Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность - Лев Клейн

Вот один из примеров Германа Роледера (Rohleder 1907: 5–7). Машинист поезда, 26 лет. Мастурбации обучился у товарищей по школе с 13 лет, но с 14, как он рассказывает, развил свой особый вид сексуального удовлетворения:

«…могучую любовь к самому себе, я ужасно влюбился в самого себя, я ухитрялся даже самого себя целовать, а именно — я становился перед зеркалом и отпускал поцелуи своему собственному отражению, при этом я получал эрекции; в то же время моим прекрасным наслаждением, которому я предавался, когда бывал один, было вставать голым перед самым большим зеркалом, которое у нас было, и наблюдать свой собственный член, и этого наблюдения бывало иногда достаточно, чтобы, не притрагиваясь к члену, достичь эякуляции».

У машиниста нет даже легкого намека на интерес к женщинам, он к ним абсолютно холоден. Нет и влечения к мужчинам.

«Я затем повесил зеркало напротив так, чтобы я, лежа на диване, мог видеть как можно большую часть своего тела, потому что зеркало было недостаточно велико, чтобы я мог видеть себя целиком. Но теперь я накопил достаточно денег, что смог купить высокое, хотя и узкое зеркало, показывающее мне всё мое тело».

Хэвлок Эллис называл это явление автоэротизмом, Роледер — моносексуализмом, но утвердился всё-таки термин нарциссизм.

Этот психологический комплекс шире, чем просто увлечение собственной внешностью. У нарциссиста ослаблена способность к восприятию других людей, их интересов и достоинств, к социальному общению (Kernberg 1975). Кристофер Лэш в работе «Культура нарциссизма» (Lash 1978) приходит к выводу об особой распространенности нарциссизма в наше время и о том, что вся современная культура несет на себе его отпечаток, культивируя индивидуализм и эгоизм. Когда Лэш изложил свои выводы на общем собрании Американской Психиатрической Ассоциации, зал аплодировал стоя.

Однако нарциссизм не ограничен современной культурой и вообще социокультурной наработкой, он более интимно укоренен в психологии личности. Поскольку каждый себя-то жалеет и любит (это обеспечивается инстинктом самосохранения), то даже некрасивый втайне отыскивает, чем бы можно было в себе любоваться, хоть какой-то своей особенностью, кто — своими волосами, кто — своим голосом, лицом или фигурой. То есть каждый — немного Нарцисс. Каждый готов постоять перед зеркалом. Разница лишь в том, что у одних — это мимолетное желание, а у других — постоянная тяга. Одни свое самолюбование оценивают критически, другие чужды самокритике.

В возникновении гомосексуальности Фрейд придавал нарциссизму особое значение. Идея понятна: если человека так влечет свое отражение, то есть свое собственное тело, то однополые с ним существа должны во всяком случае быть для него привлекательнее, чем особи противоположного пола. Нарцисс влюбляется в свое отражение, но это отражение не в воде, а в реальности. Это сам человек, а значит, и похожие на него реальные юноши и мужчины. «Пафос однородности, — пишет литературный критик Дарк (19936: 254), — характерен для всякой любви. Его выражает тривиальный лексический штамп «родство душ» — цель любовного поиска, а в гомосексуализме акцентируется сам термин.

В основе полового влечения всегда любовь к себе, но лучшему, перевоплощенному, к своему идеальному двойнику». В гомосексуальном влечении она абсолютизирована.

Евг. Харитонов (1988: 137) записывает:

«Я с детства хотел отличиться от всех… Я постоянно смотрелся в зеркало думал как вырасту и похорошею с переломным возрастом, меня сразу отличат. Я сравнивал себя с другими мальчиками, завидовал. Если видел красивого, хотел быть им. Но я вырос, черты установились, и я убедился во мне нет их красоты. Какую я любил. Какую хотел видеть на себе».

Правда, в примере Роледера налицо чистый нарциссизм, без малейшей примеси гомосексуальности. Но в других случаях такая комбинация налицо.

Любопытно письмо одного варшавянина в журнал «ETC», в отдел интимной консультации.

Парень очень сексуален, «с раннего детства интересовался сексом». В младшем школьном возрасте были сексуальные игры с сестрой. «Окончив начальную школу, уже знал, для чего служит мужской член. Начал очень часто онанировать и возбуждаться при виде собственного тела. Иногда это случалось по нескольку раз в день. Покупал порнографические фото, которые использовал для занятий онанизмом. Мне доставляло большое удовольствие и очень возбуждало, когда я вводил в прямую кишку выструганную на манер мужского члена деревяшку <…> Сексуальное напряжение было настолько велико, что однажды, одолжив книгу, где были описаны разные оргии, я за два часа умудрился кончить 11 раз». Сбежав с уроков, уезжал за город, где, вынув член, предлагал женщинам: «Идем потрахаемся». Некоторых пытался изнасиловать. Словом, бьющая через край сексуальность и любовь к собственному телу вели к эксцессам. Раз возбуждало собственное тело, значит могли нравиться и другие мужчины, не только женщины.

«Я уже давно думал о том, как вступить в половой контакт с мужчиной. Не знал только, где можно встретить таких людей и, говоря по правде, побаивался того, как всё произойдет. В конце концов от товарищей узнал, что тех, кем я интересуюсь, можно встретить там-то и там-то.

И однажды решился. Пошел в паровую баню. Там и произошел мой первый контакт с мужчиной. Ко мне подошли трое, один стал меня целовать, а другой взял в рот мой член. Никогда в жизни я не испытывал такого возбуждения, оргазм наступил практически сразу. Вышел очень довольным, чувствовал себя, как новорожденный, все заботы куда-то испарились, у меня будто выросли крылья. Потом ходил туда по нескольку раз в неделю» (Лев-Старович 1995: 347–349).

Другой пример — из наблюдений А. Молля, случай 9 (1910: 62–69). Здесь нарциссизм гораздо безраздельнее включен в гомосексуальное чувствование и поведение.

К врачу пришел 25-летний человек, из весьма состоятельной семьи.

«Уже в раннем детстве он заметил у себя склонность к красивым мужчинам. Гуляя часто со своими сестрами и братьями в сопровождении бонны, он встречал по пути много мужчин, среди коих на него производили сильное впечатление солдаты. Он вспоминает, что на седьмом году жизни его взял на руки солдат, которого он с удовольствием гладил по щеке. Грубость щек вызвала у X. очень приятное чувство, и он искал случая вновь доставить себе это удовольствие. Особенно раздражали его кавалеристы, что вполне ясно обнаружилось уже на 11-м году». Наряду с этим мальчика интересовали также молодые лакеи, каменщики и т. п., но кавалеристы всё же больше.

Почему именно кавалеристы? Дело в том, что у него было очень неясное представление о том, как совершается половое сношение: он думал, что мужчина должен сесть верхом на женщину и, охватив своими бедрами ее бедра, ввести член. «При таком своеобразном воззрении, рассказывает X., я при виде мужчины верхом на лошади легко воображал себе coitus. Но у меня при этом не было желания возлечь на девушку. Для меня было бы венцом наслаждения созерцать подобное бурное совокупление, и я завидовал мужчине и пылкости мужчины, а также его физической потенции. Подобные же представления стали впоследствии возникать у меня и при виде пешего кавалериста, а также при виде лакеев, служителей и т. д., в особенности если они стояли, раздвинув ноги».

Мастурбировать он начал с 9 лет (научила сестра). До 12 лет проделывал это очень умеренно. Потом привык и это овладевало им всё сильнее. Малейший повод, скажем, зубная боль, побуждал к мастурбации. Чтобы избавиться от этого, ходил к проституткам. «Но вследствие чрезвычайной ширины влагалища подобных женщин трение, а вместе с тем и щекотание оказывалось очень незначительным». Тотчас после такого коитуса приходилось компенсировать себя мастурбацией.

Когда X. минуло 19 лет, он уже ясно представлял себе свои чувства и их необычность. Чтение латинских авторов и беседы с товарищами посвятили его в тайну однополой любви. «У него явилась потребность прикасаться своим членом к бедрам военных всадников. Лишь на 21-м году ему пришлось впервые испытать сношение с мужчиной. Это был садовник, служивший у родителей X., красивый парень лет 26, очень понравившийся X. своими бедрами. «Мне доставляло большое удовольствие сидеть подле него, часами говорить о пикантных вещах, любоваться его красивыми глазами. Но при этом у меня и мысли не было о половом сношении с ним.

Я случайно спросил садовника, не имеют ли значения маленькие пятнышки, которые появились на моем члене, и ввиду его требования, я показал ему мой сильно напряженный член.

Садовник ощупал мой пенис, и одно это прикосновение вызвало у меня очень сильное сладострастное ощущение. С тех пор мы стали еще дружнее и откровеннее, потом он показал мне свой член, и он согласился на мою просьбу мастурбировать его. Это было для меня первым истинным половым наслаждением. Он же испытал при этом очень сильное и продолжительное раздражение, делал различные движения бедрами, страстно целовал меня в губы. И то, что он испытывал в действительности, я только чувствовал в представлении, хотя быть может еще в большей степени.