Муж-озеро (СИ) - Андрианова Ирина Александровна "iandri"

- Ничего, оно короткое! – прохрипел он, обернувшись, и ветер мгновенно унес его слова, так что их не успели расслышать.

«Вот так хрен. Забрались!», - злобно подумал Серега и что есть силы надавил плечами на ветровой поток, пытаясь подвинуть его вперед, а за ним – и свое тело.

У него было свойство: чем хуже была ситуация, тем проще становились его мысли и тем меньше оставалось места для сомнений. Товарищи знали: если он не свернул сейчас, то вероятность того, что свернет потом, когда наступит полная ж…па, еще меньше. Это качество было спорным, но, по счастью, они еще ни разу не оказывались в обстоятельствах, когда оно сильно им повредило. Смотреть вперед было невозможно, поэтому Серега видел только порывы снега под ногами. Вдруг сквозь них он увидел задники лыж и понял, что почти уперся в рюкзак Игорьку. Тот, судя по всему, в свою очередь прижался к Иону; а Серега задниками своих лыж ощутил легкий толчок лыж Мишани.

«Дай Бог, паровозиком пройдем». – Он обернулся, но увидел только склоненную, как у быка, тяжелую мишанину голову и темный горб рюкзака. Ничего позади разглядеть было невозможно: метель заглатывала предметы на расстоянии трех шагов.

- Начни перекличку! – крикнул он, но получился сдавленный хрип, как в вате.

Мишаня понял. Осторожно, чтобы не потерять равновесие и не упасть, он повернулся назад и передал эстафету дальше. Группа прошла еще метров пятьдесят; эстафета вернулась. Против ветра Серега не услышал, что именно Мишаня ему кричит, но судя по интонациям, все было в порядке – поголовье на месте.

«Только бы никто не упал», - взмолился Серега.

Ветер уже не менял песни, а непрерывно выл в ухо на одной ноте. Наверное, они вошли в центр «аэротрубы». Тут нельзя было ни о чем думать, ни в чем сомневаться, ничего бояться – надо было просто медленно и тупо передвигать ноги. Должно быть, эта мысль передалась всем, потому что люди сжались, как пауки, вцепившиеся в паутину. Ни одного лишнего движения, ни одной лишней поверхности, выставленной против ветра. Всю его ярость принимал на себя один Ион. Но и его усиливала крепость тех, кто шел сзади. Как таран, группа ползла вперед, пробивая собой ветер.

Сначала Сереге показалось, что перед ним что-то блеснуло: он опасливо приподнял глаза и увидел в конце ущелья солнце. Оно тоже боролось с метелью, чтобы помочь людям. Чем ближе паучий таран подвигался к выходу, тем слабее становился ветер. Наконец, стиснувшие проход камни начали расступаться, а стены - оползать вниз. Ущелье заканчивалось. Впереди, немного книзу завиднелось снежное поле, окруженное округлыми белыми глыбами – должно быть, это были большие камни, некогда упавшие с перевала, а сейчас обледеневшие и занесенные снегом. Но откуда они упали, видно не было – горизонт застилала белая мгла. Метель хоть и поутихла, но не исчезла. Теперь они были внутри той самой тучи, что видели полчаса назад.

«Не успели прорваться», - молча зафиксировал Серега.

- Это что, озеро? – крикнул он Иону.

Тот кивнул. Группа тем временем собралась в плотную кучку. Участники пытались спрятаться от ветра друг за другом, и судорожно натягивали на лица балаклавы и капюшоны.

«Похоже, ночевка на озере отменяется. И перекус – тоже. Хорошо бы знать, куда идти».

Ион махнул палкой в сторону самого большого камня, что-то беззвучно прокричав. Видимо, это был ориентир на начало подъема.

«А ведь наверху, наверное, будет еще хуже, - без эмоций подумал Серега. – И если кто-то улетит, то далеко».

Вдруг прямо над головами в туче мелькнул просвет. Он стал расширяться, и на несколько мгновений мглы выступило очертание склона. Он заканчивался маленькой v-образной выемкой – перевальным седлом. Справа от нее в невидимую бездну уходил крутой каменистый кулуар, а над ним высилась круглая белая гора со скальными зубчиками у вершины. Слева от перевала шел длинный обрывистый гребень с еще одним маленьким понижением в середине. Видимо, это и был Ложный Каменный, про который говорил Ион. Глядя на его гладкий, без единого деревца взлет, становилось понятно, почему не стоит лезть на него ни с той, ни с другой стороны.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

- А направо, наверное, тот каменистый подъем, про который Ионыч говорил, - ткнул палкой Игорек, хотя Сереге и так было ясно. – Хорошо, что мы туда не пошли…

Перевал был совсем близко. За ним - спуск, безветрие (можно надеяться!) и лес, лес, лес. А там и шатер, костер, печка…

- Сейчас снова накроет! Пошли быстрей!

И правда, разметенное ветром небесное окно уже стягивалось. Сначала исчез Ложный перевал, потом – каменистый подъем на Истинный. Лишь галочка седловины еще какое-то время висела в метельном тумане. Как путеводная звезда, она освещала путь восьмерым маленьким лыжникам, издали похожим на длинных жуков на тонких ножках. Боясь, что белая тьма поглотит их, они спешили к своей звезде плотной прямой цепочкой, почти не тратя время на галсы. Танюша больше не думала об усталости – она думала только об одуряющем, убийственном холоде. Пока они стояли на ветру у озера, хотя это было совсем недолго, мороз успел прорвать хлипкую оборону ее тела, и теперь, как оккупант, постепенно продвигался все глубже. Сырые ноги первыми оказались в его власти. Замерзание сначала ощущалось как острая боль вперемешку со страхом, но то была лишь первая стадия: пальцы уже начали терять чувствительность. И привычное лекарство – движение – не помогало. Танюша волокла ноги наверх, как чужие замерзшие колоды, и только боль напоминала, что они пока еще остаются частью ее тела. Следом стали отмерзать пальцы рук. Остановиться, чтобы сжать их в кулак внутри варежки и потереть, она не могла – нужно было непрерывно работать палками, чтобы не отстать. Лицо, которое она закрыла снизу шарфом, а сверху и с боков – плотно стянула капюшоном, оставив только глаза, отчаянно сигнализировало о себе той же болью, переходящей в онемение. Только эта боль была не ползучей, как в ногах, а хлестала наотмашь вместе с порывами ветра. Сигнал означал, что спустя сутки на щеках появятся белые волдыри, потом они лопнут, корочка покраснеет, высохнет и отвалится, оставив после себя розовые пятна. И сделать опять-таки ничего было нельзя. Оставалось только проклинать поход, перевал, подъем. Иона, которых их сюда затащил, Серегу, у которого кожа, наверное, луженая и ничего не чувствует, и себя саму, за то что в очередной раз не хватило воли отказаться от похода и от неизбежных мучений. Потому что, не будь их, она задохнулась бы в пустоте. Наклонив голову как можно ниже, она видела только свои лыжи, поэтому не сразу заметила, что вокруг посреди снега появились оголенные камни. Заметила лишь тогда, когда стало тяжело перелезать через них. Значит, они добрались до седловины. Было бы логично пройти ее без лыж, но остановиться и перестегнуться на таком ветру было невозможно, поэтому группа продолжала безнадежно шкрябать полозьями по камням. К счастью, перевал был широким, и тут не образовалось ветровой трубы, как в ущелье. Но Танюша успела так измучиться, что ей и этого было довольно. Ей хотелось плакать; она не давала волю слезам лишь потому, что соленая вода из глаз усилила бы их обмерзание. Изредка поворачивая голову, она видела черные пятна камней, лежащие на склонах слева и справа; они казались бесплотными точками, висящими в белой мгле. Мгла была повсюду – впереди, позади, сверху, снизу. Танюша была готова поверить, что она бесконечна и уже поглотила весь мир. Города, родственники, прошлое, будущее – все это было лишь иллюзией, которая мгновенно промелькнула в случайном разрыве белого тумана, и тут же туда канула обратно. Реальностью были только удары ветровой плети и морозный ужас, мало-помалу заполнявший тело Танюши. Она с удивлением вспомнила, что еще несколько часов назад мечтала о любви. Сейчас она рассмеялась бы над этой мечтой, если бы могла смеяться. Потому что в мире на самом деле не было никаких мужчин и женщин, да и самого мира никогда не было. Не было и Танюши, и ее жалких желаний. Всегда были только снег, холод и ветер.