На Севере дальнем - Николай Шундик

— Буду.

— Ай, хорошо! Дай хоть один разок в горн подудеть или в барабан постучать!

— Не дам! Ты вот лучше скажи, комсорг, как тебе пио­нерская комната нравится.

— Нравится, сильно нравится!

— Нет, верно, еще не вполне нравится, — возразила Нина Ивановна, — иначе ты давно такую же комсомольскую ком­нату оборудовал бы в нашем колхозном клубе.

— Комсомольскую комнату? А как? У нас же нет бара­банов этих, горна тоже нет...

— А ты подумай.

Тынэт обвел пристальным взглядом пионерскую комнату, остановил свое внимание на аккуратно оформленном плакате с торжественным пионерским обещанием, на пионерской стен­ной газете, на графике успеваемости.

— Можно сделать комсомольскую комнату! — наконец сказал он. — Хорошо сделать можно. На одной стене портрет Ленина будет. На другой — красный переходящий вымпел, который наша комсомольская бригада получила. Стенгазету мы тоже выпускать можем. Соцдоговоры на стенку повесить можно. Устав комсомола на большой лист перепишем.

— А когда возьмешься за это дело? — спросила Нина Ива­новна. — Я со своими пионерами могу помочь.

—  Сейчас возьмусь! Да, да, сейчас возьмусь!

В пионерскую комнату вошли Петя и Кэукай.

—  Вот хорошо, что мы увидели тебя, Тынэт! — сказал Пе­тя. — Скажи нам, почему это твой дедушка до сих пор в дом переходить не хочет?

Тынэт помрачнел. Опустившись на стул, он подпер голову руками и, немного помолчав, сказал:

— Наверное, я возьму его на руки и насильно перетащу. Говорить с ним я уже больше не могу. Все слова, и хорошие и плохие, какие знаю, сказал ему — все равно ничего не вы­ходит.

— А может, еще не все слова пришли тебе в голову? — спросил Кэукай.

— Говорю вам — все, значит, все! — сердито возразил Ты­нэт.— На руках перетащить придется, а ярангу сжечь, чтоб он опять не убежал туда.

— Ты что это, шутишь или серьезно говоришь? — обеспо­коилась Нина Ивановна. — Наверное, опять, как с трубкой Экэчо, сделать хочешь?

— Да так... шучу и не шучу. Сержусь... — неопределенно отозвался Тынэт.

— А вот мы с Петей думали-думали и кое-что придумали...

—  Попросить вас хотели, — перебил Петя Кэукая, обра­щаясь к Нине Ивановне, — чтобы на совете дружины нашему отряду поручили разговаривать с Кэргылем.

— Да, да, чтобы нам поручили разговаривать с Кэргы­лем!— снова вмешался в разговор Кэукай.— Один раз ска­жем, второй раз скажем, еще и еще говорить будем, пока не согласится Кэргыль ярангу покинуть.

—  Где вам! — Тынэт безнадежно махнул рукой.

— А вот если мы лично говорить будем — согласится! — уверенно заявил Петя. — Всем отрядом нагрянем к нему. Не станет же он колотить нас клюкой!

—  Кто его знает... может, и поколотит. Он у меня такой ста­рик. Вот вчера я сказал ему, что на руках его в дом перета­щу, так он как стукнул меня палкой своей... до сих пор болит.

Петя и Кэукай переглянулись.

— Ничего, ребята, все это мы с вами хорошо продумаем. Вместе наступление на Кэргыля поведем, — пообещала учи­тельница. — Ваше предложение мне очень понравилось.

— А хороший старик, очень хороший! Сильно я люблю его, — задумчиво сказал Тынэт.

— Нина Ивановна, а сейчас нам с Кэукаем можно сходить к Кэргылю? — спросил Петя. — Про дом мы ему пока ничего говорить не будем, а только так... сделаем разведку.

— Ну что ж, делайте разведку, — согласилась учитель­ница.

Кэукай и Петя торопливо ушли.

— А что ж, кто его знает... может, старик и послушается этих агитаторов, — с проблеском надежды в голосе сказал Тынэт. — Он такой у меня — странный очень и, потом, сильно детей любит. Ну, если не послушается, на руках, как ребенка,перенесу, — упрямо повторил он.

— Вот что, Тынэт, давай договоримся так: и ты со мной и я с тобой по всем важным делам будем советоваться, — по­просила Нина Ивановна. — Вот сейчас, например, я хочу посо­ветовать тебе не только не переносить Кэргыля в новый дом силой, но даже и не намекать ему об этом...

— Ай, как хорошо ты сказала, Нина! Советоваться! — по­вторил Тынэт, не сводя с девушки восторженных глаз. — Бу­дем советоваться, всегда с тобой будем советоваться!

— Ну, вот и хорошо. А с завтрашнего дня мы с тобой на­чинаем учиться. Только знай, Тынэт: я очень строгая учи­тельница. Если станешь относиться к делу несерьезно, буду ругать и очень буду сердиться.

— Как так — несерьезно? Почему такое говоришь — не­серьезно? — почти возмутился Тынэт и, тут же улыбнувшись, мягко добавил: — Вот хорошо, теперь у Тынэта есть учитель. До свидания пока! Пойду в клуб, думать буду, как комсомоль­скую комнату сделать.

В ГОСТЯХ У КЭРГЫЛЯ

Петя и Кэукай застали Кэргыля в яранге за любимым его занятием: старик вырезал что-то из моржового клыка. Вокруг него на нерпичьих шкурах лежали резцы, похожие на замоч­ные ключи, всякие буравчики, пилочки, долота, кривые и пря­мые ножи, рашпили, напильники самой различной формы и величины.

Увидев мальчиков, Кэргыль сердито подергал свою ре­денькую седую бородку, потом неожиданно улыбнулся и ска­зал гостям, чтобы они расстелили оленьи шкуры и сели.

— Как много всяких пилочек, буравчиков! — удивился Петя.

А Кэукай не отрывал своих восхищенных глаз от вещи, которую вырезал Кэргыль из клыка.

— Какая красивая трубка! — восторгался мальчик.

Взяв кусочек стриженой оленьей шкуры, Кэргыль принял­ся отшлифовывать трубку.

— Скажи, а это ты не для Экэчо делаешь? — вдруг, сам не зная почему, спросил Кэукай.

Ничего не ответив, Кэргыль пососал трубку, подул в нее, затем набил табаком, прикурил.

— На-ка, попробуй, потяни, — предложил он Кэукаю.— Еще совсем недавно все чукотские дети в твои годы курили...

— А разве хорошо это было? — робко спросил Кэукай.

— Плохо, совсем плохо было. Кашлять рано начинали люди, грудь рано портили, — нахмурился Кэргыль и тут же обратился к Пете: — Может, ты потянешь?

Петя пугливо осмотрелся вокруг и решил: «Ах, была не была, один раз можно, только бы Кэргыль не сердился. Это даже очень любопытно...»

Неумело взяв трубку, Петя заговорщически подмигнул Кэукаю, затянулся и громко закашлялся. Долго кашлял Пе­тя, вытирая слезы, бормоча что-то невнятное.

— Ну, а теперь ты, — обратился Кэргыль к Кэукаю. — То­варищ твой, вижу я, смелый человек, не побоялся новой трубки.

Кэукай нерешительно протянул руку за трубкой и через мгновение уже кашлял вместе с Петей.

Старик с бесстрастным лицом молча смотрел на мальчи­ков. И, когда они наконец пришли в себя, сурово спросил:

— Ну, скажите теперь: вы тайком от учителей и родите­лей курите?

Кэукай и Петя недоуменно переглянулись.

— Курите или нет, я вас спрашиваю? — не отставал Кэр­гыль.

Кэукай замахал руками:

— Нет! Честное слово, нет!

— Ну, если нет, значит, хорошо, — уже мягко сказал Кэр­гыль. — Вот когда внук мой Тынэт был таким же, как вы, он курил, сильно курил. И, хоть было это у нас тогда еще в обы­чае, я все же, как вам, дал ему покурить новую трубку, на­чиненную особым табаком... Можете рассказать своим учи­телям, как старик Кэргыль от курения вас отучивал.

— Так мы же и так не курим! — Петя все еще вытирал выступающие на глаза слезы.

— Ну и хорошо. После моей трубки вряд ли вам захочет­ся курить, — насмешливо предположил Кэргыль, выбирая клык из связки моржовых бивней, висевших на закопченной перекладине.

Осмотрев клык со всех сторон, Кэргыль глянул на Кэукая:

— А насчет Экэчо зря беспокоишься. Моя трубка для него еще более невкусной будет, чем для вас. Не для него эта трубка делается.

— Как много у тебя моржовых клыков! Наверное, и дру­гих всяких вещей понаделал, — несмело сказал Кэукай, на­деясь, что старик покажет что-нибудь из своих изделий.

Мальчик никак не мог отделаться от желания самому вы­точить из моржового клыка какую-нибудь вещь.

— Нет у меня сейчас ничего готового. Все, что делаю, раз­даю... Мало работаю сейчас, глаза совсем слепые стали, ни­чего не вижу, — вздохнул Кэргыль. — Плохо, что никто из молодых этому делу учиться не хочет. Тынэта приучал — ни­чего не вышло.

— Поучи меня, а? — вдруг сказал Кэукай. — Я буду учить­ся. Каждый день буду учиться!

— Ты будешь косторезному делу учиться? — недоверчиво спросил Кэргыль.

— Будет, обязательно будет! — поспешил Петя заверить Кэргыля. — Он же у нас художник.

— Ну что ж, приходи, посмотрим, — скептически заметил Кэргыль.

Мальчики посидели еще немного. От сознания, что они пришли в ярангу Кэргыля «на разведку» и ничего, собственно говоря, не разведывают, им было не по себе.

— Надо как-то начинать, — тихо сказал Петя по-русски.

— Я сам думаю об этом. Башка трещит, а ничего не при­думаю,— признался Кэукай. — Он нам своей трубкой весь ум отшиб...