Пляска в степи - Виктория Богачева

забери зерно. Накажи нерадивых.

— Сопливых отроков своих пущай посылает, — Святополк почти рычал.

С той поры, как он повстречал Иштар да сошелся с хазарами, он зверел всякий раз, вспоминая брата. Ништо, ништо. День, когда власть его брата закончится, все ближе.

Весной он по приказу бастрюка отправился к хазарам договариваться о торговом пути, пролегавшем сквозь их земли. С хазарами тогда был мир, нынче же у Ярослава с ними немирье.

В честь Святополка устроили пир — много конины и кислого молока с тонкими, сухими лепешками. А вечером между пламенем и искрами многочисленных костров вышли танцевать девушки. И среди них — Иштар. Тогда-то он и потерял голову.

Он до сих пор помнит ее багряное платье — таких не носят девки у него дома. Багряное платье с длинными рукавами и подолом с разрезом, а под ним — широкие красные портки (шаровары, как Святополк узнает после).

Блестящие, звенящие браслеты и цепочки с монетками в ее волосах; кольца с алыми камнями, что вспыхивали в пламени костров; две длинных косищи, обвивавшие ее тонкий стан, и черные, бездонные, раскосые глаза.

Музыка и танец опьянили его, и Святополк помнит, как вскоре он принялся покачиваться из стороны в стороны, следуя звукам домбры, и похлопывать раскрытыми ладонями себя по бедрам.

Иштар танцевала прямо напротив него, танцевала для него и не отводила взгляда. Она его не боялась, она бросала ему вызов. Вспыхивало пламя, и она крутилась, и летели следом ее косы, и звенели браслеты на руках и монетки на груди. Одурманивающая свобода, вот что почувствовал в тот вечер Святополк.

Тогда он понял, что должен немедля действовать, а иначе проведет остаток жизни в услужении у робичича. Иштар танцевала, и он смотрел на нее, а после она увлекла его в палатку, и Святополк пропал. Все у хазаров было ино, не так, как дома…

Он прогонит прочь постылую жену, когда убьет бастрюка. Возьмет себе в наложницы его новую девку, за которой он поехал на поклон к мелкому князьку… Святополк даже не помнил его имени! Он привезет в терем Иштар. Так и быть, отдаст кусок земли, о которой просят хазары, ее отцу. Он станет торговать с хазарами — так куда выгоднее, чем с норманнами, и он давно уже твердит об этом своему братцу, но тот слишком глуп, чтобы его послушать.

— … Святополк! — его окликнул кто-то из дружины. — Дозорные видели людей Ярослава. Рыщут по степи…

— Сколько их? — недовольно заскрежетал зубами мужчина. Они и без того делали порядочный крюк, чтобы незамеченными пройти по хазарской степи.

— Двое, — отозвался кметь и жадно отпил из бурдюка воду. Закончив, он вылил остатки себе за шиворот — солнце палило неумолимо. Капли воды на лице превратились в грязные потеки и разводы, смешавшись с пылью и песком.

Святополк выругался себе под нос.

— Уходим восточнее, — приказал он и потянул за поводья.

* * *

Пропажу он обнаружил уже поздним вечером, когда снимал кольчугу да рубаху, чтобы обмыться в мелком, диво что не пересохшем ручье. Привычно развязал кожаные ремешки, сбросил одежу и почесал запотевшую шею. Сперва Святополк не уразумел, что его зацепило, отчего так и замер с задранной рукой. Мудрое тело помнит все лучше разума, потому он и застыл, когда пальцы не нащупали на шее цепочку с перуновым оберегом.

Он перетряхнул рубаху и кольчугу, седельные сумки, заглянул в сапоги и портки. Витязи из отряда провожали его ошеломленными взглядами, но никто не решался спросить, что приключилось. Святополк ходил багровый от гнева.

Оберег нигде не нашелся. Была дюжина дюжин мест, где он мог бы его потерять. Да взять хоть нынче утром, когда также снимал кольчугу да рубаху в шатре Иштар. Запросто мог утянуть вслед за одежей оберег. Да мало ли где!..

«Во время сечи, — билась в голосе единственная шальная мысль. — Во время сечи».

Святополк подозвал к себе младшего из кметей — тот подошел не без опаски. Князю под злую руку попадаться не хотелось. Отрок молча выслушал его сбивчивый шепот, все шибче и шибче удивляясь. Он так таращил глаза, что Святополк с трудом сдерживался, чтобы не ударить его прямо промеж них.

— Ты все уразумел? — прорычал он, схватив кметя за рубаху и притянув вплотную к себе.

— Д-д-да, княже, — с трудом выговорил тот. — Еду нынче же.

— И чтоб ни звука, ни полслова! Ни с кем! — пригрозил ему напоследок Святополк и оттолкнул мальчишку в сторону.

Тот отскочил от него и поспешил убраться с глаз, пока князь на прощание не отвесил еще пару тумаков. Глядя ему в спину, Святополк заскрипел зубами. Коли не найдется перунов молот у Иштар в палатке — быть беде. Он приказал отроку ничего не объяснять хазарской девке и сказать, что князь, мол, велел, поискать внутри шатра одну дорогую ему вещицу. Не бывать тому, что хазары узнают об его потере. Отправить бы кого поискать на месте, где они налетели на дружинников Ярослава, но уж больно то будет приметно.

«Утонул в пыли, вот и все», — порешил Святополк.

Небольшой оберег мог запросто затеряться в земле, затоптанный людьми и лошадьми. Это коли он взаправду потерял его там, а не в ином месте.

«Невелика беда».

Но беда была столь велика, что полночи Святополк не сомкнул глаз. Он мало ел и все больше пил кислое молоко, и едва говорил с кем-то из кметей, сквозь зубы отзываясь на их редкие вопросы. Он обдумывал, во что ему выйдет, коли найдут оберег там, где он больше всего страшился. Обдумывал, как скрыть пропажу в своем тереме. Где найти кузнеца, который выкует ему новый заместо утерянного и никому при том не разболтает. Хоть сразу язык вырывай, али после руби кузнецу голову.

Ни долгожданная ночная прохлада, ни свежий ветер не радовали князя. Никакая мысль не приносила утешения. Он лежал на земле на плаще и смотрел на бесконечное небо прямо над собой, на дюжины ярких звезд. Такая оплошность… Коли пришел бы да признался ему в таком кметь, Святополк, самое малое, убил бы его. Но с самим собой что уж тут поделать. Нужно как-то исправлять.

— Потерял, когда на обоз напали разбойники, — прошептал он, устраивая под головой поудобнее седельную сумку.

Вымышленным нападением разбойников он уже чаял объяснить смерть двух своих витязей: их убили люди Ярослава, и когда его отряд уходил, Святополк велел забрать мертвых с собой и похоронить недалеко от хазарского становища. Нельзя было оставлять следов, говорил он. И вот сам же оставил.

— Стало быть, два