На Севере дальнем - Николай Шундик

— А зачем тебе так нужны были эти два дня? Невесту за эти два дня у тебя украли — так, что ли? — усмехнулся Экэчо, протягивая Тынэту трубку.

Тынэт схватил трубку Экэчо и в запальчивости бросил ее в стену дома. Трубка раскололась, а медная чашечка от­скочила в сторону, рассыпав по земле дымящийся табак.

— Ты... ты что это сделал?! — задохнулся Экэчо.

— Я злой, сильно злой на тебя! — закричал Тынэт. — Я поколотить хотел тебя! Ты украл два дня у меня и моих товарищей!

— О, ты полоумный человек! Знаешь ли ты, что эта труб­ка в руках уже четвертого колена рода моего?..

Экэчо поднес к глазам обломки трубки. Редкая бородка его дрожала, рот нервно подергивался.

— Трубку тебе жалко? А того, что ты у нас два дня и две ночи украл, тебе не жалко? — не унимался Тынэт; черная челка то и дело падала на его гневные глаза: Тынэт энергично взмахивал головой.

— А-я-яй! Какими стали молодые в наше время... — впол­голоса произнес Экэчо, не отрывая глаз от обломков трубки. И вдруг, подняв кверху руки с разбитой трубкой, он метнулся прочь от Тынэта: — Смотрите, люди! Хорошо смотрите, каки­ми нынче молодые стали! Тынэт трубку мою разбил! Тынэт трубку разбил, перешедшую в четвертое колено рода моего!..

Из домов и яранг выходили колхозники; они выслушивали Экэчо, сокрушенно качали головами, ощупывали обломки трубки.

«Ай, как нехорошо получилось! Совсем нехорошо... И за­чем только он сунул мне в руки эту вонючую трубку!» Тынэт хорошо знал, какой огромной ценностью у его народа счи­тается фамильная трубка. Он также знал, что с курительной трубкой связано много суеверий. «Ай, голова моя — как у глупой нерпы!» — сокрушался Тынэт.

А Экэчо между тем шел от яранги к яранге, от дома к дому и всем показывал свою разбитую трубку, сетуя на гру­бость и неуважительность современной молодежи к старшим.

Петя, Кэукай и Эттай уже давно крутились там, где оста­навливался Экэчо ео своей трубкой.

— Тынэта все время ругает! Другие тоже комсорга ру­гают! — тревожно шептал Эттай.

—Ничего. Сейчас будет колхозное собрание. Мой отец такое скажет Экэчо, что он и о трубке своей забудет, — отве­тил Кэукай, неприязненно глядя на Экэчо.

— Да, конечно! Таграт обязательно заступится за Тынэ­та, — с уверенностью сказал Петя.

Экэчо знал, что сейчас на собрании его будут крепко ру­гать за то, что он не подчиняется колхозной дисциплине. Что­бы как-нибудь отвлечь внимание от себя, он решил пожало­ваться на Тынэта. «Хорошо, что я этому полоумному парню сунул в руки трубку, а то просто молчать пришлось бы», — думал он, наблюдая за тем, как собирались в клуб колхозники.

Вскоре началось собрание. Первое слово предоставили Экэчо, чтобы он рассказал, почему упорно цепляется за ста­рую жизнь, почему до сих пор приходится говорить о нем как о прогульщике и отсталом человеке.

Экэчо встал, поправил на животе ремешок, перепоясывав­ший кухлянку, и крепко вцепился в него жилистыми руками.

— Может, не все поймут меня, но старики, пожилые люди понять должны, — произнес он притворно-жалобным тоном. — Давно так получилось, что жители нашего поселка невзлюби­ли меня за брата моего, Мэнгылю. Много зла мне сделали эти люди. Обидные слова мне говорили, никогда мне не верили. А разве я виноват, что брат мой плохим человеком оказался? Разве я виноват, что он сородичей наших на чужую землю увез?..

Экэчо еще хотел что-то сказать, но тут случилось то, чего он никак не предвидел. Со своего места быстро встала Вияль и, в упор глядя в лицо Экэчо, громко сказала:

— Ты, Экэчо, лучше бы не вспоминал тот проклятый день, когда наших сородичей на чужую землю увезли, когда ка­кой-то злой человек отца моего, Ако, убил!.. Не ты ли тогда людей винчестером пугал и помогал шаману Мэнгылю и американцу Кэмби загонять людей в байдару?..

Словно задохнувшись, Вияль на мгновение умолкла. Еще свежее лицо ее, с вздрагивающими тонкими ноздрями, с гнев­ными жаркими глазами, казалось Экэчо в это мгновение пре­красным. И его опять захлестнула застарелая злоба. «Ай, проклятая женщина! Сколько лет подряд ты мучаешь ме­ня!»— мысленно обругал он Вияль, а вслух не очень смело сказал:

— Разве женщина, которая вмешивается в беседу мужчин, может сказать что-нибудь дельное?

— А разве ты забыл, как волком гонялся за мной, чтобы и меня туда, на чужую землю, увезти? — выкрикнула Вияль, судорожно сжимая в руках переброшенные на грудь тяжелые черные косы.

Экэчо почувствовал, что разговор принял очень опасный поворот. Метнув исподлобья взгляд на враждебно притихших людей, он повернулся в сторону председателя собрания Таграта, как бы говоря ему: порядок, кажется, есть такой, что не должны перебивать на собрании говорящего человека. В глу­бине твердых, суровых глаз Таграта на мгновение вспыхнула ненависть. Экэчо поежился от этого взгляда, неловко пере­ступил с ноги на ногу.

— Ты, Вияль, сядь. Не твоя очередь говорить, — насколь­ко мог спокойно сказал Таграт своей жене.

— Ай, как хорошо твоя мама сказала! — Петя крепко вце­пился руками в плечо Кэукая.

С трудом овладев собой, Вияль села на место.

— Ну что ж, говори, Экэчо, дальше, — предложил предсе­датель.

— Да что ж говорить мне... — обиженно промолвил Экэ­чо.— Известно же всем, как боялся я брата, — не меньше, чем многие, кто здесь сидит, боялся я Мэнгылю. Зачем же на меня смотрят люди так, как смотрят волки на приблудившуюся в их стаю собаку? Зачем вот мальчишка Тынэт схватил мою трубку и разбил ее вдребезги? — Экэчо вытащил дрожащими руками из-за пазухи обломки трубки, показал их собранию. — Тяжело мне, люди, жить так на свете, — все больше и боль­ше входил Экэчо в роль обиженного человека. — Вот зачем Тынэт трубку разбил, которая перешла в четвертое колено рода моего? Могу ли я теперь передать ее моему сыну?..

— У-у, как старая лиса, хвостом метет, — тихонько про­молвил Эттай.

— Ничего, сейчас оборвут ему этот хвост, — отозвался Кэукай.

— Известно же всем: курительная трубка является луч­шим хранителем человека от злого начала, — продолжал Экэ­чо. — Чего теперь я должен ждать, когда лишился лучшего хранителя?

Таграт заметил, что слова Экэчо о его трубке подейство­вали на некоторых колхозников. Он посмотрел на хмуро мол­чавшего Тынэта, укоризненно покачал головой. Тынэт вино­вато вздохнул и, подперев голову руками, неподвижно уста­вился в пол.

Рядом с Тагратом в президиуме сидел директор школы Виктор Сергеевич Железнов. Чукчи привыкли к тому, что ди­ректор никогда не пропускал колхозных собраний. Много лет они прожили вместе с ним и хорошо знали, сколько сил поло­жил этот человек на организацию колхоза. Не было ни одного трудного дела, в котором не помог бы им Виктор Сергеевич Железнов.

Короткое, но взволнованное выступление Вияль напомнило Виктору Сергеевичу далекие годы, когда он впервые попал на Чукотку. Одни воспоминания сменялись другими, как про­летают стаями птицы. Еще в молодости, когда загнали его царские чиновники в ссылку в этот далекий, тогда еще совсем дикий край, он со всей страстью русского человека-подвижни­ка взялся за просвещение чукотского народа.

Отшумели грозные годы борьбы с интервентами, с банда­ми колчаковцев, с местными богатеями, ушли в прошлое труд­ные годы организации первых чукотских школ, больниц, кол­хозов. Во всем этом Виктор Сергеевич принимал самое дея­тельное участие. Он первый написал школьные учебники на чукотском языке, составил первые чукотские словари. И шко­ла его в поселке Рэн была не простой школой: здесь коллектив учителей под руководством Виктора Сергеевича вел напря­женную творческую работу по созданию методических посо­бий для чукотских школ, по переводу детской литературы с русского на чукотский язык. Много записал Виктор Сергее­вич чукотских легенд и сказок. Его сборники сказок, изданные в Хабаровске и Ленинграде, были дороги на Чукотке и детям и взрослым. «Это человек, любящий наши сказки и сказания. Это человек, любящий чукотский народ», — так говорили чук­чи о Викторе Сергеевиче Железнове.

И вот сейчас, когда чукчи были взволнованы необыч­ным разговором на колхозном собрании, многие из них нет-нет да и поглядывали на директора школы, ждали с нетер­пением его слова, потому что знали, насколько слово его спра­ведливо.

«Да, из-за этой трубки Экэчо удалось на время отвлечь от себя внимание, — думал Виктор Сергеевич, слушая суровую отповедь Тынэту его деда Кэргыля. — Ну, да ничего. Посмот­рим, что будет дальше...»

Экэчо, опустив голову, с затаенной радостью слушал слова Кэргыля. А старик, потрясая в воздухе посохом, разошелся не на шутку:

— Мне стыдно теперь знать, что ты внук мой, Тынэт! Я жа­лею, очень жалею, что не колотил тебя палкой, когда ты был мальчишкой. Может быть, ты был бы умнее, может, после это­го ты стариков стал бы почитать!..