Но ты ведь не можешь! — задохнулась Юлия.

— На самом деле могу. Теперь успокойся, жена, и вели Стофанту послать за Аврелией. Пригласи Луция Декумия. Он сможет присмотреть за мной в пути и снимет часть нагрузки с мальчика.

Говоря это, Марий крепко держал юного Цезаря за плечо — не так, будто он нуждался в его поддержке, а скорее подавая мальчику знак, чтобы он молчал.

— Пусть Луций Декумий отправится с тобой один. Гай Юлий должен идти домой к своей матери, — сказала Юлия.

— Да, ты права, — согласился Марий. — Ступай домой, юный Цезарь.

Цезарь возразил:

— Моя мать велела мне находиться рядом с тобой. Если бы я покинул тебя в таком положении, она очень рассердилась бы на меня.

Марий стал было настаивать, но Юлия, хорошо зная Аврелию, пошла на попятный:

— Он прав, Гай Марий. Возьми его с собой.

Спустя долгий летний час повозка, запряженная четырьмя мулами, которая тащила на себе Гая Мария, юного Цезаря и Луция Декумия, выехала из Рима через Эсквилинские ворота. Будучи хорошим возницей, Луций Декумий пустил мулов бодрой рысью. Так они смогут проделать весь путь до Тибура, почти не растратив сил.

Зажатый между тушей Мария и Декумием, Цезарь с удовольствием оглядывал окрестности по обеим сторонам дороги, пока не стемнело. Ему никогда еще не представлялось случая принимать участие в поездке по столь неотложному делу, Но в душе он всегда питал страсть к быстрой езде.

Хотя у них с двоюродным братом разница в возрасте составляла девять лет, юный Цезарь хорошо знал Мария-младшего, и воспоминания младенчества и раннего детства были у него в большей степени связаны именно с Марием-младшим, нежели с другими детьми. Эти воспоминания не давали ему никаких оснований любить Мария-младшего. Не то чтобы Марий-младший плохо обращался с мальчиком или насмехался над ним. Зато другие, над кем он насмехался и мучил, отвратили юного Цезаря от Мария-младшего. Между Марием-младшим и Суллой-младшим существовало постоянное соперничество. Наблюдая это, юный Цезарь все время чувствовал, что его ощущения верны. Марий-младший всегда носил как бы две маски: очаровательную в присутствии Корнелии Суллы и язвительную, когда ее не было рядом. Он не ограничивал обсуждение своих насмешек над этой девушкой своими двоюродными братьями, он злословил о ней и со своими друзьями. Поэтому перспектива бесчестья Мария-младшего вовсе не беспокоила юного Цезаря с личной точки зрения. Но поскольку проблема касалась Гая Мария и тети Юлии, она болезненно его задевала.

Когда темнота спустилась на дорогу и в небе засиял серп луны, Луций Декумий пустил мулов шагом. Мальчик вскоре уснул, склонив голову на колени Мария, расслабившись в безразличном забытьи, которое можно наблюдать только у детей и животных.

— Ну что, Луций Декумий, давай поговорим, — сказал Марий.

— Что ж, это дело, — бодро откликнулся Луций Декумий.

— Мой сын попал в большую неприятность.

Луций Декумий сокрушенно поцокал языком:

— Нам этого по возможности хотелось бы избежать.

— Его обвиняют в убийстве консула Катона, — продолжал Марий.

— Те, от кого я слышал про консула Катона, собираются присудить Марию-младшему венец из трав за спасение армии, — заметил Луций Декумий.

Марий затрясся от смеха:

— Я полностью с тобой согласен. Если верить моей жене, обстоятельства были именно таковы. Этот дурак Катон сам подготовил свое поражение! Думаю, оба его легата к тому моменту были уже убиты, и могу только предполагать, что трибунов тоже не было при нем. Они были отправлены с поручениями на поле боя — с ошибочными поручениями, вероятнее всего. Очевидно, с консулом Катоном остались одни контуберналы. И моему сыну довелось стать тем юношей, который посоветовал командующему отступить. Катон сказал «нет» и назвал Мария-младшего сыном италийского предателя. Вследствие чего — по словам другого юноши — Марий-младший воткнул в спину консула два фута доброго римского железа и отдал приказ отступать.

— Это было неплохо сделано, Гай Марий!

— Я тоже так думаю — с одной стороны. С другой стороны, я сожалею, что он сделал это, когда Катон стоял к нему спиной. Но я знаю своего сына. Он вспыльчив и не лишен чувства собственного достоинства. Когда он был маленьким, я редко оказывался дома, чтобы выбить из него эту необузданность. Кроме того, он был достаточно ловок, чтобы не демонстрировать при мне характера. Или отыгрывался на матери.

— Сколько свидетелей, Гай Марий?

— Только один, насколько мне известно. Но мне и не нужно этого знать, пока я не увижусь с Луцием Корнелием Цинной, который принял теперь командование. Разумеется, Марий-младший должен ответить на обвинение. Если свидетель будет настаивать на своих показаниях, мой сын должен быть наказан розгами, а затем обезглавлен. Ведь убийство консула — не просто преступление. Это еще и святотатство.

Луций Декумий опять поцокал языком и не сказал ничего. Разумеется, он знал, почему его взяли в это путешествие. Его воодушевляло то, что сам Гай Марий послал за ним. Гай Марий! Самый прямой, самый благородный человек из всех, кого знал Луций Декумий. Что сказал Луций Сулла несколько лет назад? Что когда даже он выбирает кривую дорожку, Гай Марий проходит это место по прямой. Но в эту ночь дело выглядело так, что сам Гай Марий решил пройти кривую дорожку по кривой. Это не в его характере. Тут есть и другие пути. Пути, которыми Гай Марий по крайней мере попытается пойти сначала.

Луций Декумий пожал плечами. В конце концов, Гай Марий — отец. И у него только один сын. Драгоценный, единственный. Неплохой, в сущности, парень. Пожалуй, слишком самоуверенный и заносчивый. Наверное, трудно быть сыном великого человека. Особенно для того, кто недостаточно крепок. О, парень оказался достаточно храбр. И умен. Но он никогда не будет настоящим великим человеком. Для этого надо прожить трудную жизнь. Потруднее той, которая была у Мария-младшего. У него такая милая мать! Если бы у него была такая мать, как у юного Цезаря, сейчас все было бы по-другому. Аврелия с полной уверенностью в собственной правоте устроила юному Цезарю трудную жизнь. Никогда он не получал от нее лишней свободы. И в этой семье никогда не было лишних денег.

Местность, до сих пор плоская, постепенно стала подниматься. Усталые мулы не желали идти в гору. Луций Декумий отстегал их своей плеткой, обозвал нехорошими словами и пинками заставил двигаться вперед.

* * *

Пятнадцать лет назад Луций Декумий назначил себя опекуном матери юного Цезаря, Аврелии. Примерно в то же самое время он нашел для себя дополнительный источник дохода. По рождению он был коренной римлянин, принадежал к городской трибе Палатина, по цензу был членом четвертого класса, а по профессии — смотритель братства перекрестка, разместившегося в доме, где жила Аврелия. Низенький человечек с неопределенным цветом волос и неброскими чертами лица скрывал под своей непрезентабельной внешностью и отсутствием эрудиции непоколебимую веру в собственный разум и силу воли; он заправлял своим братством как полководец.

Официально утвержденные городским претором, обязанности этой коллегии включали в себя заботу о городском перекрестке снаружи здания — от подметания и очистки территории до ухода за должным образом почитавшимся алтарем, посвященным Ларам перекрестка, от присмотра за Большим фонтаном, который непрерывно изливался в древний бассейн, снабжая водой округу, до проведения празднеств. В братство входили самые разнообразные представители местных жителей мужского пола, от второго класса до неимущих, от иноземцев — таких, как евреи и сирийцы, — до греческих вольноотпущенников и рабов. Второй и третий классы, однако, участвовали в деятельности коллегии лишь пожертвованиями, достаточно щедрыми, чтобы избежать личного присутствия. Посетителями на удивление чистой таверны были преимущественно работники, которые проводили свободное время за беседой и дешевым вином. Каждый работник — свободный или раб — имел выходной один раз в восемь дней, хотя и не в один и тот же раз и навсегда определенный день недели; свободным считался восьмой день с начала работы. Поэтому количество посетителей в разные дни было различным. Но когда Луций Декумий объявлял, что необходимо сделать то или это, всякий из присутствующих оставлял свое вино и подчинялся приказам смотрителя.