Детективное агентство Дирка Джентли - Дуглас Адамс

Не следует ли ему обратиться к врачу?

От абсурдности этой мысли Уэй в отчаянии ухватился за руль, но руки прошли сквозь него, как сквозь пустоту. Он попробовал справиться с автоматическим переключением, но все закончилось неудачей и новой вспышкой гнева. Ему не удалось на что-либо нажать, за что-то ухватиться или что-то повернуть.

Стереосистема по-прежнему передавала легкую музыку, которая доносилась из телефонной трубки, лежавшей на сиденье. Уставившись на нее, Гордон Уэй вдруг понял, что его телефон соединен с автоответчиком Сьюзан. У него все еще связь с миром.

Попытавшись взять трубку, но безуспешно — руки его уходили в пустоту — он наклонился над микрофоном.

— Сьюзан! — кричал он хриплым, похожим на вой ветра голосом. — Помоги мне! Помоги, ради Бога, я мертв… я мертв… Я не знаю, что мне делать… — И тут он снова расплакался в полном отчаянии, прижавшись к трубке, как дитя к теплому одеялу. — Помоги мне, Сьюзан… — молил ее Гордон.

«Бип» — раздалось в телефонной трубке. Он посмотрел на нее с испугом и недоумением. Видимо, он что-то сдвинул, что-то все-таки нажал, и связь прервалась.

Лихорадочными движениями несчастный попытался снова взять трубку, но пальцы как бы проходили сквозь нее, трубка продолжала лежать на сиденье. Уэй не мог нажать на кнопки, набрать номер. В ярости он швырнул трубку в ветровое стекло. Ударившись, она бумерангом вернулась и, пролетев сквозь него, свалилась под сиденье, равнодушная ко всем его попыткам.

Несколько минут он сидел неподвижно, обреченно качая головой и чувствуя, как ужас переходит в безысходное отчаяние.

Мимо проехали одна за другой две машины, но никто из сидевших в них не увидел ничего странного в том, что у обочины кто-то припарковался. Свет фар быстро мчавшихся автомобилей не успел высветить за длинным серебристым кузовом «мерседеса» тело, лежавшее у обочины. И, разумеется, никто не заметил в машине горько рыдающее привидение.

Уэй не помнит, как долго он так просидел. Он не вел счет времени, хотя ему казалось, что оно не торопится. У него не было никаких внешних причин следить за ходом времени. Холода он также не чувствовал и почти забыл, что это такое, однако понимал, что в данный момент ему должно быть холодно.

Наконец он пошевелился и переменил позу. Надо что-то делать, но что, Уэй не знал. Возможно, надо попытаться доехать до коттеджа, хотя он не был уверен, зачем и что он там будет делать. Просто нужно на что-то решиться. И именно сейчас, в эту ночь.

Собравшись с силами, Уэй вылез из машины. Нога свободно прошла сквозь закрытую дверцу. Он снова решил посмотреть на тело. Но оно исчезло.

Мало ему было ударов в этот вечер, вот еще один. Уэй тупо глядел на примятую, покрытую росой траву.

Его тело исчезло.

10

Ричард, как только позволили правила вежливости, поспешил распрощаться.

Он поблагодарил профессора за прекрасный вечер, попросил обязательно известить его, когда тот будет в Лондоне, и справился, не может ли он чем-нибудь помочь ему с лошадью. Нет? Ну что ж, если профессор уверен, что ему не понадобится помощь, он еще раз благодарит его за гостеприимство.

После того как за ним закрылась дверь профессорской квартиры, Ричард постоял еще несколько минут в раздумье. В то короткое мгновение, когда свет гостиной осветил лестничную площадку, он успел заметить, что на ней нет никаких царапин и иных повреждений. Странно, что от лошадиных копыт пострадала только лестница в квартире профессора.

Действительно, все казалось очень странным, к тому же к этим странностям вскоре прибавилась еще одна. Этот вечер наконец стал вечером полного отдыха от работы.

Поддавшись непонятному порыву, он вдруг постучал в дверь напротив. Время шло, но никто не отвечал на стук, и Ричард, повернувшись, готов был уже уйти, как услышал скрип отворяемой двери.

Он испытал легкий шок, увидев, что на него с подозрением, словно осторожная птица, смотрит декан с длинным, как киль яхты, носом.

— Э-э-э… прошу прощения, — пролепетал Ричард. — Не видели ли вы сегодня на лестнице лошадь? Или, возможно, слышали ее?

Человек перестал тянуть себя за пальцы, склонил голову набок, долго молчал, словно никак не мог обрести голос, видимо, слишком далеко упрятанный в нем, и наконец заговорил. Голос его был слаб и удивительно тонок:

— Это первые слова, сказанные мне за семнадцать лет три месяца два дня пять часов девятнадцать минут и двадцать секунд. Я подсчитал.

Сказав это, он тихо закрыл дверь.

Весь путь через Второй дворик Ричард проделал почти бегом.

Достигнув Первого дворика, он наконец перешел на шаг.

От холодного ветра дыхание его было затрудненным и хриплым. К счастью, можно было уже не торопиться. Ему так и не удалось позвонить Сьюзан, потому что телефон в квартире профессора не работал. Это тоже наводило на размышления, но этому хотя бы можно было найти разумное объяснение. Профессор просто мог забыть оплатить счета за пользование телефоном.

Ричард уже покидал университетский дворик, как вдруг, передумав, решил нанести короткий визит привратнику, сторожка которого находилась в одной из главных арок, ведущих в здание университета. Это была небольшая каморка, увешанная ключами, загроможденная пакетами и корреспонденцией. Обогревалась она электрокамином. Где-то негромко бормотало радио.

— Извините, — обратился Ричард к крупному человеку, который, скрестив руки на груди, монументально высился за конторкой.

— Да, мистер Мак-Дафф, чем могу быть полезен?

То, что привратник до сих пор не забыл его имя, буквально потрясло Ричарда, который, находясь в состоянии сильного нервного возбуждения, кажется, сам уже забыл, как его зовут. О феноменальной памяти университетских привратников ходили легенды, да и о том, как они любят продемонстрировать это при первом удобном случае.

— Скажите, есть ли в колледже где-нибудь… э-э-э… лошадь?

Привратник, даже не моргнув глазом, со всей серьезностью ответил:

— Нет, сэр, хотя да, сэр. Могу чем-либо помочь вам, мистер Мак-Дафф?

— Нет, нет, ничего не надо, — торопливо ответил Ричард, барабаня пальцами по конторке. — Благодарю вас за внимание. Рад был повидать вас, э-э-э… Боб, — наугад сказал он и, пожелав спокойной ночи, поспешно вышел.

Привратник, не меняя позы, лишь медленно покачал головой.

— А вот и твой кофе, Билл, — промолвил маленький юркий человечек, появившийся из задней комнаты с чашкой дымящегося кофе. — Кажется, к ночи похолодает, ты как считаешь?

— Похоже, что так, Фред. Спасибо за кофе. — Взяв чашку, Билл отпил глоток. — Что бы там ни говорили, но чудаков не убывает. Только что был здесь парень и спрашивал, есть ли в колледже лошадь?

— Неужели? — Фред отхлебнул кофе, щурясь от ароматных паров. — Чуть пораньше тоже заходил один, похоже, иностранец, священник. Поначалу я не разобрал, о чем он там бормотал, но он, как увидел огонь в камине, так уставился на него и ни с места. Стоял, смотрел на огонь и слушал радио, словно ему больше ничего и не нужно было.

— Иностранец, говоришь?

— Я ждал, ждал, а потом предложил ему лучше отправиться восвояси, чем торчать тут у моего очага. И тут он мне говорит: «Неужели я должен отсюда уйти?» А я ему: «Да, и чем скорее, тем лучше» голосом Хэмфри Богарта. Прислушайтесь, мол, к дельному совету и все такое прочее.

— Вот как? Что-то больше смахивает на Джимми Кэши.

— Нет, тот бы сказал коротко и ясно: «Проваливай, парень».

Билл, наморщив лоб, посмотрел на своего коллегу.

— Ты уверен, что это голос Кэгни? А не Кеннета Мак-Келлера[5]?

— Ты туговат на ухо, Билл. У тебя просто нет слуха. Кеннет сказал бы так: «Нам не по пути, мне верхом, тебе низом, так что гуд бай…»

— Понятно. Я, видимо, имел в виду Кеннета-шотландца. А что тебе ответил священник?

— Он вытаращился на меня и сказал нечто чертовски странное…

— Да брось ты говорить чужими голосами, Фред, и расскажи все своим, если есть что сказать.

— Он сказал, что не верит мне.

— И только? Твои россказни и впрямь не стоят того, чтобы их слушать, Фред.

— Может, и не стоят. Но я рассказываю все, как было, потому что под конец он сказал, что оставил свою лошадь в ванной и попросил присмотреть за ней.

11

Гордон Уэй понуро брел вдоль плохо освещенного шоссе, или, лучше будет сказать, пытался брести.

Он считал, что призракам следовало бы парить в воздухе. Он мало что знал о призраках и привидениях, однако был убежден, что, если уж пришлось стать таковым, потерять материальный облик и возможность самому передвигать собственное тело, должна же быть хоть какая-то компенсация. Таковой он считал свободное парение в воздухе. Но даже этого, кажется, ему не полагалось. Придется самому шаг за шагом преодолевать неблизкое расстояние.