Сны листопада (СИ) - Юлия Леру

даже пить противно, сразу видно, дешевка. Ну, давай, Юсь, на брудершафт? — наклонялся ко мне, дыша водкой и улыбаясь в бороду.

К полуночи из «старичков» почти никого не осталось, так, пара парней и несколько девчонок, еще не дошедших до кондиции. Я вышла вслед за Ванькой и остальными на свежий воздух, думая о том, что пора бы домой, и что как-то не по себе мне среди всех этих кому чуть за двадцать или недалеко до, и одновременно ощущая какую-то тупую тоску по времени, когда и мне было столько же, и жизнь казалась такой огромной и вся впереди…

— Быстро летит время, — сказал Ванька, закуривая и выпуская в ночь струю дыма. Несколько человек подошло к нему за сигаретами, и он с удовольствием посветил пачкой каких-то, судя по всему, дорогущих. — Кирюху Солдаткина видела? Совсем спился, я даже не узнал его. Выглядит как пятидесятилетний мужик, а наш ровесник.

— Видела, — сказала я, запахивая куртку и оглядываясь вокруг.

Лукьянчиков ушел что ли? Хотя какая мне разница. Ванька, конечно, зря напился, домой на машине я с ним точно не поеду. Придется тебе, Юстина Борисовна, как в старые добрые времена, чесать через всю деревню пешком.

— Господи, век бы в этот гадюшник не приезжал, если бы не бабушка, — сказал Ванька достаточно громко, чтобы услышали стоящие поодаль. — Все убогое, гнилое… болото. Нет, здесь только сдохнуть. Жить — нафиг надо, с ума сойдешь… Я тут услышал, ты с Лукьянчиковым рассталась вроде насовсем, Юсь, что, правда?

Вот это переход. Я мгновенно ощетинилась.

— А что?

Ванька засмеялся, похлопал меня по плечу своей огромной рукой, едва не вбив в землю по колено.

— Да что ты сразу кошки-дыбошки, я просто спросил.

— А если да, — сказала я. — Тебе что за дело?

— Да ничего. Просто. — Он вдруг фыркнул, пренебрежительно, высокомерно, коротко. — Нашла ты себе, конечно, ухажера, я тебе скажу. Свитер этот красный… помню, еще три года назад он в нем рассекал. Чем он тут занимается вообще, в этой глуши? Хоть работает?

— Да. Оператор УПСВ (прим. — установка предварительного сброса воды на нефтегазовом месторождении, отделяет добываемую нефть от воды и попутного газа), — сказала я сквозь зубы.

Красный свитер? Ухажер? А ты, Ваня, оказывается, тот еще гад, С Лукьянчиковым до твоего отъезда вы были прямо не разлей вода.

— Зарплата, так понимаю, не ахти. Ну, на бензин хватает, и то хорошо.

Он засмеялся; я же думала, скрежет моих зубов услышит вся улица.

— Правильно сделала, Юсь, что бросила его и уехала. Завязла бы ты здесь, ходила бы по три года в одном платье. — Ванька затянулся в полной тишине и выбросил сигарету, качая головой. — Да и вообще из этой дыры рвать надо тем, у кого мозги есть. Кто поумнее, тот, конечно, уже рванул, ну а кто остался, тот, как видно…

Он белозубо улыбнулся, но теперь мне очень хотелось врезать прямо по этим крепким ровным зубам. Судя по напряженному молчанию тех, кто стоял и слушал нашу милую беседу, это желание испытывала не одна я.

— Молодец, я горжусь тобой, прямо серьезно горжусь… — Ванька снова покровительственно похлопал меня по плечу, заглядывая в глаза. Схватился за воротник рубашки, оттянул, показывая мне и остальным. — Вот знаешь, сколько эта вот рубашка стоит? Годовая зарплата какого-нибудь оператора УПСВ, как тебе? А кофта твоя?

Я даже сама не поняла, как так получилось. Только что Ванька тянул руку к воротнику моей кофты, а через секунду уже отшатнулся, держась за щеку, по которой я ударила так, что зазвенела ладонь.

— С ума сошла? Ты чего дерешься? — Но я уже развернулась и шла прочь, не желая больше его слушать. — Эй, Юсь, ты… совсем?

— Это ты совсем…! — рявкнула я, не оборачиваясь. — Придурок.

— Эй, ты из-за Лукьянчикова что ли обиделась? Ау, Юсь! Вот дура! — пьяно и фальшиво захохотал он мне вслед, а я все ускоряла шаг. — Да что я сказал-то? Вернись!

Но я не вернулась.

Глава 10

С момента того разговора на бабулином крыльце я старалась обходить Костю Лукьянчикова стороной еще упорнее, чем раньше. Весь остаток отпуска выдумывала окружные маршруты, чтобы не попадаться ему на глаза, отчасти потому что чувствовала себя виноватой за вранье о себе и Ростиславе, отчасти потому что просто не хотела лишний раз видеться и говорить с ним… особенно после слов о том, что у него никого уже давно не было.

Костя, черт бы его побрал, разбередил мои раны — старые, глубокие, чуть только затянувшиеся в Уренгое тонкой новой кожицей, и теперь они болели и напоминали мне о том, что было давно и недавно, и я уже почти радовалась тому, что уезжаю из дома, хоть это и было нехорошо.

— Юстина Борисовна, а ну-ка отвлекитесь от задушевных бесед с начальником ОМТС и зайдите ко мне.

Нет, я была так рада вернуться к Ростиславу Макарову… обратно в Уренгой.

* * *

Жена Макарова, Лида, работала лаборанткой на нефтегазовом месторождении и ездила по вахтам по графику «неделя через неделю». В ее отсутствие за сыном присматривали сам Ростислав и соседка, старенькая бабушка, Степанида Назаровна, которая нет-нет, да заглядывала к Макаровым вечером, спросить у Сережки, как дела и не скучно ли ему одному. Чаще всего Сережке было не скучно. Парень он был самостоятельный, да и компьютер был всегда под рукой. Вечерами Макаров-младший проводил время за игрой.

Степанида Назаровна позвонила Ростиславу как-то вечером в середине сентября. Мы сидели в его кабинете, обсуждали рабочие вопросы, и вибрация телефона застала Ростислава прямо на середине:

— Да мне плевать, веришь? Пусть она свой срочный ремонт вне бюджета сама с Горским и…

Он извинился и вышел с телефоном в руке, а когда вернулся, был расстроен так, что это было видно невооруженным глазом. Мы закончили обсуждение и должны были идти к Горскому на вечернюю планерку, но Ростислав замялся у шкафа с одеждой, глядя на меня, и я поняла, что случилось что-то нехорошее.

— У Сережки температура поднялась. Тошнит его, дышать, говорит, тяжело, — сказал он, и я едва ли не впервые увидела на его лице что-то кроме привычной уверенности. Это был страх, страх за мальчика, которого он поначалу не любил, и беспомощность оттого, что