Пляска в степи - Виктория Богачева

кметя и один оберег. Цена моего набега.

Святополк вздохнул и закрыл уставшие, налившиеся кровью глаза. Как вернется в Белоозеро, испросит у Перуна прощения. Принесет ему великую, богатую жертву. Окропит своей кровью священных идолов. Князь не боялся, что грозный бог отвернется от него, что осердится за нерадивость — потерять перунов оберег, знак своей воинской принадлежности и силы! Отчего-то был уверен, что все обойдется, сможет откупиться от божьего гнева жертвенной кровью. Куда сильнее мысли Святополка занимал старший брат. Коли тот прознает раньше срока…

Еще тянет со сговором отец Иштар. Святополк предложил ему убить Ярослава в степи — куда уж проще, чем в тереме на Ладоге. Но хитрый хазарин не хотел наносить первый удар в надвигавшейся войне, и потому Святополк решил ему подсобить. Не токмо проучить брата, напав на его людей почти у самых ворот терема мелкого князька, но и ударить первым от лица степняков. Станет ли кто-то разбираться, кто налетел на княжескую дружину посреди степени? Кому в голову придет кто-то, окромя хазар?

Святополк был собой очень доволен. Все вышло, как он и задумывал. Коли клюнет брат, то непременно проучит в ответ хазар, а такого уж они ни за что не стерпят. Все шло гладко, пока нынче он не обнаружил, что пропал его перунов молот.

Но Святополк велел себе не тужить. Все равно случится так, как он задумал. Нужно токмо подождать самую малость, пока робичич заглотит наживку и развяжет с каганатом войну.

Девка в тереме II

Рогнеда угодила в опалу к матери да отцу, и на памяти Звениславки то был первый раз. Заканчивалась вторая седмица, как в тереме гостил князь Ярослав Мстиславич, и все минувшие дни Рогнеда провела взаперти в своей горнице. Доброгнева Желановна приставила к дверям пару холопов и велела ни за что не выпускать строптивую княжну. Звениславка допрежь не слышала, чтоб княгиня так говорила о дочери.

Разбитый кувшин, застывшее лицо, поджатые губы, кривая усмешка на пиру, когда просватали княжну, истощили терпение отца, который многое прощал единственной дочке. Уязвленный, рассерженный, Некрас Володимирович махнул рукой, и княгиня Доброгнева взялась за Рогнеду по-своему.

Раньше муж воспрещал ей строжить дочь, и вот куда его потакания привели! Нынче все будет ино. Доброгнева Желановна намеревалась добиться от дочки смирения и послушания в те последние седмицы, что Рогнеда проводила в родимом доме.

Знамо, Звениславку никто не спрашивал, она и помалкивала. Но думала, что плохо отец с матерью знают дочку свою, коли мыслят, что смирится она за пару седмиц, что глядеть на князя станет ласковее. У Рогнеды порою так сверкали глаза, что Звениславке делалось страшно. Гордая, своенравная у нее двухродная сестра. Не привыкла взгляд в пол опускать, прощения просить.

Меж тем, в тереме болтали всякое. Мол, после такого-то сватовства запрет князь Ярослав княжу Рогнеду в горницах в тереме на Ладоге и не выпустит до конца жизни. Ползли слухи про его крутой, лютый норов, да что строжил он своих домочадцев. А еще болтали, что видели в степи его молодшего брата…

Шептались еще люди, что страшные вещи творились в тереме князя Некраса, как приехал к ним на сватовство чужой князь. На второй день после пира, где Ярослав Мстиславич защелкнул на запястьях княжны Рогнеды тяжелые обручья, отравили его воеводу.

Кто, как, нашто — досель неведомо. Много ночей провела знахарка госпожа Зима подле скамьи, где в беспамятстве лежал воевода Крут. Все говорили, что ходил тот за Кромку, бродил вдоль Смородины-реки да ступал одной ногой на Калинов мост.

Лицо у чужого князя было жутким, черным, пока не сказала госпожа Зима, что будет жить его воевода. Еще бы князю не потемнеть лицом, ведь так и не сыскали отравителя. Приехал он в терем к Некрасу Володимировичу заключить союз да договориться о браке, а выходило все совсем не так, как задумывалось.

Седмицу спустя, утром прошлого дня воевода Крут открыл глаза да попросил испить молочка. Похудел он шибко, осунулся лицом — ввалились щеки, прибавилось седины в волосах. Но Звениславка все равно радовалась, словно поборол немоготу ее родной батюшка. Ведь немало ночей просидела подле его лавки и она сама, подсобляя госпоже Зиме. По правде сказать, помощи от нее было мало: что она могла сделать для многомудрой знахарки, окромя как травы потолочь да воды согреть? Ворожила госпожа Зима сама да всякий раз Звениславку из горницы выгоняла, чтоб та не видела и не слышала.

Пожалела ее знахарка и дозволила остаться подле себя. Пожалела перепуганную девку, которая сперва и слова вымолвить не могла. Ведь это Звениславка нашла тогда воеводу на пороге клети…

Как стало ясно, что выживет воевода Крут, Доброгнева Желановна воспретила Звениславке крутиться подле знахарки да платье на лавке просиживать. Нынче в тереме прибавилось едоков и работы. Приставила ее княгиня следить за снедью, чтоб вдоволь было хлеба и мяса на вечерних трапезах, когда за столами в горнице собиралась дружина чужого князя, чтоб хватало всем питья, но и чтоб дядькины запасы не оскудели, не опустели кладовые и подполы. Звениславка сбивалась с ног, чая все успеть. Доброгнева Желановна цеплялась к ней нещадно и пару раз оттаскала за косы, когда на столах не оказалось кваса, али не поспели напечь караваев.

Вот и нынче Звениславка спешила. Слетела с крыльца и, придерживая подол платья, торопливо шла через задний двор к хлеву. Едва-едва рассвело, и мягкий золотистый свет окутал терем. Солнце еще не припекало, и свежий воздух приятно холодил лицо. Звениславка почти добежала до хлева, когда услышала сдавленные, глухие голоса, ругань и какую-то возню. Остановившись, она обернулась в сторону клетей — пристроек к терему, где нынче жили дружинники князя Ярослава. Напротив одной из них княжий отрок, Горазд, катался по земле, сцепившись с кем-то из дружины ее дядьки. Мальчишки колотили друг друга отчаянно. У обоих уже были разбиты носы и шла кровь, разорваны и испачканы в пыли рубахи. Они свирепо рычали, но в основном молча орудовали кулаками.

Звениславка тихо вскрикнула и тут же крепко зажала рот руками, попятилась назад и заозиралась по сторонам.

— Вы что творите… — шепотом закричала она. — Увидит кто! — она подбежала к ним, пытаясь разнять, и наконец узнала второго отрока — Бажен, сын дядькиного воеводы.

Кто-то из мальчишек неудачно взмахнул кулаком и ударил Звениславку в плечо, и та, пошатнувшись, упала в пыль рядом с ними. А тем временем во дворе стало людно, слуги кликнули дружинников, кто-то помог ей подняться и