Дьявол носит «Прада» - Лорен Вайсбергер

– Ну конечно, я согласна, ничего лучшего сейчас не найти. Томми Хилфигер. Шанель. Апартаменты Оскара де ла Ренты. И это только первый день. Просто не знаю, поможет ли мне это попасть в «Нью-Йоркер», но, наверное, еще рано судить. Просто все это кажется таким нереальным, понимаешь?

– Что ж, как только тебе захочется соприкоснуться с реальностью, разыщи меня, ты знаешь где. – Лили достала из кошелька проездной на метро. – Если тебе вдруг понадобится маленькое гетто, ты всегда обретешь его в Гарлеме, мои роскошные пятьдесят квадратных метров в твоем полном распоряжении.

Я расплатилась, и мы обнялись. Она хотела объяснить мне, как лучше добраться от Седьмой авеню до моего нового жилища, и я несколько раз поклялась, что знаю, как найти подземку, и где сделать пересадку, и как добраться от остановки на Девяносто шестой улице до своего дома, но, лишь она ушла, я тут же поймала такси.

«Это только сегодня, – сказала я себе, устраиваясь на теплом заднем сиденье и стараясь дышать так, чтобы не чувствовать запаха, исходящего от водителя, – ведь я теперь работаю в „Подиуме“».

Приятно было убедиться в том, что весь остаток недели не слишком отличался от первого дня. В пятницу мы с Эмили вновь встретились в семь утра в белоснежном вестибюле, на этот раз она вручила мне мой собственный электронный пропуск; на нем была моя фотография, но я никак не могла припомнить, когда она была сделана.

– Это от камеры внутреннего наблюдения, – сказала Эмили, видя мое недоумение, – они здесь повсюду, чтоб ты знала. У нас случались серьезные кражи, и отделы одежды и драгоценностей попросили установить видеонаблюдение. – Похоже, курьеры, а то и редакторы сами и таскали. Так что сейчас администрация следит буквально за каждым.

– Следит? Что значит «следит»?

Она быстро шла по коридору, направляясь к кабинету Миранды; ее бедра в облегающих желто-коричневых бриджах от «Севен» размеренно покачивались. Днем раньше она сказала, что мне следует всерьез задуматься над тем, чтобы купить себе такие же, потому что другие Миранда надевать в офис не разрешала. Эти и еще Марк, но только по пятницам и только с высокими каблуками. Марк? «Марк Джекобс», – пояснила она раздраженно.

– Ну, благодаря камерам и карточкам они всегда знают, что ты делаешь. – Эмили бросила на стол сумку с логотипом Гуччи и принялась расстегивать сильно приталенный кожаный блейзер, который, как мне показалось, очень мало подходил для декабря. – Вряд ли они смотрят на эти камеры, пока что-нибудь не пропадет, но вот электронные пропуска – эти все расскажут. Каждый раз, как тебе надо пройти мимо охраны, ты пропускаешь его через считывающее устройство, и у них появляется информация о твоих перемещениях. Поэтому они знают, находится ли человек на своем рабочем месте, и если тебе вдруг понадобится уйти – а тебе никогда не понадобится, если, конечно, не случится что-то уж совсем ужасное, – ты отдашь мне свой пропуск, и я отмечу его. Так ты не потеряешь деньги за то время, которое отсутствовала. И ты, если будет нужно, сделаешь то же самое для меня – все так делают.

Я еще не пришла в себя после этого ее «тебе никогда не понадобится», а она продолжала:

– То же самое в столовой. Там есть особая расчетная карточка; заносишь на нее определенную сумму, а касса потом вычитает. Так они узнают, что ты ешь. – Эмили отперла дверь в кабинет Миранды, шлепнулась на пол и тут же принялась заворачивать очередную коробку.

– А им есть дело до того, что я ем? – Мне вдруг представилось, что я несчастная героиня Шэрон Стоун в фильме «Щепка».

– Может, и нет. Но знать они знают. То же самое в тренажерном зале – ты пользуешься карточкой и там, и в книжном киоске, когда покупаешь журналы. Наверное, это помогает им поддерживать внутреннюю организацию.

Поддерживать организацию? Я работаю на компанию, которая понимает «организацию» как постоянную слежку за тем, куда ходит каждый сотрудник, что он предпочитает на обед и сколько минут способен крутить педали велотренажера. Повезло же мне.

Вот уже четвертое утро подряд я вставала в половине шестого, совершенно вымоталась от постоянного недосыпания, и сейчас мне потребовалось пять минут, чтобы вылезти из пальто и усесться за стол. Хотелось положить голову на руки и закрыть глаза, но Эмили кашлянула. Очень громко.

– Ты мне не поможешь? – Это явно не было вопросом. – Ну-ка заверни что-нибудь. – Она выразительным жестом подтолкнула ко мне груду белой бумаги. Ее компьютер громко пел голосом Джуэл Килчер.

Отрезаем, кладем, сгибаем, заклеиваем; так мы с Эмили проработали все утро, останавливаясь только затем, чтобы позвать курьера после каждых двадцати пяти коробок. Коробки пролежат в отделе доставки до середины декабря, а потом, по нашему указанию, их разнесут по всему Манхэттену. Коробки, предназначенные для пересылки в другие города, были собраны в кладовой и ожидали отправки экспресс-почтой «Ди-эйч-эл». Я знала, что все они будут отправлены без малейшей задержки и прибудут в место назначения не позднее следующего утра, – поэтому никак не могла понять, к чему такая спешка в конце ноября. Но лучше было не спрашивать. По всему миру будет разослано больше тысячи бутылок: они отправятся в Париж, Канны, Бордо, Милан, Рим, Флоренцию, Барселону, Женеву, Брюгге, Стокгольм, Амстердам и Лондон. В Лондон – целыми дюжинами. Их доставят в Пекин и Гонконг, Кейптаун и Тель-Авив, и даже в Дубай. За здоровье Миранды Пристли поднимут бокалы в Лос-Анджелесе, Гонолулу, Новом Орлеане, Чарлстоне, Хьюстоне, Бриджхэмптоне и Нантакете. Бутылки разнесут по всему Нью-Йорку – городу, целиком состоящему из друзей Миранды, докторов Миранды, ее прислуги, стилистов, нянечек, визажистов, психотерапевтов, инструкторов по йоге и гимнастике, ее водителей и лично ее обслуживающих продавцов. Ну и конечно, они достанутся множеству людей, так или иначе связанных с модной индустрией. Дизайнеры, манекенщицы, актеры, редакторы, специалисты по рекламе, по связям с общественностью – каждый имеющий хоть какое-то отношение к миру моды получит соответствующую своему рангу бутылку, заботливо доставленную курьером «Элиас-Кларк».

– Как думаешь, сколько все это стоит? – спросила я Эмили, отрезая, кажется, уже миллионный кусок плотной белой бумаги.

– Я же говорю, я заказала спиртного на двадцать пять тысяч долларов.

– Да нет, как ты думаешь, сколько это стоит все вместе? Я имею в виду, разослать все эти свертки за одну ночь по всему миру. Наверняка в некоторых случаях доставка будет стоить больше, чем сама бутылка третьего разряда.

Казалось, Эмили была заинтригована. Впервые брошенный ею на меня взгляд выражал нечто большее, чем неприязнь, раздражение или безразличие.

– Ну-ка посмотрим. Доставка по стране обойдется в среднем в двадцать долларов, а международная доставка стоит кучу денег, уж наверняка не меньше внутренней. Я вроде где-то слышала, что расходы на курьера составляют одиннадцать баксов за посылку. Если же мы посылаем тысячи посылок, тогда, чтобы подсчитать дополнительные затраты, надо все умножить на одиннадцать. Или взять нас: у нас уходит целая неделя на то, чтобы вдвоем все это упаковать. Значит, складываем наш недельный заработок и получаем еще четыре тысячи… – Тут я запнулась, осознав, что наша с ней недельная зарплата – это, похоже, чуть ли не самая малая капля в море.

– Да уж, кругленькая получается сумма. Впечатляет, да? Но тут рассуждать нечего: она – Миранда Пристли, и этим все сказано.

Около часа Эмили заявила, что хочет есть, и пошла вниз, в столовую, с девушками из отдела аксессуаров. Я думала, что она возьмет обед наверх, потому что так мы обычно и делали. Я прождала десять, пятнадцать, двадцать минут – она не показывалась. В столовой мы еще ни разу не обедали, чтобы не прозевать звонок Миранды, но вообще-то это было смешно. Прошел еще час, потом полтора, два – я уже не могла думать ни о чем, кроме еды. Попыталась позвонить Эмили на мобильник, но у нее был включен автоответчик. Что она там, умерла, что ли? Подавилась салатом или просто задремала после фруктового коктейля с мороженым? Я уже хотела было попросить кого-нибудь принести мне поесть, но потом подумала, что это неудобно. С чего бы совершенно незнакомым людям нести мне обед? Скорее это мне по должности полагается бегать за чужими обедами. «Ах, дорогая, я так занята, так занята со всеми этими коробками, что никак не могу отлучиться. Может, вы принесете мне сюда индейку и круассан? Как мило с вашей стороны». Я так и не смогла это произнести. И вот, когда прошло уже три часа, а от Эмили все еще не было ни слуху ни духу и точно так же не подавала о себе знать Миранда, я совершила немыслимое: оставила офис без присмотра.

Непрерывно озираясь по сторонам, я спустилась в вестибюль и, убедившись, что Эмили в пределах видимости нет, рванула через приемную. Кнопку лифта я нажала раз двадцать. Софи, секретарь приемной, очень красивая азиатка, вскинула брови и тут же отвела глаза, и было непонятно: она просто удивляется моему нетерпению или наверняка знает, что я бросила офис Миранды на произвол судьбы? Не было времени об этом думать. Двери лифта раскрылись, и я сумела-таки вскочить внутрь, даже несмотря на то что костлявый, похожий на законченного наркомана парень в зеленых кроссовках со слипшимися от геля волосами, глумливо улыбаясь, нажимал на кнопку «Ход». Никто не подвинулся, чтобы дать мне место, хотя в кабине его было предостаточно. В обычных обстоятельствах это вывело бы меня из себя, но сейчас я могла думать только о том, как бы раздобыть что-нибудь поесть и тут же вернуться.