От солянки до хот-дога. Истории о еде и не только - Мария Метлицкая

укропа и петрушки, пучки редиски, перевязанные суровыми нитками. Кучки огурчиков, мелких, в пупырышках, невероятно сладких или очень горьких, как повезет.

Что еще может преподнести край рискованного земледелия?

Чуть поодаль мужички с корзинами, в корзинах грибы. Бабок они сторонятся, как бы стесняются. Мужички смолят папироски и треплются за жизнь. В основном ругают тещ и политиков. На газете разложены кучки. Грибы малопородные: сыроежки с хрупкими и потому отломанными разноцветными шапочками, свинушки, лисички. В общем, ерунда, мелочь, это стоит копейки. Отдельно грибы благородные – быстро темнеющие на срезе красавцы-подосиновики – их еще называют красными, – подберезовики и, разумеется, белые, боровики. Вот тут цена другая. Но и гриб другой – он идет на все: на засолку и маринад, на жаркое, а главное – на суп. Грибной суп из белых – известный деликатес.

Отстояв пару часов и вдоволь начесав языками, грибники сникают и озираются – это вам не терпеливые бабульки, отлично проводящие время отдельно от кастрюль и внуков. Бабушкам здесь передых, отпуск, раздолье. А мужичкам хочется выпить. Продать все, к ядреной фене, и – в магазин, пока вредная и крикливая продавщица не закрылась на обеденный перерыв, чтоб ее, стерву.

И мужички уступают. Мелочь и чепуху – не торгуясь. С благородными – э-эх, посложнее, задумываются. Жалко отдавать за гроши такую красоту. Но в конце концов сдадутся, и это отлично знают хозяйки. Трубы-то горят! И дачницы, одетые в нарядные цветастые сарафаны или в небрежные треники с майкой, с довольной усмешкой забирают грибы.

Есть еще мужички с мелкой, сверкающей серебристой чешуей на солнце подмосковной рыбкой. Рыбка, конечно, мелюзга, ерунда, а не рыбка – плотвичка, карасики, быстрянка. Уважающий себя рыбак такую и не возьмет, стыдоба и позор. Но это те рыбаки, кому нужен рубчик, а лучше два – на бутылку портвейна хватит. Кучка – рубль, два или три.

Возни с этой рыбешкой! Поди почисти да выпотроши! Но когда пожаришь в кипящем масле, ничего нет вкуснее этих «сухариков». Вкуснее и слаще.

Подмосковные, дачные рыночки. Мое детство и молодость. Такого уже нет. Нет тех бабулек в белых платочках, они на деревенских погостах со скромными, покосившимися деревянными крестами – Марфы, Екатерины, Раисы, Зинаиды. Васильевны и Прокофьевны, Ивановны и Лексевны. Как нет и тех мужичков, что с грибами да рыбкой. Те тоже на том же погосте. Их мужья, братья, сватья и шурины. Их сыновья, этих бабулек. Рано ушедшие из-за вечной российской беды – горькой, бездумной, отчаянной пьянки.

Но рыночки эти, как и все дачные места, где нам довелось снимать дачи – Ильинка, Кратово, Отдых, Зеленоградская, Валентиновка, – навсегда в моем сердце. Тихой и печальной, радостной и горькой болью.

Никогда их больше не будет. Как и меня молодой.

* * *

Сейчас столичные рынки – сплошной гастрономический восторг. Кажется, нет такого, чего бы вы не нашли на московском рынке: малина и черешня, абрикосы и персики, вне зависимости от сезонов.

Икра красная и черная, осетры, стерлядь, камбала, черная треска.

Парные телятина и баранина, маленькие порционные цыплята-корнишоны. Домашние сыры, слоистый домашний творог, густая желтоватая сметана – хоть ножом режь.

Ряды с маринадами и соленьями, кислой капустой, корейской морковкой – уф, устанешь перечислять.

А колбасные ряды! Ветчины и окорока, колбасы копченые и вареные, сосиски, сардельки.

К тому же московские рынки стали зоной фуд-кортов, то есть там, на рынках, куча кафешек с разной кухней – греческой и испанской, модной вьетнамской и японской, грузинской и узбекской – в общем, на любой вкус и, заметим, на очень толстенький кошелек. Что поделать, модное место, вот вам и цены.

Брак – это обязанности

Замуж я вышла рано, в девятнадцать лет. Бабушка шутила – «боишься не успеть?». Нет, не успеть я совсем не боялась, причин для этого не было.

Просто так получилось – любовь.

Жить мы сразу стали отдельно, в бабушкиной комнате на улице Марии Ульяновой, в пяти минутах от Ленинского проспекта. Сталинский дом, комната в пятнадцать метров, окно на всю стену. В квартире всего три комнаты, одна наша, две другие у наших соседей. Они, что называется, лимитчики, приехали на заработки из дальнего Подмосковья. Сначала получили одну комнату, после смерти старушки-соседки им досталась вторая. А что, логично – их трое, муж, жена, сын.

Людьми они были спокойными и невредными, никаких склок и скандалов у нас не было. Он – мастер на заводе, она медсестра. Мы с мужем студенты.

На десятиметровой кухне газовая плита, два столика, два подвесных шкафа для круп и посуды. Мойка, и все.

Мы ели в комнате за журнальным столом. Соседи – за кухонным, он же рабочий.

Вскоре их семья увеличилась – из родного села приехала племянница, скромная и тихая девочка. Мы не возражали, нам никто не мешал. Да и дома нас толком не было – то учеба, то театры, то кино, то гости. Убегали утром, приходили вечером.

Нет, я не манкировала обязанностями жены – ни-ни! Но помню, как впервые сварила мясо для супа. Поставила кастрюлю, сняла пенку и… минут через десять кастрюлю выключила. Пробую мясо – что-то не то.

Звоню бабушке. На том конце провода смех:

– И как тебя, такую безрукую, замуж взяли?

– Это ты виновата! – обижаюсь я. – Ничему не смогла научить!

Но через год – через год! – я сварила свой первый в жизни холодец, испекла торт и вполне достойно приняла родственников. В общем, доказала, что не боги горшки обжигают.

И правда, не боги.

Так вот, соседи. Помню, как я удивилась, увидев, как они едят: по-деревенски, из одной сковородки. Сковородка посредине стола, тарелок нет, и каждый черпает своей вилкой или ложкой. Вот что значит привычка.

Итак, я стала женой. И надо сказать, сразу поняла, что брак – это прежде всего обязанности. Но в молодости к обязанностям серьезно никто не относится. Да и были мы неприхотливы, что-то пожевали – и вперед! Перекусывали мы в институтских столовках, дешево и сердито: винегрет, котлета с пюре и компот – или шли к родителям, вот там уж точно накормят! К моим мы наезжали на каждые выходные. Скучали друг по другу, радовались общению и, конечно, с удовольствием ели бабушкины котлеты, борщи и пироги.

Сам быт был для нас чем-то побочным, несущественным. Но красоту в своей комнате навели: повесили над столом абажур, на окна красивые шторы, купили торшер. Но, если честно, не помню себя в молодости с пылесосом. Кажется, его у нас не было. Не помню и стоящей часами у плиты. Не помню вообще, чтобы я заранее размышляла, что сделать на ужин или подать на обед.

Да, у меня была отговорка – готовить на коммунальной, серой, унылой и чужой кухне было неприятно. Войдя в нее, хотелось одного – поскорее поставить чайник, вымыть посуду и уйти в свою комнату. Да и семейство соседей, черпающих щи из общей кастрюли, смущать не хотелось.

Но через полтора года мы въехали в собственную квартиру. Каким