Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность - Лев Клейн

Вероятно, страх перед первым сношением поддерживался у многих первобытных племен наличием особых смертельно опасных божеств — охранителей целомудрия юношества (у греков такими божествами были изначально Аполлон и Артемида — см. Клейн 1999: 345–351).

Таким образом, боязнь первого сношения — архетип культуры, широко представленный в филогенезе человечества. Но для отчуждения юноши от общения с женским полом существенно, что на эти державшиеся в культуре идеи наслаивались психологические стереотипы, связанные с индивидуальным опытом и личными переживаниями. Известно, как болезненно самолюбивы подростки и юноши, с какой тревогой ждут они всякого первого испытания на мужество и зрелость. Известно также, как важны удачные условия первых шагов в любви — первого флирта, первых поцелуев, первого петтинга, первого сношения. Как важно, чтобы избранный юношей и случаем первый объект любви был симпатичным и чутким и чтобы события происходили в благоприятной обстановке. Нередки случаи длительной психологической импотенции в результате первого афронта, первой неудачи, первого шока.

У Чехова в рассказе «Выстрел» описан такой шок, приведший к смерти юноши.

Всячески стараются отвратить от сближения с девочками и родители, опасающиеся слишком ранних половых контактов: они ведь могут привести к нежелательным последствиям — скандалу, преждевременной беременности, обвинению в изнасиловании, заражению венерическими болезнями, отлыниванию от учебы, вообще — к уходу в разврат. И родители изощряются в запугивании, запретах, отвлекающих маневрах. Их можно понять. Матери, особенно лишенные внимания мужа, иногда просто ревнуют сына к девушкам. Им тоже можно посочувствовать. Но результатом может быть выработка у подростка стереотипа отчуждения от девочек, подсознательное стремление найти недостающую теплоту в интимном общении с юношами. Здесь всё зависит от меры его решительности, авантажности, предприимчивости, самоуверенности. Замкнутые, гордые, болезненно самолюбивые юноши, колеблющиеся и самокритичные, скорее склонны отказаться от ненадежного успеха у девочек и пойти на интимное сближение с другом, успокаивающее и облегчающее.

Продолжим рассказ попутчика Леонтьева по авиарейсу. Леонтьев спрашивает:

«— А из женщин тебе когда кто-нибудь нравился?

— Да, нравилась одна. Но у меня очень строгая мать. Она и виновата, что я стал таким. Всячески следила за мной, запугивала, утверждая, что дружить с девчонками мне еще рано. Я не мог пригласить их домой, пойти с ними погулять, так как ей казалось, что тогда случится что-то ужасное… <…> Постепенно она воспитала у меня страх перед женщинами. И я стал сторониться их, хотя и хотел быть с ними.

— Поэтому ты и вступил в гомосексуальные контакты?

— До 25 лет занимался только онанизмом. Без друзей… А потом как-то на дне рождения у однокурсника (уже был студентом) оказался за столом с одним парнем. Мы разговорились. Было поздно, нас оставили ночевать. Мы легли на одну софу. Ночью он прижался ко мне, обнял. Я почувствовал, что он возбужден, это состояние передалось и мне.

Его руки заскользили по моему телу, и я сам стал его ласкать… Меня трясло, я никогда не испытывал такого кайфа, а потом он повернулся ко мне спиной и как-то получилось само… Это было мое первое в жизни половое сношение. Было очень приятно. Мы встречались регулярно.

— А девушки тебя привлекают?

— Меня тянет к ним, но я стесняюсь подойти, познакомиться.

— Ты любишь своего друга?

— Привык к нему, привязался. Он очень хороший человек. А любви… ее, пожалуй, нет».

Леонтьев ставит диагноз:

«Это был типичный гетеросексуал, волей обстоятельств и неумной матери, собственной застенчивостью и неправильным воспитанием загнанный в гомосексуальное болото. И помочь ему было довольно просто — стоило лишь познакомить его с хорошей девчонкой, которая без лишних слов ляжет с ним в постель и даст почувствовать себя настоящим мужчиной».

Это он и собирался сделать: записал адрес попутчика, обещал ему позвонить. Леонтьев не сообщает, выполнил ли он это намерение, предложил ли он парню «хорошую девчонку».

Боюсь, что диагноз его лишь отчасти верен, и его простой рецепт не поможет. Да, у парня были гетеросексуальные интересы, но ведь и гомосексуальные приключения, по крайней мере, ему не претили. Да, были и давление матери, и застенчивость. Да, парень не решается назвать свою привязанность к другу любовью. А «хорошая девчонка, которая без лишних слов ляжет с ним в постель», — это и будет настоящая любовь? «Почувствовать себя настоящим мужчиной»… Да ведь похоже, что он уже себя чувствует мужчиной, способным на сексуальные наслаждения, способным их давать и получать. Он ведь говорит о том, что это был «такой кайф»… Почувствует ли он, что с женщиной лучше, это уже под вопросом.

Похоже, что Леонтьев и сам это понял. У повествования есть неожиданная концовка: при выходе Леонтьев увидел своего попутчика — «он стоял с каким-то парнем и, не обращая ни на кого внимания, нежно целовал его» (Леонтьев 1992).

Письмо Сергея, студента 21 года, к Шахиджаняну (1993: 174):

«Из армии меня комиссовали с диагнозом невроз. Мама воспитывала меня скромно и строго. Я замкнут и стеснителен и даже не думал знакомиться с девушкой. Я и сейчас их боюсь, никогда не целовался с ними.

В восьмом классе влюбился в одноклассника. Не знаю, что со мной происходило, но он мне часто снился. Я сейчас переписываюсь с ним (всё рассказал ему в письме, он настрого приказал мне об этом не писать, но переписку не прекратил). Он женат, а я и сам не знаю, что мне нужно. В контакт вступать — сумасшествие!

После армии я сильно изменился. Начал пить, курить, красить ногти, сделал химию и перекрасил волосы. Однажды я попал в вытрезвитель: сильная степень опьянения, и в камере мужчины делали со мной, что хотели. Я всё помнил, но меня это не напугало. Позже на рынке меня пригласил в душ один мужчина, и я согласился. Там он проделал со мной то же самое.

Вы первый, кому я всё так подробно рассказываю. Никто из моих знакомых ни о чем не догадывается, только удивляются перемене в моем характере. Теперь я легче общаюсь даже с незнакомыми, со мной всем весело, но, когда остаюсь один, довожу себя до слез. Мне страшно, я боюсь, что не смогу иметь семью. Я очень люблю детей.

Кто же я? «Голубой», да?! Мне страшно».

У Шахиджаняна на это и несколько других писем юношей один ответ:

«Они не виноваты в том, что и как произошло. Виноваты взрослые, которые не смогли правильно воспитать своих детей». А между тем, «мама меня воспитывала скромно и строго». В восьмом классе влюбился в одноклассника. Видимо, парень был к этому предрасположен от рождения. Единственное, что, возможно, способствовало реализации этой предрасположенности, это его стеснительность и его боязнь девушек, которую, быть может, строгое воспитание если не породило, то усиливало.

У Зилэнда в интервью с американскими солдатами-геями приведены высказывания Джеффа о его подростковой сдержанности с девочками.

«Я выходил и виделся с несколькими девушками, И одна девочка пыталась заполучить меня в постель, когда мне было только 15. А я, право, не хотел этого. Вообще. Потому что я знал, что это нехорошо.

3. А почему ты знал, что это нехорошо?

Дж. Ну потому, что мне это говорили в церкви. Не имей секса, пока не женишься. Но. Мы окончили на том, что остались только друзьями. Вот так. Мне нравились две другие девушки. У меня никогда не было секса с ними» (Zeeland 1993: 24).

Джон, другой солдат-гей, сообщил:

«Знаешь, просто играть эту роль пай-мальчика, всего лишь ходить в школу, приходить домой к мамочке — я был таким затворником, никогда ничего не делал. Наверно, поэтому у меня сейчас столько забавы. Мне не разрешалось делать всё то, что проделывали мои сверстники. Я был как бы заперт».

Выход из запертой камеры он, как и многие, нашел не в ту дверь, которая охранялась мамочкой и церковью, а в другую, неохраняемую, неназываемую и всего лишь молчаливо запретную.

5. Нарцисс и его отражение

Есть редкие случаи, когда половое влечение направлено не на женщин, но и не на других мужчин, а на самого себя. Такие люди влюбились в себя, их эротически привлекает свое собственное тело. Им уже никто не нужен, кроме себя любимого. Психологи расценивают это как болезненное отклонение от нормы и даже придумали для него специальный термин — нарциссизм, использовав античный мифологический образ Нарцисса, столь красивого, что он влюбился в свое отражение в воде. Нарциссисты не просто увлекаются онанизмом — они мастурбируют перед зеркалом.

Вот один из примеров Германа Роледера (Rohleder 1907: 5–7). Машинист поезда, 26 лет. Мастурбации обучился у товарищей по школе с 13 лет, но с 14, как он рассказывает, развил свой особый вид сексуального удовлетворения: