Самое главное приключение - Тэйн Джон

Большая часть плоти уже исчезла со многих отвратительных черепов, оставив лишь неровные участки почерневшей кожи над арсеналами громадных как кинжалы зубов и вокруг огромных стекловидных масс тусклого желе в глазницах.

Пока люди переходили от чудовища к чудовищу на этом пляже-кладбище, выражение лица Лейна постепенно менялось. Благоговейное изумления уступило место озадаченному недоверию. Его теория на глазах обретала форму. Но все это было настолько странно, что он усомнился в очевидных материальных доказательствах. Одно дело было вообразить, другое — воочию увидеть. Что, спрашивал он себя, скрывалось за этой завесой, которую лишь немного приоткрыли его собственные рассуждения и мысли Дрейка? Догадались ли они обо всей правде, или в конце их нехоженого пути в неизвестность их ждала невообразимая катастрофа? При виде этого первого и частичного подтверждения их гипотезы его вера в себя пошатнулась. Впервые он надеялся, что разум ввел его в заблуждение.

Подойдя к одной огромной голове, он заглянул в зияющую полость рта и начал считать зубы. Их количество либо подтвердило бы, либо опровергло их с Дрейком теорию. Надеясь на ошибку, он вторично пересчитал зубы. Нет, никакой ошибки не было.

— Так я и думал, — сказал он, вытирая пот со лба. — Все это неправильно.

— Разве такое уродливое животное, как это, может быть правильным? — спросил Андерсон.

— В природе — всегда. По крайней мере, судя по ископаемым останкам, они неизменно соответствуют своему типу. Что бы вы сказали о человеке с сорока восемью зубами вместо обычных тридцати двух?

— Как практичный моряк, — сказал капитан, — я бы посоветовал ему сходить к дантисту и удалить лишние зубы. Это избавило бы его от сильной зубной боли в открытом море.

— С этим парнем ничего не получилось бы. Потребовался бы отбойный молоток, чтобы извлечь у него восемь лишних коренных зубов.

— Возможно, — с надеждой в голосе предположил Дрейк, — этот зверь — урод, каприз природы. Осмотрите другого. Вокруг их полно валяется.

— Да, но я не вижу ни одного представителя того же вида. Это еще один любопытный момент. Насколько я могу судить, во всем этом рагу имеется не более дюжины экземпляров каждого вида.

— А разве вон тот не такого же сорта? — спросила Эдит, указывая на более крупное животное, напоминавшее монстра с лишними зубами.

Доктор оглядел зверя, застывшего в предсмертной агонии.

— Думаю, ты права, — сказал он. — Нужно посчитать его зубы.

Цифры сошлись. И у этого чудовища было на восемь коренных зубов больше, чем должна была отпустить ему природа.

— Это решает дело, — пробормотал доктор, усаживаясь на предательски податливый хвост умершей рептилии.

— О, посмотри, ты весь испачкался! — воскликнула Эдит. — Встань. Ты не можешь вернуться на корабль, пока не сожжешь свою одежду.

— Одежда не имеет значения в таком кризисе. Наука прогнила до самого фундамента.

— Это не причина сидеть в подвале, — парировала Эдит. Ее маска сдвинулась, что естественным образом объясняло некоторую суровость девушки.

— Если это наука, — заметил Дрейк, — то я согласен. Здесь гниль от подвала до чердака.

— Не валяйте дурака. Я полагаю, что вы о многом уже догадались, а значит, должны быть в состоянии оценить, что все это может означать. Дело серьезное. Держу пари, ни одно из этих созданий не является тем, чем ему следует быть. На первый взгляд, каждое похоже на свой предполагаемый тип. Но когда вы присмотритесь к ним внимательнее и начнете применять научные методы, вы обнаружите, что все они представляют собой либо деформации, либо новые виды. В целом, выглядит так, словно природа практиковалась, забыв основы своего искусства.

— Однако ваша теория, — сказал Дрейк, — состоит не в этом, не так ли?

— Нет, — признался доктор. — Но если отбросить все теории в сторону, факты могут либо подтвердить, либо опровергнуть мое утверждение о том, что эти животные не такие, какими их должна была создать природа. Проведем решающий тест. Видите вон ту синюю скотину, похожую на пузатого крокодила? Нет, не ту, что с трехфутовым шипастым гребнем на спине, а другую, у которой под челюстью свисают красные мешки. Хорошо. Согласно всему, что мы знаем об анатомии ископаемых организмов, это животное было сравнительно безвредным. Его единственным оружием являлись зубы и когти. Я не знаю, что означают эти непристойно раздутые мешки — мы не встречали таких в найденных до сих пор ископаемых останках. Я также не могу сказать, является ли красный их естественным цветом или результатом более быстрого разложения после того, как с них стекла вся нефть. На этом мы заканчиваем предположительную идентификацию.

Исходя из формы головы и морды этого зверя, — продолжал Лейн, — я подозреваю, что при жизни он был ядовитым. Настоящее животное, то, что мы встречали в слоях окаменелостей, было безобидным, как ручной червяк. Пойдем и проверим. Если над злобными клыками этого зверя находятся ядовитые железы, вопрос будет решен в пользу какой-то рептилии, совершенно неизвестной науке.

Доктор подвел остальных к ухмыляющейся морде. Огромная пещера рта была распахнута, открывая единственный пятифуговый ряд зубов с каждой стороны десен. Доктор стал осматривать эти желтоватые кинжалы, обнаженные оскалом сухих чешуйчатых губ. Тщательно выбрав подходящий клык, Лейн нашел самый большой камень, который только смог поднять, и со всей силы метнул его в зуб. Камень отскочил, как кругляш от кирпичной стеньг.

— Сюда, Оле! — крикнул капитан. — Поиграй в гандбол.

Напряженные мускулы Оле сломили сопротивление. В бросок тридцатифунтового камня норвежец вложил всю свою силу. Клык сломался. Глубокий музыкальный гул, который он издавал, постепенно затих, и Оле вновь бросил камень. После пятого удара обломок клыка зашатался. Шестой, нацеленный в основание, выбил его из пасти монстра. Лейн заглянул в зияющую полость.

— Там, наверху, есть какой-то мешочек, — сказал он, — но это может быть всего лишь жировая подушка. Оле, вы не принесете весло из лодки?

Когда весло прибыло, Лейн засунул лопасть глубоко в пасть чудовища и сильно нажал. Мешочек лопнул, и тяжелая маслянисто-зеленая жидкость. похожая на холодную смолу, потекла вниз на разлагающиеся остатки языка рептилии.

— Мне нужен образец, — воскликнул доктор, поспешно допивая бренди из своей карманной фляжки. — Оле, зачерпните-ка жидкость веслом. Я подержу фляжку, а вы налейте в нее наш напиток, как патоку.

— И каков приговор? — с любопытством спросил Дрейк, пока доктор аккуратно упаковывал фляжку с предполагаемым ядом.

— Точно сказать нельзя, пока мы не опробуем эту субстанцию на каком-нибудь живом существе. Тем не менее, я готов поставить на кон свою репутацию: при жизни эта скотина была ядовита, как полк гремучих змей.

— Значит, животное не похоже ни на одно доисторическое чудовище, известное науке?

— Оно отличается от них, как курица от гиппопотама. И так же, готов поспорить, обстоит дело со всеми остальными существами, которых мы видели на этом кошмарном пляже. Все они — новинки в своем роде. Для начала, большинство из них несоразмерно огромны и громоздки. Само по себе, однако, это не является чем-то из ряда вон выходящим. Такая ситуация могла бы возникнуть, скажем, в стаде рогатого скота. Представьте, что все животные в стаде страдают одним и тем же заболеванием определенных желез — тех, что регулируют рост. Тогда они все были бы гигантами и все-таки оставались бы созданиями естественными. Здесь же мы видим ненормальность в гораздо более радикальном смысле.

— Но, — возразила Эдит, — некоторые из них очень похожи на реконструкции в твоих книгах об окаменелостях.

— В том-то и заключается самая странная часть всего этого потустороннего сна. Они похожи на плохие копии, неудачные имитации, если хотите, тех огромных зверей, чьи кости мы высекаем из скал от Вайоминга до Патагонии. Природа, должно быть, была пьяна, одурманена наркотиками или спала, когда позволила этим противоестественным животным созреть. Каждое из них, до последнего — урод. Мы словно оказались среди развалин всех уродств нации.