Научи меня желать (СИ) - Снежинская Катерина

– Конечно, – пожал плечами маркграф. – Я всю жизнь работаю на его укрепление.

– Потому и вызываете на дуэли заведомо слабейших, а потом ещё и унижаете их!

– Можно сказать и так. Но теперь этот слабейший два раза подумает, прежде чем лезть на кого-то вроде меня. И останется жив.

– Точно, вы же всё делаете из лучших побуждений, – усмехнулась Леора.

– Как правило. По крайней мере, в роли нового воплощения Левого я себя не вижу.

– Ну так хорошенько посмотритесь в зеркало, может, наконец, разглядите – огрызнулась Недил, слишком резко осаживая кобылу.

Кадет всего лишь хотела пропустить мышастого, но со зла слишком сильно дёрнула поводья, заставив лошадь осесть на зад. Потому-то Леора его и заметила. Не заартачься кобыла – проехала бы мимо. Если б он позволил, конечно. А так увидела человека, стоявшего за наполовину обвалившейся оградой то ли монастыря, то ли школы.

И вроде не было в нём ничего такого: человек как человек, в потрёпанном плаще, в вязанном капюшоне, которые обычно носят не слишком богатые люди, монахи и проповедники. Ну а что он там, за оградой, делал, никого не касалось. Может, вправду монах. Или проповедник…

Ничего толкового додумать Недил не успела, та самая тревога, не дающая покоя со вчерашнего дня, продрала ознобом по шее, дохнув щекочущим холодом в затылок. Уже спрыгивая с лошади, Леора заметила, как на тропинку сворачивает какая-то телега.

– Вы решили покинуть меня прямо…

Голос маркграфа она слышала глухо, будто уши ватой забило.

– Спешится! – рявкнула кадет, рванула вперёд, едва не угодив генеральскому жеребцу под копыта. – На землю!

Она не думала, не успевала: плащ полетел в грязь, пальцы складывали знак, тело само рвануло влево, вправо. Сколько раз она вот также, петляя как заяц, носилась по полигону, прозванному кадетами Мучильней?

И эта мысль умерла, не успев родиться. Только мелькнул где-то на горизонте сознания наставник с планшеткой в руках и надежда на то, что увалень Серг, которого ей вечно подсовывали в качестве охраняемого, всё-таки успел лечь на землю, а не в очередной раз ищет, где посуше.

А руки уже растягивали защитный полог, чуть серебрящийся на фоне тусклого неба, и она видела – экзаменатор не успевает. То есть, не экзаменатор, конечно, а проповедник в вязанном капюшоне, но всё равно он не…

– Куда ты лезешь, дура? – Рыкнуло над головой. – Жить надоело? А ну за меня!

Леору дёрнуло за плечо, рвануло назад. Полог поплыл, стремительно сворачиваясь. Недил поднырнула под чей-то выставленный локоть, скрипнула зубами, пытаясь снова растянуть выскальзывающий, будто намыленный щит. Рой острых, как гвозди, каждая, диной с палец, ледяных игл обрушились градом, рвя защиту в клочья. Но кадет вывернулась, ловя их на край полога, закрывая того, кто за спиной был.

Левая нога вдруг пропала, словно растаяла сахаром в кипятке, и бок онемел, Леора рухнула на землю, больно ударившись правым коленом о заледеневшие горбыли грязи. Но смотреть, что там стряслось, времени не было. Лихорадочно выговаривая формула, она пыталась нарастить щит – тот, другой, тоже медлить не станет.

Кто-то громко и очень грязно выругался. И тут со зрением кадета что-то произошло, оно будто раздвоилось, а, может, даже и расстроилось. Недил увидела человека в низко надвинутом капюшоне – лишь судорожно оскаленный рот видно. И новый залп – на этот раз не только иглы, теперь летящие широким хоть и редким веером, но и что-то вроде копья. И близко-близко телегу, из-за бортика которой выглядывал ребёнок. Глаза у него были круглыми, как плошки.

В голове Леоры что-то отчётливо клацнуло, как замок закрылся. Она резко вывернула кисть, вместе со слюной выплюнув заклинание. Серебристый муар щита растянулся в тончайшую плёнку. Ледяные иглы прошли её, обессилили, потеряв напор, бесполезно осыпаясь на землю. А копьё летело.

Мысли почему-то вернулись и сразу о многом. Досада вдруг такая взяла хоть вой: действовать научили, а видеть и, главное, замечать, нет. Заставляли лёгкие на Мучильне выхаркивать, а курс «Обнаружение противника» теорией давали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Недил увидела дешёвые, сшитые суровой ниткой тетради, исписанный убористым почерком вечной отличницы.

Хотя как его практически-то…

Больно совсем не было, только в грудь толкнуло что-то – не сильно, даже мягко, но навзничь всё равно опрокинуло. И прямо перед лицом оказалось очень прозрачное, высокое-высокое небо. А потом его загородили глаза. Они почему-то были невероятно большими, просто огромными. Но всё равно точь-в-точь как у кухаркиного кота.

Заполошно вопила ворона. Кто-то кричал длинно и протяжно, выводя на одной непрерывающейся ноте: «А-а-а». Визжал ребёнок. Ржали лошади. И брань, брань, брань – трёхэтажная, четырёхэтажная, до самого неба.

– Я видела вчера проповедника, – чётко выговорила Недил, чувствуя, как поднимается над землёй, пёрышком плывёт в холодном воздухе.

А потом всё исчезло, только полёт и остался.

***

Боль накатывала нарастающими волнами: тихая зыбь, рябь, а дальше пошла одна за другой, каждая выше предыдущей, тяжелее, мутнее. Эти волны выносили в почти реальность, где появлялись звуки и даже картинки, порой вполне правдоподобные, но чаще бредовые, бессвязные. Леора бултыхалась в волнах и абсурде, как щенок, до звона пытаясь вспомнить, что нужно делать, чтобы научиться плавать. Не получалось. Стоило вокруг чуть просветлеть и кто-то вливал в неё тошнотворно-сладкое, увесистым кирпичом падающее в сжимающийся желудок, заставляющее тонуть в надоевшей черноте, в которой оставалось только ждать, когда снова появиться зыбь, рябь, волна за волной.

–…можно подумать, ты о телохранителях даже не слышал, – чужой низкий голос гудел надоедливым шмелём, резонировал о слишком мягкие кости черепа, от него смертельно хотелось избавиться, только Недил не помнила, что для этого нужно сделать.

– А где ты телохранителя видишь? – второй голос язвил раздражённой злостью, как жалом, – соплячка, сикуха!

– С твоих же слов эта соплячка сработала вполне профессионально. На кой хрен ты к ней под руку полез? – вступил кто-то третий зудящим комаром. – Хотел широкой грудью защитить?

– А что надо было делать? Отдай она концы, высокие такой хай подняли бы!..

– И поэтому ты решил приблизить её несвоевременную кончину. А заодно составить компанию, – насмешливо жужжал комар. – Про свой страх перед старыми родами рассказывай кому-нибудь другому, я не поверю. Девчонка молодец, сориентировалась и твою башку не подставила.

– Это ты называешь сориентировалась? Вместо того чтобы щит нарастить, растянула, прикрывая каких-то крестьян!

– Давай, поучи бабку детей рожать, – фыркнул комар. – Подумаешь, растянула. Издержки пола и возраста, а с работой она справилась.

– На самом деле, Редиш, девка твою башку спасла.

– Да пошли вы оба! Достали! О своей башке я как-нибудь сам позабочусь!

Что-то грохнуло так, что между висками завибрировало: то ли дверь захлопнули, то ли крышку гроба. И снова темнота навалилась, затягивая вглубь.

– Не волнуйся, – донеслось словно через слой воды, звук слабел с каждым словом. – Он просто психует. Стыд заел вместе с совестью, ну и за девицу переживает…

Снова темнота, потом рябь. И новый просвет.

– Леора, – Алика почти легла на землю, выглядывая из-под зарослей малинника, махала рукой, подзывая. – Скорее, иди сюда. Смотри, что я нашла!

Ладошка и рожица сестрёнки перемазаны красным, кровь текла по пальцам в детских перевязочках, набухала в уголках надутых губ, каплей ползла по подбородку.

– Леора!

Нет, не кровь. Всего лишь малиновый сок.

Бред, Назад, назад, в темноту.

Лампа заботливо прикрыта так, чтобы свет её не слепил. Кажется, кто-то додумался использовать для этого офицерский галстук. Кресло пододвинуто к постели близко. Маркграф, сидящий в нём, упирается носком сапога в раму кровати. На колене пристроена раскрытая книга, но, кажется, Редиш не читает, просто смотрит в страницу.