Крах тирана - Шапи Казиев

– Такие владыки живут по другим законам, – ответил Шахман. – Что ему Дагестан – ему весь мир подавай. Он теперь за Индию принялся. А Кавказ он оставил своему брату – Ибрагим-хану.

– Я это слышал, – сказал Сурхай-хан.

– Расскажи лучше, много ли у наместника войска?

– Ему подчинены все войска в Азербайджане, Грузии и Армении, – перечислял Шахман. – И все, которые стоят в Дербенте, и те, которые…

– А пушки? – торопил Сурхай-хан, желая побольше узнать о противнике.

– Их у него тысячи, – говорил Шах-ман. – И с чугунными ядрами, и со свинцовыми, и с мраморными.

– А каковы его военачальники?

Сурхай спрашивал о вооружении, доспехах, новшествах – обо всем, что нужно было знать перед битвой с регулярными войсками.

Шахман и здесь имел сведения, хотя и несколько преувеличивал мощь войск наместника.

Заканчивая свой длинный рассказ, из которого следовало, что силы наместника бесчисленны, Шахман заключил:

– Горе тому, кто посмеет выступить против Ибрагим-хана.

– Никакой он не хан! – вспылил Сурхай. – Такой же самозванец, как и его разбойник – брат, именующий себя шахом! Чернь, укравшая трон!

Шахман видел, что Сурхай горит жаждой мести, но полагал, что месть эта может обернуться для Сурхая гибелью.

– Не гневайся на меня, великий хан, – сказал Шахман, приложив руку к сердцу. – Но я скажу, что думаю…

– Продолжай, – кивнул Сурхай, едва сдерживая негодование.

– Надир принес нам много бедствий, – начал Шахман. – И каждый горец мечтает разделаться с ним, как он того заслуживает. Но то, что я видел и что знаю, заставляет меня предупредить тебя.

– Предупредить? – переспросил Сурхай-хан.

– Мне не хотелось этого говорить, но, если горцы опять станут воевать с Надир-шахом, он непременно нас разобьет и превратит Дагестан в пустыню.

– Этого никогда не будет! – твердо сказал Сурхай-хан.

– Затем переселит сюда каджаров, – продолжал Шахман. – А уцелевших горцев отправит в Персию, пока они не исчезнут там среди других племен.

– И что же ты решил мне посоветовать? – гневно спросил Сурхай. – Покориться Надиру?

– Обмануть его, – сказал Шахман. – Сделать вид, что мы согласны быть его союзниками.

– Союзниками? – не верил услышанному Сурхай-хан.

– Временно, – объяснял Шахман.

– Похоже, андалалцы тебя тоже не поняли, – ответил Сурхай-хан, намекая на недавние события в Согратле. – Когда они согласятся на такой союз, то и я, может быть, подумаю.

Раз уж никто не собирался признавать его вождем, прикидывал Шахман, то оставалось надеяться, что Сурхай-хан согласится собрать всех под свои знамена и склонить влиятельных людей на союз с шахом, каким бы противоестественным он ни казался. А Шахмана сделают посредником между горцами и Надиром. А там уж он сумеет получить от шаха рагам с его подписью и печатью, который возвысит его над остальными. И андалалцы еще будут умолять о прощении за нанесенное ему оскорбление.

– Главное, чтобы шах оставил нас в покое, – продолжал уговаривать хана Шахман. – А когда он будет разгромлен великими державами, все станет на свои места, и ты вернешь себе Шемаху.

– Шемаху я верну своей саблей, – жестко ответил хан и сделал слуге знак, чтобы тот вернул Шахману принесенный им подарок. – Но не этой, на которой написано, что ее сделали персидские мастера. У меня таких сабель много, но я добыл их в битвах с каджарами. Так что верни ее тому, у кого взял. А здесь ей не место.

– Прости, если я тебя разгневал, – удрученно отвечал Шахман. – Я хотел лишь, чтобы ты обрел новую славу, а не думал, как защитить свой народ от врага, который разбил даже турецкого султана. Даже афганцев, которые считались непобедимыми воинами…

– Посмотрим, кто кого победит, – спокойно ответил Сурхай-хан. – А сначала мы узнаем, на что годится брат Надира Ибрагим, называющий себя ханом. Сегодня мой сын с нашими лучшими воинами выступает в Джар на помощь восставшим.

«Когда-то он лишился руки, – подумал Шахман. – А теперь может лишиться всего, если не перестанет злить Надир-шаха».

– А тебе советую покинуть Кумух, – продолжал Сурхай-хан, заканчивая неприятный разговор. – Тебя следовало бы казнить, так как андалалцы от тебя отказались. Но я тебя прощаю в благодарность за полезные сведения… Уходи, пока не поздно. Я тебя не трону, но за людей поручиться не могу – слишком они настрадались от нашествия твоих друзей.

– Они мне не друзья, – пытался возразить Шахман.

– Как и я, – сказал Сурхай-хан, отворачиваясь от Шахмана.

К вечеру Шахман со своим караваном отбыл из Кумуха. Решив нигде больше не задерживаться, он направился в Дербент.

Глава 8

На хуторе Наказух поднимались стены нового дома. Чупалав трудился не покладая рук, обтесывая камни и укладывая один ряд за другим. Дело спорилось.

Дети, которых Чупалав приучал к делу, старались ему помогать. Пир, что постарше, подавал отцу камни, Мухаммад месил в яме известь, добавляя в нее конский волос, чтобы камни крепче держались друг за друга, а Сагит, самый младший, таскал эту смесь в кожаном ведре, едва поспевая за отцом.

– Не накладывай так много, – советовал сыну Чупалав. – Надорвешься.

– Я сильный! – упрямился Сагит. – Я вчера двух ребят поборол!

По-прежнему красивая Аминат носила из родника воду, помогая строителям. Но уже пора было готовить еду, и она принялась разжигать в очаге огонь.

Помолившись вместе с сыновьями и пообедав, Чупалав ходил вокруг стен, присматриваясь, ровно ли они поднимаются, и прикидывая, когда можно будет перекрыть их бревнами. Работы оставалось на несколько дней, но, чтобы поднять наверх бревна, требовался сильный помощник. Он мог бы справиться с этим и сам, но не хотел, чтобы дети видели, как он мучается с длинными тяжелыми бревнами. Сыновья считали его таким богатырем, что не удивились бы, взлети бревна наверх от одного его прикосновения.

Пока он размышлял, кого бы позвать на подмогу, из Согратля приехал Муса-Гаджи.

Мусе-Гаджи было около двадцати пяти лет. Он был высок и худощав, доброе лицо украшала рыжеватая бородка, не по годам проницательные глаза выдавали в нем человека умного и решительного. Он был мастер на разные выдумки, и на самые трудные, рискованные дела всегда звали Мусу-Гаджи. Знали: где не хватит силы, там выручит его смекалка. Муса-Гаджи был единственным сыном в семье. Ему с детства приходилось много трудиться, помогая отцу. Когда тот погиб в военном походе, забота о матери и доме легла на его плечи. Жизнь многому его научила, сделала сильным и умным. Даже парни постарше предпочитали его не задирать, потому что Муса-Гаджи всегда находил способ одолеть соперника.

Когда его впервые взяли в поход, его конь чуть не сорвался в пропасть на скользкой тропинке, но Муса-Гаджи ухватил его за хвост и помог выбраться. Самым же известным его подвигом была победа над тремя грабителями. Тогда Муса-Гаджи шел в Дербент продавать серпы, выкованные отцом. Невдалеке от города на него неожиданно напали каджары, которые захватывали и продавали в рабство юношей. Муса-Гаджи не растерялся. Сначала он прыгнул в протекавшую мимо речку и скрылся в лесу, а когда его снова настигли, он уже был готов к схватке. Связав серпы гроздями в виде якоря и привязав к ним веревку, он метал это орудие в того, кто оказывался поблизости, выдергивал из седла разбойника и прикончил кинжалом одного за другим. Домой он вернулся, не распродав серпы, зато с тремя отличными скакунами и мешком оружия.

– Сам Аллах мне тебя послал, – обрадовался Чупалав, тепло приветствуя друга.

– Я тоже подумал, что помощник тебе не помешает, – ответил Муса-Гаджи, отдавая уздечку Сагиту.

– Напоите коня и хорошенько накормите, – велел Чупалав сыновьям.

– А потом можно покататься? – спросил Сагит, с восторгом разглядывая красивого скакуна.

– На то вы и джигиты, – кивнул Муса-Гаджи.

– С приездом! – улыбнулась Аминат, поднося ему чашу с водой.

– Здравствуй, сестра! – улыбнулся в ответ Муса-Гаджи.

Сестрой он звал ее не только потому, что был близок этой семье. Когда они с Чупалавом умыкали Аминат, он вынужден был к ней прикасаться, а чтобы это не было сочтено бестактностью, сначала сказал ей: «Будь мне сестрой перед Аллахом, а я буду тебе братом».

Муса-Гаджи похвалил крепкие стены, приметил бревна, лежавшие наготове, и сказал, что приехал в самое время.

– Рано еще бревна класть, – покачал головой Чупалав.

– Если мы сегодня закончим последнюю стену, завтра можно и перекрыть, – предложил Муса-Гаджи.

– Зачем так спешить? – удивился Чупалав. – Что люди скажут? Не успел гость приехать, а его уже работать заставляют.

– Что это с тобой? – усмехнулся Муса-Гаджи, снимая черкеску и закатывая рукава рубахи. – Если бы мы боялись того, что скажут люди, тебе бы не для кого было строить дом.

– Хотя бы отдохни с дороги, – уговаривал Чупалав. – Расскажи, как там, дома?