За что сражались советские люди - Александр Дюков

Меж тем идея очищения восточных земель от недочеловеков носилась в воздухе; к планированию этого благородного мероприятия присоединялись все новые лица.

Фельдмаршал Герд фон Рундштедт, прославившийся своим противодействием эсэсовскому террору в Польше, на сей раз превзошел в кровожадности самого Гиммлера. Тот говорил о необходимости истребления 30 миллионов советских граждан; фельдмаршал шел дальше. «Мы должны уничтожить по меньшей мере одну треть населения присоединенных территорий, – высказывал свое убеждение фон Рундштедт. – Самый лучший способ для достижения этой цели – недоедание. В конце концов, голод действует гораздо лучше, чем пулемет, особенно среди молодежи»170.

В нацистском руководстве были согласны с героем Польской и Французской кампаний; в начале мая состоялось заседание экономического штаба «Ольденбург», где обсуждались задачи экономического освоения оккупированных советских территорий.

Генерал Йодль сидел на заседании рядом с рейхсминистром Германом Герингом; обсуждение было недолгим. Все понимали, что не один каратель не сможет уничтожить столько людей, сколько уничтожит голод; секретарь записал в протоколе совещания основные тезисы будущей экономической оккупационной политики на Востоке:

«Первое. Войну можно будет продолжать только в том случае, если все вооруженные силы Германии на третьем году войны будут снабжаться продовольствием за счет России.

Второе. При этом, несомненно, погибнут от голода десятки миллионов человек, если мы вывезем из страны все необходимое для нас»171.

То были эскизные наметки; в возглавляемом Герингом экономическом штабе «Ост» составляли и детальные проекты уничтожения советской экономики:

«Выделение черноземных областей должно обеспечить для нас при любых обстоятельствах наличие более или менее значительных излишков в этих областях. Как следствие – прекращение снабжение всей лесной зоны, включая крупные индустриальные центры – Москву и Петербург… Несколько десятков миллионов человек на этой территории станут лишними и умрут или будут вынуждены переселится в Сибирь. Попытки спасти это население от голодной смерти путем отправки туда излишков из черноземной зоны могут быть осуществлены только за счет ухудшения снабжения Европы. Они могут подорвать возможность Германии продержаться в войне и ослабить блокадную прочность Германии и Европы. По этому вопросу должна быть абсолютная ясность»172.

Процитированная директива экономического штаба «Ост» была утверждена 23 мая – в тот же самый день, что и «Директива о поведении войск в России». Смысл ее был ясен: искусственным образом экономика России должна была расчленена; хозяйство оккупированных областей – деградировать до натурального с редкими вкраплениям работающих на германскую промышленность индустриальных предприятий. Это было очень выгодно для нацистов: уничтожение сложившейся структуры экономики обеспечивало не только эффективную эксплуатацию оккупированных территорий, но и уничтожение десятки миллионов советских недочеловеков. Уничтожение, которое можно было списать на «естественные» причины.

…Планы истребительной войны против России были настолько чудовищны, что некоторые колебания приходилось подавлять даже Гитлеру. 16 июня 1941 года министр пропаганды Геббельс записывал в своем дневнике:

«Фюрер говорит: правы мы или нет, мы должны победить. Это единственный путь. И он правильный, нравственный и необходимый. И если мы победим, то кто спросит нас о методах? На нашей совести столько всего, что мы должны победить, иначе весь наш народ и мы во главе всего того, что нам дорого, будем уничтожены. Итак, за дело!»173

До нападения на Советский Союз оставалось менее недели.

Все новые и новые подразделения вермахта перебрасывались к восточной границе Рейха.

III. «Солдатами их не считать»

Страшным летом сорок первого подразделения вермахта рвались на восток. Танковые корпуса разрывали линии обороны русских и уходили дальше, замыкая кольцо окружения. Эти стремительные операции – «кессельшлахт», как их именовали сами немцы, – являлись визитной карточкой вермахта; их действенность была многократно доказана во время войны в Польше и Франции.

На Восточном фронте операции на окружение так же продемонстрировали свою выдающуюся эффективность. Котлы под Белостоком, Киевом, Вязьмой стали для Красной армии страшными катастрофами, поставившими нашу страну на грань выживания. Для немцев они стали доказательством непобедимости вермахта.

Впрочем, германское командование сразу отметило одну особенность, отличавшую «кессельшлахт» в России от такой же операции на Западе.

Если на Западе попавшие в окружение части противника немедленно сдавались, то на Восточном фронте они продолжали упорное, хотя и зачастую бессмысленное сопротивление.

«Мы не наблюдали массовой капитуляции, – писал в отчете генерал Герман Гейер, чей 9-й армейский корпус участвовал в создании и ликвидации Белостокского котла. – Однако число пленных было огромно. До 9 июля IX корпус захватил более 50000 русских – несмотря на то, что в некоторых случаях они сражались весьма мужественно и ожесточенно…» Через несколько абзацев генерал вновь вернулся к столь поразившему его факту: «Все русские отряды, от границы до Минска не капитулировали, но были рассеяны и уничтожены»174.

В Прибалтике советские войска также не стремились сдаваться в плен. «Пленных было мало! – восклицает летописец группы армий «Север» Вернер Хаупт. – Крупные соединения в стороне от дорог отходили в полном боевом порядке»175.

В ОКХ шли срочные донесения:

«Если на Западе и в польской компании окруженные силы противника с окончанием боев в основном почти добровольно сдавались в плен на 100 %, здесь это будет происходить совершенно иначе. Очень большой процент русских укрылся в больших, частично не прочесанных районах, в лесах, полях, болотах и т. д., русские в основном уклоняются от плена»176.

«Уже сражения июня 1941 г. показали нам, что представляет собой новая советская армия, – вспоминал генерал Блюментрит, начальник штаба 4-й армии, наступавшей в Белоруссии. – Мы теряли в боях до пятидесяти процентов личного состава. Пограничники и женщины защищали старую крепость в Бресте свыше недели, сражаясь до последнего предела, несмотря на обстрел наших самых тяжелых орудий и бомбежек с воздуха. Наши войска скоро узнали, что значит сражаться против русских…»177

«Часто случалось, – рассказывал генерал фон Манштейн, командующий 56-го танкового корпуса, – что советские солдаты поднимали руки, чтобы показать, что они сдаются нам в плен, а после того, как наши пехотинцы подходили к ним, они вновь прибегали к оружию; или раненый симулировал смерть, а потом с тыла стрелял в наших солдат»178.

«Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою, – не без удивления писал 24 июня в дневнике начальник генерального штаба сухопутных войск генерал-полковник Гальдер. – Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен»179. Через пять дней Гальдер поправляет сам себя: это не отдельные случаи. «Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека… Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т. п. в плен сдаются немногие. Часть русских сражается, пока их не убьют, другие бегут, сбрасывают с себя форменное обмундирование и пытаются выйти из окружения под видом крестьян»180.

4 июля новая запись:

«Бои с русскими носят исключительно упорный характер. Захвачено лишь незначительное количество пленных»181.

Через месяц боев Гальдер записывает окончательный и крайне неприятный для германского командования вывод, сделанный фельдмаршалом Браухичем:

«Своеобразие страны и своеобразие характера русских придает компании особую специфику. Первый серьезный противник»182.

К тому же выводу приходит и командование группы армий «Юг»: «Силы, которые нам противостоят, являются по большей части решительной массой, которая в упорстве ведения войны представляет собой нечто совершенно новое по сравнению с нашими бывшими противниками. Мы вынуждены признать, что Красная армия является очень серьезным противником… Русская пехота проявила неслыханное упорство прежде всего в обороне стационарных укрепленных сооружений. Даже в случае падения всех соседних сооружений некоторые доты, призываемые сдаться, держались до последнего человека»183.

Министр пропаганды Геббельс, перед началом вторжения считавший, что «большевизм рухнет как карточный домик», уже 2 июля записывает в дневнике: «На Восточном фронте боевые действия продолжаются. Усиленное и отчаянное сопротивление противника… У противника много убитых, мало раненых и пленных… В общем, происходят очень тяжелые бои. О «прогулке» не может быть и речи. Красный режим мобилизовал народ. К этому прибавляется еще и баснословное упрямство русских. Наши солдаты еле справляются. Но до сих пор все идет по плану. Положение не критическое, но серьезное и требует всех усилий»184.