Евгения, или Тайны французского двора. Том 2 - Георг Борн

Нужно было воспользоваться удобной минутой.

Марион хотела во что бы то ни стало запереть дверь тюрьмы, равно как и нижнюю железную дверь, и затем отнести оба ключа к отцу; эта, хотя и недолгая работа, требовала однако некоторого времени и особой осторожности.

Она решилась привести в исполнение свое намерение. Если бы ее поймали, то ей, отверженной, нечего терять.

Нужно было любой ценой спасти принца. Она схватила его за руку, подвела к двери и тихонько открыла дверное окошечко, так что можно было видеть происходившее в коридоре.

— Идите вперед, — прошептала она, — не ждите меня! Видите на той стороне темную лестницу? Вы должны, крадучись по коридору, добраться до нее. Старайтесь без малейшего шума спуститься по ступеням; внизу лестницы вы найдете слугу дона Олимпио.

— Валентино, он здесь?

— Не говорите с ним ни слова. Идите скорее к выходу, который я не заперла; оставьте открытою железную дверь; тогда вы попадете в морг и достигнете улицы.

— Свободен, я буду свободен! Девушка, как благодарить тебя за твою самоотверженность!

— Ни слова, принц; слышите, как только сторожа пройдут к тому месту, где пересекаются коридоры, бегите скорее.

Марион тихо отворила дверь и вытолкнула принца, он подошел к лестнице, она убедилась, что он счастливо добрался до последней.

Сторожа опять вернулись; она должна была пропустить минуту, когда они проходили мимо опасного места, откуда могли видеть коридор. Нищая схватила простыню и поспешно свернула ее; потом взяла ключ.

Побег удался, легкий сквозной ветер на лестнице доказал ей, что принц и Валентино прошли через железную дверь; принц был спасен, и через минуту будет на улице Жербье.

По звуку шагов в коридоре, она догадалась, что сторожа направились к перекрестку. Она быстро отворила дверь, — руки дрожали, — наконец ей удалось неслышно вложить ключ в замок; она прокралась в коридор, притворила дверь и дважды провернула медленно ключ. Нельзя было мешкать, ибо сторожа уже возвращались.

Вытащив поспешно ключ из замка, она, как тень, пробралась к лестнице. Когда же она достигла первых ступеней и оглянулась назад, то сторожа шли уже вдалеке.

Они ничего не слышали, ничего не видели.

Марион опустилась на колени, молитвенно благодаря Бога, потом, дрожа всем телом, спустилась с лестницы.

Из незапертой железной двери навстречу ей подул холодный ветер.

Кругом было темно, как в могиле.

Нищая осторожно, по стенке, прошла длинный коридор.

Наконец она нащупала холодное железо двери — ключ был в замке. Внизу царствовала глубокая тишина — Камерата уже достиг улицы.

Марион сошла с каменных ступеней, которые вели в морг, и тихо заперла железную дверь.

Никто не мог предположить, что заключенный принц убежал этой дорогой.

Никто не поверил бы возможность этого бегства, в особенности, увидев труп в темнице.

Нищая положила простыню на мраморный стол и пошла к выходу. Отворив последнюю дверь на улицу, она увидела стоявших за столбами принца и слугу.

Она замкнула и эту дверь.

Камерата бросился к Марион — он был исполнен живейшей благодарности к ней и не хотел уйти, не высказав ее спасшей его девушке, хотя Валентино звал его в карету.

— Я еще увижу тебя, благородное создание, — прошептал он Марион, — я докажу тебе, что ты оказала помощь не неблагодарному.

— Я сделала это, принц, из благодарности и уважения к маркизу, — возразила Марион. — Об этом не стоит и говорить! Я счастлива уже тем, что все так хорошо удалось. Прощайте, принц!

Камерата хотел остановить нищенку, но та быстро исчезла в темноте.

Пока Валентино с принцем спешили в отель Монтолон, Марион побежала в дом отца. Ей удалось положить незаметно ключи на место.

Рассветало, когда она оставила двор, и пока она дошла до заведения Луазона, уже настал день.

Марион была страшно утомлена, когда угрюмый привратник отворил ей ворота.

Но о побеге принца Камерата никто не догадался. На другой день донесли префекту полиции и министру юстиции, что заключенный № 73 лишил себя жизни.

Императору также доложили о случившемся.

VII. ПРАЗДНИК НАПОЛЕОНА

Карл Людовик Бонапарте старался более всего подражать своему дяде. Трудно объяснить, почему он Наполеона I называл своим дядей, а себя Наполеоном III. Он имел такое же право называть его дедом, потому что если падчерица последнего, Гортензия Богарне, была замужем за Людовиком Бонапарте, то история происхождения Карла Людовика Бонапарте покрыта мраком неизвестности.

Однако он находил для себя выгодным называть Наполеона I своим дядей и, насколько возможно, подражать ему. Он рассчитывал при этом на ореол славы, которым первый император все еще был окружен в глазах французов; он хотел заимствовать частицу этой славы, предполагая, что его положение от этого упрочится.

С болезненной заботливостью он собирал все воспоминания, долженствовавшие послужить ему в некотором роде основанием, и операция эта оказалась отличной, так как он присвоил себе даже имя. Заботясь о том, чтобы при первом возможном случае воскресить военную славу французов и шествовать даже в этом отношении по следам своего дяди, он установил 15 августа так называемый день Наполеона, который должен был ежегодно пышно праздноваться в память Наполеона I. Последний, как известно, родился на острове Корсика в Аяччио в 1769 году, 15 августа.

Французы, любящие увеселения и развлечения, очень обрадовались новому празднику (новый император хорошо понимал свой народ и умел находить его слабую сторону). Он приказал, чтобы ежегодно в этот день все императорские театры были открыты бесплатно для народа, и кроме того заботился о разного рода увеселениях, чтобы сделать воспоминание о Наполеоне I как можно приятнее.

Через несколько месяцев после рассказанного в предыдущих главах, в этот день весь Париж облекся в праздничные одежды. Все общественные здания были украшены флагами, а некоторые площади триумфальными арками, народ в праздничных платьях направлялся на Елисейские поля, в Булонский и Венсенский леса; бесчисленные экипажи и всадники оживляли широкие, прекрасные, украшенные гирляндами улицы, в церквях служили торжественные обедни, а в Тюильри собирался блестящий двор.

Но собственно праздник должен был начаться после обеда на Вандомской площади, где были устроены из завоеванных пушек огромные колонны, увенчанные фигурой Наполеона I в сюртуке и треугольной шляпе. Сама восьмиугольная площадь была окружена подмостками; ее украшали высокие мачты, убранные коронами и знаменами; а ложа для императора с супругой блистала золотом и бархатными драпировками.