Вы хотите стать звездой? - Роман Трахтенберг

Итак, пусть и в таком не до конца идеальном варианте, но место моей постоянной дислокации постепенно становилось самым модным местом в городе. В Питере был моден интеллектуальный юмор, и Трахтенберг стал в нем апофигеем, героическим фетишем города-героя. Туристам говорили, что днем нужно посетить Эрмитаж, а вечером пойти послушать Трахтенберга.

Стиль моей программы (впрочем, и любой другой) подразумевает, что и атмосфера в клубе должна ему соответствовать: и кухня, и интерьер, и персонал... Поскольку на сцене все называется своими именами (то есть жопа жопой, а морда мордой, и никак иначе), то и с залом все должно быть в гармонии. Ни дорогой хрусталь, ни французская кухня с ее сложными вычурно-иноземными названиями не прокатят. Названия блюд тоже являются продолжением программы: мясные рулетики должны называться «х...йнюшками», форель — «пиз...икляусом», суп «бодягой» и т. д. и т. п. И конечно, было бы дико, если бы эти блюдищи подавали вышколенные официантки в строгой униформе с именами Елизавета, Анастасия... Одеты они должны быть тоже по-простецки, и звать их должны так же — Стопарик, Жопа, Грымза, Лапоть. А уж какие имена — такие и девки.

Вот поэтому, когда человек приходит в мое заведение, его удивляет все. Он окунулся в атмосферу юности, когда он с мятой трешкой в кармане приходил в ресторан, а халдей ему говорил, ну че будем пить? Самое дешевое? Пиво и водку? А сейчас он может себе позволить все заведения, но иногда ему хочется хамства-лайт, по отношению к нему, конечно. И, конечно же, на уровне игры.

Ты такой же, как и я. Мы такие же, как ты. «Ты к нам пришел. Если ты нам не дашь денег, то кто даст? Хочешь сказать, что у меня день прошел зря?..»

Наверное, сменится пара поколений, и такое кабаре не будет пользоваться спросом. Пока что оно  существует за счет ностальгии. Мы все начинали с низов, политики и олигархи когда-то, совсем недавно, были бедными студентами и учеными. А ненормативная лексика — это язык, на котором говорили все, как в школе, так и во дворе.

На сегодняшний момент я являюсь единственным шоуменом, у которого есть свое клубное шоу. Остальные этого не могут. Поэтому так и ненавидят меня все эти «дроботенки» и «христенки». Они работают десятиминутный номер и не знают, что делать дальше. Ездят на концерты компаниями. Берут двадцать человек, каждый выходит на десять минут. За концерт дают двадцать тысяч, значит, у каждого только по тысяче выйдет. Заказчикам куда проще взять за десятку одного смешномена, болтающего два-три часа, еще пяток стриптизерок — и на тебе шоу!

* * *

А вот теперь вернемся от творческой части вопроса к материальной. Как я уже говорил, заведение стало самым модным местом в городе, люди ломились на программу, а мне пока что никак не приходила мысль о том, что главное звено в происходящем это я. Хозяин маленького бара, который когда-то не хотел меня брать, — он вообще не знал, зачем нужен конферансье, — стал выдвигать себя как идейный вдохновитель творческого процесса. Единственное, что он делал творчески, — это врал. Он рассказывал истории, что видел подобные шоу в Германии и решил сделать у себя. А Трахтенберг... ну он просто нанятый мальчик. Замени одного «трахтенберга»  другим, и ни фига же и не изменится в славной концепции, придуманной им. Спустя пару лет я уже получил диплом «Night life awards» за лучшее клубное шоу, но пенки со всего этого снимал только владелец клуба. В какой-то момент он стал понимать, что «курица, несущая золотые яйца», может свалить, и тут же предложил подписать контракт.

— А не подпишешь — уволю! — заявил он.

Перспектива остаться без постоянной работы меня очень пугала. Времени на размышления и поиски нового места он мне, конечно же, не дал (а то бы я себе что-нибудь нашел), и я сам защелкнул на себе на-ручники. Ситуация была сложная. Будь я музыкантом, работу найти намного легче. Певцу или трубачу не нужно делать клуб под себя, как это нужно мне. Отработал 6 лет и, поняв, что промедление смерти подобно, — сожрут, переварят и высрут, оплатив неустойку, указанную в контракте до последнего цента, свалил в Москву.

Питерский клуб продолжал работать. Люди еще некоторое время приходили туда по старой памяти, ведь там по-прежнему оставались и танцовщицы с поставленными мной веселыми номерами, и артисты оригинальных жанров, и даже ведущий, косящий под Трахтенберга, но где-то через полгода... Да мало ли в этой стране клубов с танцующими голыми бабами (в Москве сотни), мало ли артистов оригинальных жанров (пройдитесь хоть по Арбату в выходной) и разных ведущих (на любую пьянку и свадьбу вы можете выбирать из десятка претендентов)... Так что самое модное заведение очень скоро вылетело в трубу... Светлая ему память.

* * *

От ошибок никто не застрахован: ни ушлый антрепренерчик, который стремится подмять под себя артиста, ни сам артист. Я уже не особо переживаю. Что прошло, то ушло. У всего есть свои плюсы и минусы. Вот, например, я первым стал материться на сцене. Тогда я понимал, что, если не начну делать то, что никто не делает, умру от голода. Это была работа — стать неприличным. Был хлеб. И сейчас он есть, даже с маслом. Только обратного пути нет. Я автоматически стал неприличным и назад «в приличное общество» вряд ли вернусь. Знаете, память у людей, гм, особенная. Как в том анекдоте. Сидит мужик, плачет. Его спрашивают, ты чего. «Я в этом городе построил сто домов, но никто не называет меня домостроителем. Я построил десять мостов, но меня не зовут мостостроителем. А стоило мне один раз по пьяни трахнуть козу...» Так что... Наверное, меня никогда не будет на сцене ГКЗ «Россия». Там будет Галкин, Фоменко, Пельш. Меня — никогда.

Но зато ко мне в клуб приходят люди и смеются. А это очень много. Есть еврейский сборник «Агада» — толкование Талмуда путем притч. И там рассказано, как к одному раввину явился пророк в образе человека и сказал, пойдем, покажу тебе праведников в этом городе. «У нас нет праведников!» — «Как же нет. Смотри». И он повел его на базарную площадь, но там были шуты, лицедеи, которые кривлялись на улице. И пророк сказал: «Неважно, каким способом они веселят народ. Но человек смеется. А когда он смеется, ему хочется жить и творить. Поэтому те, кто приносит радость другим, — практически праведники. Они помогают выживать, принося радость в жизнь».

СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ

...Если, прочтя предыдущую главу, вы вдруг осознали, что продаваться самостоятельно — занятие трудное и неблагодарное; что искать своих зрителей или заказчиков и разводить их на деньги вам сложно; что вы человек искусства, далекий от торговли, у вас один путь — найти продюсера. То есть человека, представляющего ваши интересы, который среди чужих вам людей будет своим. Вопросу отношений продюсера и артиста столь много места уделяет современная пресса, что останавливаться на нем долго не стоит (лучше рассказать, как зарабатывать самому: ведь об этом все молчат!). Отношения их почти всегда заканчиваются серьезным скандалом из-за невозможности определить, кто кому больше должен. Продюсеры придумывают артистам имя, образ, вкладывают деньги и стопроцентно уверены, что артисты им благодарны и всю жизнь будут целовать им ноги. А пашущие артисты имеют свое мнение на сей счет.

Ну, сначала, к счастью, ты, артист, получаешь приличные — как тебе кажется — деньги, а продюсер имеет денег больше, но зато он решает такие проблемы, которые тебе не по плечу. Только проходит год, два. Ты становишься все популярнее и знаменитее. За концерты тебе платят все больше и больше, но деньги оседают в кармане продюсера, а ты кукуешь на прежней ставке.

И постепенно в тебе растет возмущение, как же так? Тебе кажется, что ты самая главная звезда, а все остальные просто сволочи и на тебе зарабатывают. И ты кричишь: «Отдайте мои деньги!» На что продюсер сообщает: «Отдай сначала мои! Я вложил в твою раскрутку миллион долларов, плюс еще огромный геморрой, а получил пока только четыреста тысяч. Я пытаюсь вернуть вложенное, а ты уже давно зарабатываешь», — «Ничего не знаю, здесь главный Я. А если я не главный, то ухожу в самостоятельное плавание».

И тут продюсер сообщает, что ты можешь валить куда угодно, только ты не имеешь права использовать имя, которое он тебе придумал; образ, т. е. свои зеленые волосы, которые тебе придумали стилисты; и костюмы, которые тебе придумали модельеры; песни, которые бодро распевал последних пару лет, ибо за все платил ОН. Записи тебе тоже не принадлежат, их продали звукозаписывающим компаниям. И ты уходишь со своим родным именем, под которым никто тебя не знает; родным цветом волос, в родных драных джинсах и понимаешь, что все ушло в небытие, слава, поклонницы, концерты. Все прошло, и артист исчез: его больше нет. Остается, правда, один выход — пойти работать на завод, так как снова петь ты не можешь. Ну на что ты купишь себе песни и снимешь клипы? Все это сложная история, надо понимать, если ложишься под продюсера, он тебя имеет. Нужно для начала грамотно составить контракт, понимая, что можешь остаться вообще ни с чем. И лично для себя расставить акценты, понять, что именно хочешь: славы или денег? Это часто не пересекается.