О смелом всаднике (Гайдар) - Борис Александрович Емельянов

Это пес неустрашимой и грозной породы — циммерман-миберман. Слышали про такую? Прошу мою собаку не портить и сахаром не кормить. Завтра я с ней пойду на охоту.

Нет, никогда мы не слышали ни про циммерманов, ни про миберманов, но большие собаки действительно не тронули Кутьку. В собачьем обществе, оказывается, строго запрещено обижать маленьких. Они по очереди вылизали Кутьку от головы до хвоста, а самый наш злющий драчун, серый в яблоках бесхвостый Томка, отдал Кутьке еще не совсем обглоданное куропаточье крыло и самолично поймал блоху в белой Кутькиной шерсти.

Обрадованные таким собачьим доброжелательством, мы в этот вечер устроили танцы у костра и разошлись, только когда луна спряталась за большое серое облако. Я даже не очень ворчал, увидев, что спит Кутька, похрапывая, на моей большой розовой подушке.

— Удобства любишь! — сказал я, взял Кутьку за шиворот и осторожно переложил щенка в гайдаровскую кубанку.

Утром, едва посветлело на небе, мы поднялись на ноги. Ветерок давно уже забрался в окошко палатки. Неподалеку, в тальнике, посвистывали куропатки. Звезды гасли одна за другой. Пора было идти на охоту.

В лесу наши собаки сразу причуяли тетеревов и пошли по птичьим набродам. Кутька бежал рядом с ними, не отставая. Он только иногда повизгивал от боли и негодования, когда тонкие плети ежевики дергали его за лапы.

Томка первым сделал стойку на широкой поляне. Он оглянулся на нас, вытянул хвост и замер, точно окаменел.

Это значило, что тетерева здесь, рядом, и надо двигаться вперед тихо-тихо, чтобы не спугнуть осторожных птиц раньше времени. Ну и мы стали идти тихо, еле-еле переставляя ноги, взвели курки у ружей и думали, что тетерева уже лежат у нас в охотничьих сумках.

А вот Кутька, разумеется, не обратил на Томку никакого внимания. Он как бежал во всю свою прыть, так и продолжал бежать и с ходу врезался в самую середину крупного тетеревиного выводка.

Дикие черные и коричневые птицы с треском всем выводком шарахнулись в небо. Грянули выстрелы, перья полетели в стороны. Матерый косач больно задел Кутьку крылом по носу. Отчаянно пискнул щенок, сел посередине поляны на задние лапы, а правую переднюю поднял высоко вверх: «Пожалейте меня, добрые люди! Что же это такое творится?! Гром, звон! Дерутся! За что? Почему?»

Давно мы так не смеялись. Гайдар подобрал Кутьку с земли, взял на руки. Мы даже снять его успели в этот момент, и до сих пор у меня хранится фотография Гайдара с грозной собакой циммерманом-миберманом на руках.

— Вот, — сказал нам тогда Гайдар, — я же вам говорил, что это порода замечательная и необыкновенная. Хотел бы я видеть, какая еще охотничья собака так садится на задние лапы в самой середине выводка и лапой показывает: «Вот она, дичь! Берите, стреляйте, ешьте!»

Весь этот день мы дружно охотились в лесу.

А ночью к нам на стан пожаловали волки. Они тоже решили поохотиться — за нашими собаками. Мы спали в палатке. Мелкий дождь стучал по тугому брезенту…

Рыча и визжа, прямо по нашим головам влетели в палатку одна за другой четыре собаки. Томка залез ко мне под одеяло, рыжий Васька сел на голову Гайдару, Грайка забилась за чемоданы и долго там дрожала и со страха по-человечьи всхлипывала, а мохнатый черный Бумба даже икать стал от ужаса. Только один маленький Кутька никого не испугался. Он был полным несмышленым дураком и в том, что страшно, что нет, еще не разбирался.

Храбро он стоял у входа в палатку и злобно лаял в темноту. Там, в кустах, на едва заметной песчаной дорожке мелькали серые тени. Мы выскочили с ружьями. Тени исчезли.

Внутри палатки сидели рядышком наши псы. Уж такие они были тихие, такие вежливые! Казалось, никогда не было на земле лучших друзей.

— Ну что? — сказал Гайдар, заглядывая в палатку. — Поняли вы или нет, что смысла нет ссориться друг с другом, когда столько злых настоящих врагов живет на земле?

Собаки, конечно, промолчали, а мы сказали, что поняли, и поблагодарили Гайдара за науку.

Маленькому Кутьке мы утром смастерили ошейник и привязали к нему большую медаль, которую Гайдар вырезал из старой консервной банки.

Очень мне хочется опять побывать на Урале, постоять вечером у песчаной косы и послушать: не стучат ли за косой весла, не скрипят ли уключины. Все хорошее должно оставаться в памяти у человека.

★

Свет

Одиннадцать лет подряд мы ездили на охоту на Урал без Гайдара. К тому времени, когда Гайдар собрался поехать с нами, у нас, старых уральцев, образовались уже свои привычки и традиции.

У нас была своя охотничья уральская песня, которую мы пели по вечерам у костра, свой дед Захар в поселке Коловертном, у которого мы всегда ели арбузы и пили кислое молоко, и даже своя старая седая волчица, которая жила в степи около пятнадцатого аула. Все одиннадцать лет мы гонялись за ней понапрасну.

У нас было и свое любимое развлечение, которое мы позволяли себе ежегодно.

В хорошую ясную ночь мы выволакивали на реку сухой пень, или выворотень, накладывали на него хворост, тихонько заводили пень-выворотень вверх по реке, поджигали и на самом стремени реки отпускали.

Ночью мимо нашего стана плыл пылающий факел, красиво освещая темные берега Урала. Соцветие огня и темноты нравилось нам.

Огонь проплывал по реке, скрывался за поворотом, и снова мы погружались в темную летнюю ночь.

Очарование длилось недолго: хорошо, если за все одиннадцать лет мы полчаса простояли на берегу, озаренные огнем.

В этом году все получилось не так.

Едва лишь показалось вдали отправленное в темноту золотое сияние, Гайдар схватил меня за руку.

Огонь плыл под берегом, темные ветви прибрежных деревьев склонялись над ним дремуче и спокойно. Удивленно крикнула птица в лесу, затрещали кусты, с яра осыпался в воду песок: испуганный зверь уходил от близкого огня, и снова все стихло.

Чуть потрескивая, роняя в воду крупные, как звезды, искры, плавучий костер уплывал от нас все дальше и дальше.

Неожиданно Гайдар тронулся с места, раздвинул заросли тальника и потянул меня за собой. Сначала медленно, потом все ускоряя и ускоряя шаги, мы пошли по берегу за огнем.

В излучине река просматривалась далеко-далеко. Огонь, мерцая, приветливо кивал нам, точно звал за собой. За речным бакеном он сверкнул особенно по-домашнему. Островерхий плетеный бакен засветился как будто изнутри и показался нам маленьким домиком на реке.

— «В окнах огонек», — вспомнил Гайдар старые стихи.—