Душа неприкаянная - Тимофей Печёрин

— Чего вылупился? Заводись и вези… домой. За это ведь тебе деньги платят — не за гляделки.

Таксист мог бы сказать, что немало заработал и не двигаясь с места. А просто сидя в машине в компании странного пассажира. Однако пассажир, даже странный, тем не менее всегда прав. Так что водила снова лишь молча пожал плечами и принялся заводить мотор.

— Когда отвезешь меня, — окликнул его Бурый, откидываясь на сиденье, — съездишь еще к тому зданию… к которому я тебя вызывал. Помнишь? Один съездишь, без пассажира. Насчет платы… рассчитаюсь с тобой заранее. И не спрашивай, зачем. Как говорится, меньше знаешь, крепче спишь.

Голос хозяина звучал с радостным возбуждением. Как же мало некоторым людям нужно для счастья! Всего-то замочить недруга, да чужими руками, причем без улик. Ну, если не считать догадок и последних слов самого убитого.

Настроение немного улучшилось и у меня. Хоть и совсем по иному поводу. Причем узнай о таковом Бурый — это едва ли бы его обрадовало.

«Вот сегодня и рассчитаемся… благородный, блин, господин, — думал я в злом предвкушении, — сведем счеты. А то, небось, думал, что можешь саму смерть заставить на себя работать. И без последствий».

К собственному удивлению я обнаружил, что убивать обитателей мира живых мне… понравилось. Тем самым я как бы восстанавливал справедливость. Да-да, в том же самом смысле, в котором ее понимают все эти Бурые, Жоржи, Кабаны и прочие Горбатые и Гундосые. Когда мне хреново, кто-то другой просто не имеет права на счастье.

Жил мой почти уже бывший хозяин заметно скромнее убиенного недруга. В квартире многоэтажки — из тех, правда, что были построены за последние несколько лет. И отнюдь не для простых тружеников. Двор был оборудован контрольно-пропускным пунктом. С будкой, со шлагбаумом. Имелся и подземный гараж. Где наверняка коротал ночь и джип Бурого. Впрочем, гараж-то как раз интересовал меня в последнюю очередь.

Пока хозяин рассчитывался, шурша купюрами, пока таксист с недоверием их пересчитывал — я сидел, напряженный до предела. Только что не ерзал в нетерпении. Готовясь в любую секунду выскочить из машины вслед за Бурым. Да так, чтобы тот не заметил.

У меня получилось. Правда, я, скорее, вывалился на асфальт, сверзившись с сиденья. Ибо не могу назвать ловкость сильной своей стороной. Ну да ладно. Кто уже мертв, боли чувствовать не может. Легко, как никогда при жизни, я вскочил на ноги. И направился вслед за хозяином, стараясь держаться на шаг-другой позади него.

Так я следовал за ним и когда Бурый открывал специальным ключом подъезд. И когда, миновав консьержа, прошагал к лифту. И, наконец, когда двери лифта разошлись на нужном этаже. И почти уже покойный Алексей Федорович двинулся к своей квартире, на ходу доставая ключи.

Оказавшись дома, он направился на кухню. А прежде разулся, затем избавился от надоевшего пиджака. И не забыл потревожить все подвернувшиеся выключатели. Изрядная по метражу квартира озарилась ярким светом люстр и ламп. Не перестав, правда, оттого быть берлогой холостяка.

На кухне Бурый достал из холодильника запотевшую бутылку пива. И плюхнулся на табурет, улыбнувшись какой-то по-детски беззаботной улыбкой. Совсем не подобающей бандиту и прожженному дельцу.

Так называемый хозяин не видел, не слышал — но я тоже был на кухне. Причем не так уж далеко от него. И как раз осматривался в поисках подходящего инструмента для отнятия еще одной жизни.

Мой выбор остановился на подставке с ножами. Я осторожно взялся за рукоятку одного из них, потянул… и услышал, как Бурый хмыкнул.

— Ну и что ты задумал, крыса дохлая? — вопрошал он почти насмешливо, — забыл, кому обязан?

«Не тебе — это точно!» — сказал бы я, если б было, кому слушать. Нож покинул подставку, затем буфетную полку, и замер в воздухе в метре над полом.

— Если б не я, — продолжал увещевать Алик Бурый, — если бы я не проплатил этот гребаный Кристалл — ты бы щас жарился в аду! Забыл? Или просто исчез на хрен. Еще неизвестно, что хуже.

«Ну-ну. А что я имею теперь?»

Изо всех сил я настраивал себя на ненависть к этому человеку. Этому бандюге и рабовладельцу. Приверженцу принципа «деньги не пахнут». И одному из множества паразитов, живущих за счет честных людей. А разговоры его столь же старательно пытался пропускать мимо ушей. Потому как наслышан был и про стокгольмский синдром в том числе. Ну, когда жертва от общения с преступником начинает ему сочувствовать.

Нетушки! Со мной эти фокусы не пройдут. И не о чем нам с вами, господин благородный и щедрый, разговаривать. Если враг не сдается — его уничтожают. А уж чего-чего, а сдаваться Бурый не собирался.

С силой злости я метнул в него нож. В последнюю долю секунды Алик Бурый успел уклониться. Наточенное железо угодило в пивную бутылку. И, опрокинув ее, столкнуло со стола. Неприятно пахнущая пенистая жидкость разлилась по полу.

— Неплохая попытка, — прокомментировал, помрачнев, хозяин квартиры, — но вот за эту лужу ответишь.

Я схватил следующий нож… но Бурый опередил меня. Причем оказался гораздо умнее своего покойного врага. Потому как не стал без толку переводить патроны.

Вместо этого хозяин квартиры схватил маленькую икону, стоявшую на холодильнике. И выставил ее перед собой, как щит.

— Отче наш! — забормотал Бурый сбивчивой скороговоркой, — иже… еси на небеси… да святится имя Твое…

С каждым его словом воздух вокруг меня неприятно густел. Да так, что даже бесплотному духу становилось трудно дышать. Следом накатила слабость… точнее, расслабление, какового я не чувствовал ни при жизни, ни после. В изнеможении рука с ножом опустилась. И выронила несостоявшееся оружие. С легким стуком упало оно на пол.

— Ага! То-то же! — торжествующе воскликнул заметивший это Бурый, — провались же в ад, сучара бесплотная!

Эх, зря он икону-то отложил. И эпитетом одним не ограничился. Выдав в исступлении целый поток непечатных выражений. От них-то я быстро пришел в себя. Вернулось и желание убивать.

С невиданной доселе прытью я ринулся к хозяину. И без всякого оружия впился ему в лицо пятерней, врезаясь пальцами в глаза. Другой рукой я схватил Бурого за горло. Ах, с каким же наслаждением я прикасался к живой плоти! Она оказалась такой податливой…

Истошный, скорее звериный, чем человеческий, вопль перебудил, наверное, всех соседей. Алик Бурый оказался крепким орешком. И хотя он не сопротивлялся, мне потребовалось не меньше пяти минут, прежде чем вопль этот, агонизирующий, наконец затих.

Вздохнув, я отошел от свежего трупа. Отступил на пару шагов — скорее, в силу неведомых суеверий, а не брезгливости. И без какого-либо смысла мотнул головой. Осматриваясь, но не видя больше для себя ничего интересного.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});