Кольцо нибелунгов - Вольфганг Хольбайн

Через некоторое время Регин и Зигфрид поравнялись с повозкой, которая была больше и роскошнее, чем у них. Повозка лежала на боку, а правое колесо, словно зонт, закрывало ее. Левое колесо полностью погрузилось в мягкую землю. Владельца повозки нигде не было. Регин провел ладонью по разбухшему дереву.

— Дорогая повозка. По-моему, она с юга. Кто же бросает такую дорогую вещь на тракте?

Зигфрид опустил оглобли своей повозки и присоединился к Регину.

— По-моему, это несчастный случай. Но ось в порядке, и я не понимаю, почему повозку снова не поставили на колеса.

Юноша схватился за верхнее колесо и изо всех сил дернул его на себя, разбрасывая во все стороны землю. Ему удалось вытянуть левое колесо из грязи, и повозка стала в нормальное положение.

Регин оглянулся, всматриваясь в дождевую завесу.

— Тракт прямой и хорошо вымощен, — задумчиво произнес он. — Непонятно, как здесь мог произойти несчастный случай…

На лице Зигфрида тоже отразилось недоумение, но у него это чувство было смешано с любопытством.

— Ты думаешь, что на путешественников напали?

— Пошли дальше, — не ответив на вопрос юноши, сказал кузнец.

— Будь у меня меч, к нам бы и близко никто не подошел! — с решительностью, выдававшей молодой пыл, заявил Зигфрид.

— Ни один меч не справится со стрелой, вылетевшей из засады. А пять плохих воинов — смерть одного хорошего, — поучительным тоном сказал Регин. — Чистое сердце — плохой щит.

Вздохнув, Зигфрид взялся за оглобли.

— Иногда мне кажется, что ты только и знаешь, что сыпать поговорками.

Регин похлопал его по плечу.

— Знание — сила, а опыт — оружие, которым может сражаться старик, если его руки уже не могут держать меч.

Зигфрид задумался о том, что имел в виду Регин. Все время находясь рядом с кузнецом, он не замечал, чтобы тот старел. Иногда юноша задавался вопросом, не наступит ли тот день, когда он будет выглядеть старше своего наставника.

Наконец ливень немного утих, но дождь продолжал моросить. Тучи не разошлись, однако теперь стало немного светлее и видимость улучшилась.

Регин вскочил на повозку, чтобы посмотреть, что происходит вдоль тракта.

— Леса, поля… Вскоре мы подойдем к Рейну, а оттуда уже недалеко и до Вормса.

— Надо было плыть по реке, — проворчал Зигфрид. — Доплыли бы прямо до места.

Регин спрыгнул на землю.

— Вот глупости. У нас слишком тяжелая поклажа, чтобы тащить все это вверх по течению. К тому же река такая же взбудораженная, как и твои мысли. У нас ушло бы вдвое больше времени.

— Ты что, хочешь сказать, что мы уже сегодня придем в Вормс? — оживился Зигфрид.

Регин покачал головой.

— Если повезет, то завтра вечером будем у городских ворот, а сейчас нам лучше подыскать место для ночлега.

Никаких построек вокруг не было, поэтому путники решили, что нужно придумать что-то другое. В дороге они часто спали, накрывшись мехами, прямо на повозке. В этом было одно преимущество: ночью в их рубашки не могли заползти насекомые. Но так как снова мог пойти дождь, нужно было побеспокоиться о более надежном укрытии.

Зигфрид указал на заросли вдоль тракта:

— Вон там, кажется, ветви деревьев переплетаются. Если листва густая, мы сможем развести небольшой костер и разбить лагерь.

Регин еще раз огляделся по сторонам, но ничего лучшего ему в голову не пришло.

— Подтяни нашу повозку к дереву, чтобы она не приманивала всякий сброд.

Зигфрид кивнул. Странная находка у обочины сделала их обоих осторожнее.

В лесу они действительно сумели укрыться от дождя, а на мху и листве можно было хорошо выспаться. Регин вытащил из походного мешка полбуханки хлеба и разделил ее с Зигфридом. А чтобы утолить жажду, они просто вышли из леса и, открыв рот, подняли головы к небу.

Регин достал из-под пропитанных воском кожаных покрывал пару сухих рубашек, и они с Зигфридом переоделись, повесив мокрую одежду сушиться у костра.

— Ненавижу дождь, — проворчал Зигфрид, растирая ноги, чтобы согреться.

Регин покачал головой.

— Дождь — это не хорошо и не плохо, а ненавидеть его глупо. Если бы мы сейчас сидели в кузнице, ты был бы не прочь заснуть под шум дождя, который может убаюкать кого угодно.

— Да, именно там я бы сейчас хотел оказаться, — мечтательно произнес Зигфрид.

— Неужели тебя оставила страсть к приключениям? — рассмеялся кузнец. — Я думал, что этот огонь горит в тебе постоянно и ничто не может его погасить.

Зигфрид взял покрывало, закутался в него и, прислонившись к дереву, закрыл глаза. Юноша думал о Брюнгильде, богах и мече, с которым он отправится на великую битву.

Вскоре он уснул.

Брюнгильда подняла ногу, пытаясь нащупать ступней очередной выступ. Много часов назад первые снежинки, опустившиеся на ее одежду, растаяли, и вода просочилась к коже. Она не чувствовала пальцев ног, хотя ее ботинки были сшиты из нескольких слоев меха. Не спасала от пронизывающего ветра и меховая накидка с капюшоном — холод, казалось, пробирал до костей.

Ночное небо, усыпанное звездами, было ясным, а воздух — таким холодным и разреженным, что исландская принцесса чувствовала его колкость, несмотря на плотную тканевую повязку, которой она закрывала рот.

Брюнгильда не оглядывалась: она знала путь, по которому шла. Она не смотрела и вперед, поскольку то, что ожидало ее там, могло принести лишь отчаяние, а следовательно, провал. Путь к краю вулкана, возвышавшегося над крепостью Изенштайн, нельзя было преодолеть кратчайшим образом: подъем был слишком крутым и опасным. Вместо этого девушка продвигалась по спирали, медленно набирая высоту, и лишь по небольшим впадинам в вечной мерзлоте могла угадать, где ее предки проложили тропу в другую сторону королевства, — в те древние времена, когда, как утверждала легенда, вулкан еще действовал, а Исландия не была покрыта льдом.

Принцесса не могла сказать, сама ли она зажмурила глаза, чтобы защититься от холода, или же ее ресницы смерзлись так, что ей уже с трудом удавалось поднимать веки. Она почти не чувствовала своего тела, не ощущала боли и холода. Но она слишком часто охотилась зимой с отцом и знала, что, когда уходит боль, уходит и жизнь.

На мгновение девушка замерла, прижимаясь ко льду, и несколько раз напрягла все мышцы, пытаясь усилить кровообращение. Зубцы золотой короны, которую она сжимала в руке, впивались ей в ладонь сквозь перчатку — напоминание о том, что рука по-прежнему была частью ее тела и что у принцессы есть цель.

Прошло три дня с тех пор, как лодка с пылающим телом короля Хакана спустилась вниз по фьорду, чтобы умерший король нашел покой на дне моря, как это делали все его предки. В течение этих дней Брюнгильда должна была объявить себя наследницей престола и укрепить королевство. Но девушка не сделала этого. Она не могла управлять королевством одна, а мысль о том, что ей придется выйти замуж, была для нее невыносима.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});