Внеучебная Практика (СИ) - Гусина Дарья

— Нам пора на кладбище, — вздохнул Тони.

— Типун тебе… — Богдан замахал на него рукой. — Следи за языком, Тоша! Вам, Олевским, существам далеким от страхов людей… маленьких, хрупких и очень смертных…, все равно, а я в магию слова очень даже верю.

— Ну… если это так важно. Давай посетим место последнего приюта, отдохновения от мирской суеты и…

— Лучше уж вообще… молчи! По коням!

Глава 9

Глава 9

— Возмутительно. Просто нет слов.

Голос барона фон Райндорфа был очень тих, но мы все равно вздрагивали при каждом его слове. Сидели мы, покаянно опустив головы, на неудобных кроватях, панцирные сетки которых в тот момент казались пыточными орудиями. По крайней мере, Марьяша ерзала и морщилась. Из нас троих, по нашему с Ксеней мнению, как зачинщица «мероприятия», больше всех была достойна порицания, но Марьяшина точка зрения от нашей явно отличалось.

Милли стоял у двери воплощением скорби и упрека. С него взятки были гладки – пока мы шатались по клубам, он сидел в своей любимой библиотеке «ночных волюмов» - книг, которые «делились» своими ценными знаниями по магнаукам только с наступлением тьмы.

— Я понимаю, — негромко выговаривал отец Ксени, — вы искали выход из ситуации… но, позвольте… неужели трудно было выбрать заведение поприличнее?

Мы еще ниже склонили головы.

— Если получилась такая накладка с заселением, можно было позвонить мне. Я бы прислал машину, и вы бы прожили эти несколько дней в приличном отеле, а не в этом свинарнике. Или просто провели бы время до конца ремонта в нашем поместье. Там с коловратом Лучезары не возникло бы никаких проблем.

Почему-то этот простой и самый очевидный способ никому из нас в голову не пришел. Или пришел – тут я покосилась на Ксению – но был расценен как… скучный?

— Мне придется обратиться с личным докладом к министру по чрезвычайным ситуациям, — продолжил Никита Генрихович, — и предоставить информацию об участии в сегодняшнем… уже вчерашнем… — барон посмотрел на часы, — инциденте членов моей семьи и близкого к ней круга.

Барон посмотрел на меня. Отец Ксении – прекрасный, очень умный и здравомыслящий человек. Дочери он предоставил полную свободу действий, полагаясь на ее благоразумие (которое, как показали события в «Двойной Луне», оказывается, могло давать сбой). О моей ситуации барон знал: Иван Дмитриевич поговорил с ним, когда стало понятно, что наше детское общение с Ксеней в начальной школе переросло в крепкую дружбу. Я каждый год проводила у фон Райндорфов Рождество и летние каникулы.

Мама Ксении, женщина несомненно интересная, добрая, милая, но от науки далекая, относилась к собственной дочери и таким незаурядным для ее возраста экспериментам в квазигенетике… благоговейно. Иногда за обеденным столом или в огромной гостиной Райндорф-Парка я замечала, что в взглядах Натальи Матвеевны, направленных на Ксению, читается удивление. По-моему, баронесса до сих пор искренне поражалась тому, что смогла произвести на свет столь выдающееся создание. Поэтому воспитанием Ксени в основном занимался ее отец.

— Зная господина Чатрышского и его язвительный характер, уверен, что меня ждет немало «остроумных» замечаний, — Никита Генрихович поморщился. — Не могу не признать, — голос барона смягчился, — что ваше присутствие в клубе и вмешательство Лучезары спасло немало жизней. Я буду напирать на этот факт и, уверен, никаких репрессий по отношению к Лу не последует. Но мне страшно подумать, что было бы, не поговори я с начальником полиции. Твое имя, Ксеня, уже сегодня склоняли бы в прессе. И ваше, Марья Сигизмундовна. И твое, Лучезара… что стало бы катастрофой.

— Мы вам очень благодарны… спасибо… — нестройно проговорили мы почти хором.

— В восемь часов, милые мои, за вами придет машина с моим личным помощником. Вас доставят в общежитие и больше никаких… слышите?... никаких самоволок. Лично прослежу!

После ухода Никиты Генриховича мы вчетвером как-то незаметно очутились на кухне, вокруг стола. Я привычно протянула руку к самовару, но коловрат мой был, что называется, на донышке, а искать удлинитель, чтобы подключить гибридный прибор к розетке ни у кого не было ни сил, ни желания. Наша троица отправилась в комнату, а Милли отбыл к себе, на второй этаж хостела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я, наверное, слишком громко вздыхала в кровати, потому что Ксеня тихо отозвалась со своего места у окна:

— Как ты себя чувствуешь? Как твоя аура?

— Нормально. Ваш семейный врач сказал, что глубинные слои не задеты.

— Жутко было?

— Немного. Странный получился вечер.

— Не то слово.

Ксеня помолчала и тоже вздохнула:

— Ты ведь понимаешь, что это предложение… было очень подозрительным и неожиданным… и ты все равно бы…

— Понимаю, — сердито, чтобы скрыть, что расстроена, сказала я. — Уж и помечтать нельзя.

— Я знаю. О чем ты думаешь. Ты хотела бы признаться двум этим… молодым господам…

— Красавчикам, — не без ехидства ввернула я.

— Один из них просто ну настолько симпа… — мечтательно начала Ксеня, но опомнилась и продолжила тем же жалостливым тоном: — Ты могла бы признаться в том, что ты не кадавр, а необычный человек. И даже…

— … устроиться к ним в агентство на подработку.

— Тебе не надо подрабатывать. Твои родители богаты, Лучезара.

— Но в конце первого курса у нас будет практика…

— … и мы должны будем выбрать один из миров Десятки. Однако не факт, что тебе позволят покидать наш мир. Капалов ведь однозначно велел – не высовываться.

— Вот понятия не имею, к чему эти ограничения! Сроду мной никто не интересовался, — пробурчала я.

— Иван Дмитриевич чепухи не посоветует. Я помню, что ты мечтаешь попасть на Криминалистику, но ты же знаешь, там такой отбор, сумасшедший просто.

— И девушек туда редко берут. А я… сплошная аномалия, человек с аберрантной энергетикой. И никто пока толком не знает: ценить меня или спасаться бегством. Я все понимаю, Ксеня. Давай спать.

— Да! Засните вы уже, наконец! — рявкнула из-под одеяла Марьяша. — Надеюсь, в новой общаге у нас действительно будут разные спальни.

Я поворочалась на неудобной кровати, мечтая, чтобы побыстрее наступило утро. Время шло, а я все не засыпала. После отката стазиса чесалась голова, к тому же Ри-ши, почему-то оказавший мне честь спать этой ночью в моей кровати, ворочался и свистел носом на подушке рядом.

Если не приведу волосы в порядок, завтра буду похожа на насадку для швабры. Я встала, наощупь нашла расческу на тумбочке и, вспомнив, что упаковала свое зеркало, пошла в туалет. Пикси забормотал что-то, взлетел и, сонно жужжа, полетел следом.

Ри-ши залез ко мне в карман халата, а я принялась расплетать пальцами колтуны на затылке. Их у меня слишком много, волос. Другие девчонки мне завидуют. Они просто не знают, как тяжело ухаживать за этой копной, сколько нужно шампуня, воды и особых средств для расчесывания. Спасают меня только косы, но в это мире мода на них давно прошла.

По сравнению со взрывом и прочими стрессами ночи все другие события последних дней как-то померкли. Я и думать забыла о призраке и опечатанном туалете этажом ниже.

…Этот звук повторился несколько раз… словно кто-то постукивал по трубам… все громче, все ближе. Булькнула вода в унитазе. Ри-ши беспокойно заворочался в кармане на боку. Дошло до меня не сразу, а когда дошло, сердце в груди трепыхнулось и упало вниз.

Призрак там, за моей спиной? Я боялась шевельнуться, застыв с расческой в руке.

… нужен ответ… незавершенное дело… очень важно…

Это прозвучало как… собственная мысль, немного размытая, словно сложно сосредоточиться. Значит, так они разговаривают с живыми, призраки. Я медиум? Мне радоваться или паниковать?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

… сейчас… сейчас… иначе все напрасно… иначе он напрасно ждал так долго…

И все-таки это не тип «дэ». Тип «дэ» - это примитивная квазимасса, остатки памяти, заключенные в эктоплазме. Призраки типа «дэ» не могут передавать свои мысли, у них и мыслей-то нет, они лишь помнят и проецируют страх-тоску, цепляясь за свои останки или дорогие при жизни вещи.