Большая Засада - Жоржи Амаду

— Знаешь, сеу Фаду дал мне флакончик духов. Хороший человек сеу Фаду. Он позвал меня жить с ним.

— Сожительствовать?

— Ровнехонько так, как я тебе говорю.

— Так ты хорошо устроилась, везучая ты прохиндейка.

— Я не захотела. Не хочу ни с кем связываться — ни с ним, ни с любым другим.

— Это почему же?

— Я хочу жить только с тем мужчиной, которого люблю. По-настоящему.

— А я думала, ты на него неровно дышишь.

— Может, и так. Но я не хочу ни с кем жить, ни из-за денег, ни из-за желания. — Она задумалась, опустив глаза, и сказала: — Если уж кто живет вместе и не женится, то это можно только по любви на всю жизнь, которая и между ног, и в сердце. А если так не получается, то и разговора нет. Лучше уж быть проституткой.

Они знали друг друга недавно, были новенькими в этом месте и жили в одном доме совсем недолго, поэтому Корока ничего не ответила, проглотив все свои вопросы и советы. Бернарда подняла глаза, рассмеялась и сказала с хитрецой:

— В Большой Засаде много красивых мужчин. Сеу Фаду, Педру Цыган, Баштиау да Роза и мой крестный — самый красивый.

Бернарда все время маячила перед глазами, она была самая-самая, всеобщая любимица. Все ее хотели. За ночь с ней погонщики спорили, и она не всегда была свободна для желаний Фадула. Изредка, когда ему надоедал жалкий выбор, араб заказывал девицу из Итабуны, и это влетало ему в копеечку.

3

Едва проснувшись, он уже стоял у прилавка и подавал первую кашасу погонщикам. Это были самые трудные деньги: ранним утром, на рассвете, не успев даже облегчиться и вымыться. Если б он мог, то отдал бы эту прибыль кому-нибудь другому, себе оставив не такой утомительный, более солидный заработок.

Он оправлялся в кустах, хотя боялся змей. Окунался в воды реки, очищаясь от пота, от зловония клопов и ночных видений, чистил зубы, натирая их табаком; дул на золу, оживляя угли на железном треножнике — восточной роскоши, полученной за долги в Такараше. Кипятил воду для кофе в жестяной посудине. Снова примирившись с собой, он раздумывал о жизни и ее невзгодах. И так плохо, и сяк нехорошо. Он был уверен, что, сдавшись, сразу же об этом пожалеет: милость Божья не дается маловерным. Чтобы заслужить ее и стать богатым и уважаемым коммерсантом, он должен достойно ответить на суровый вызов.

Он рвал могучими руками мякоть жаки — желтую амфору с медом, — пальцами вытаскивал сочные ягоды, сок стекал с уголков рта. Жарил на углях кусок вяленого шарке. Он заказал вертел у Каштора Абдуима — это умелый кузнец, известный своей крепкой рукой, легким и ловким молотом. Жир из засушенного мяса капал на муку из маниоки — не было лучшего вкуса, более желанного лакомства для гурмана-грапиуны. Ломоть шарке, пригоршня муки из маниоки и, чтобы соль не так ощущалась, — спелые сладкие бананы. Смешивались вкусы и запахи жаки и жаба,[43] бананов и рападуры, каж, мангаба, умбу. В дни чревоугодия и изысков он нанизывал на заостренную перочинным ножиком веточку земляной банан и поджаривал его, пока тот не начинал золотиться, лопаясь от жара. Чтобы банан не подгорал, Фадул делал панировку из муки, а потом счищал ее, — вкуснятина!

Легкий бриз долетал с реки; проститутки отдыхали от ночного одурения; Тисау выходил, чтобы осмотреть охотничьи ловушки. Наемники на складе какао и работники, строившие загон для скота полковника Робуштиану де Араужу, еще не приступили к делу. Только птичьи трели нарушали тишину Большой Засады. Это был любимый час Фадула: выпив горячий кофе, он усаживался у порога, зажигал кальян и оглядывал мирные окрестности: долину, реку, горы, деревья и узкий ряд домов. Большой Турок отдыхал в своей империи.

Его ничто отсюда не выманит: ни совет врача, ни угроза жагунсо, ни соблазн женщины. Не родилась еще та баба, которая заставит его сдаться, отступить от своей судьбы. Кто теряет голову из-за юбки так, что совсем перестает соображать, кончает свои дни в нищете и унижении, над ним все смеются и издеваются. Даже если Зезинья ду Бутиа приедет во главе карнавальной процессии, которая будет состоять из самых аппетитных шлюх из кабаре Ильеуса и Итабуны, они не заставят его совершить подобное безрассудство. Ни одна баба, будь то Зезинья — проститутка, красотка из кривого переулка, или барышня Аруза — отличная партия, или Жуссара Рамуш Рабат, богатая вдова, — обе невесты на выданье, соблазнительные и лживые. Множество искушений не дают покоя хорошему христианину, они несут иллюзорный соблазн и реальную опасность. Размышляя о своих делах-делишках, он неусыпно следил за берегом реки, особенно за той его частью, где находилось Биде даш Дамаш — Дамское биде. Так Каштор, офранцузившийся негр, назвал каменный бассейн с водопадом, где проститутки купались и стирали. Кто знает, может быть, Бернарда окажет милость и, освежившись после купания, согласится наполнить праздником и весельем пустоту утра.

Бернарда, темная загадка. Ему даже показалось как-то, что благодаря подаркам она выделяет его среди всего того сброда, который вокруг нее крутился. Часами могла она слушать его «Сказки тысячи и одной ночи», детские побасенки, истории из Библии, в которых турок был специалистом. В постели она бушевала, объятая огнем, и смеялась не прекращая. Многим казалось, что между ними что-то есть. И все же Бернарда отказалась перенести свои пожитки в его дом, чтобы превратиться из проститутки в любовницу, почтенную сожительницу, а предпочла остаться шлюхой, у которой для каждого прохожего открыт дом и раздвинуты ноги. Фадул не понимал: она была столь же загадочна, как стихи Корана, запутанной книги неверных.

Болтая с Корокой о жизни и ее хитросплетениях, он спросил мимоходом, нет ли у нее объяснения абсурдному поведению Бернарды. Корока уклонилась:

— Да кто ж ее знает! Голова женщины — темный колодец. У меня челюсть отвисла, когда я узнала. Но если я скажу то, что скажу, сеу Фаду не поверит: в Итабуне я знала одну особу, которая бросила богача мужа, владельца магазина, души в ней не чаявшего, чтобы промышлять проституткой в публичном доме. Ее звали Валделисе, это была видная бабенка, и ей нравилось быть шлюхой. Мир более мудреный, чем нам кажется, сеу Фаду Это все, что я могу сказать, больше я ничего не знаю.

Лунной ночью в Большой Засаде появляется цыганский табор

1

В те времена, когда селение только зародилось, в Большой Засаде побывал цыганский табор и, невзирая на все передряги, оставил по себе долгую память. По цыганам тосковали, хотя за один день и одну ночь произошло не так уж много событий, о которых стоило бы рассказать. И все же осталось некое неотразимое очарование, неразрешимая загадка.

Цыгане появились однажды, когда только начинало вечереть, и разбили лагерь в зарослях, на том берегу реки. Должно быть, они, направляясь к мосту, сбились с дороги или сделали это специально — поди пойми!

Они распрягли повозки, обвешанные разноцветными покрывалами, накрытые кожей, набитые скарбом. Женщины принялись разводить огонь, в то время как мужчины отправились к реке поить животных — лошадей и ослов. Только Жозеф — самый старый цыган с курчавыми белыми волосами, серьгами в ушах, кольцами на пальцах, кинжалом на широком поясе и в жилете вместо пиджака — перешел реку по камням и сразу направился к магазину Фадула. «Ни дать ни взять — король», — подумала Корока, завидев его.

Издалека казалось, что их много, а на самом деле их было меньше двадцати, считая детей. «Более чем достаточно», — решил капитан Натариу да Фонсека на следующий день, наткнувшись на цыганский табор, расположившийся перед Большой Засадой. Он спешился с мула как раз в тот момент, когда Турок Фадул собирался купить у цыган осла, и успел помешать ему совершить эту опрометчивую сделку. О давешних событиях он знал только с чужих слов.

2

Вот что думали тогда люди на побережье и в сертане: цыгане — это другой народ, подозрительный. Они не смешиваются с грапиуна, да и ни с каким другим народом тоже: ни с турками, ни с людьми из Сержипи, ни с португальцами, ни с курибока и ни с какой иной расой. Где такое видано, чтобы цыган женился на ком-то из местных? Не было еще такого. Это отдельная раса, порода жуликов и ведьм. Цыгане живут обманом, надувательством и мошенничеством.

Верхом на краденых лошадях, мужчины походили на дворян: графов и баронов, герцогов и маркизов. Женщины, кабы не гадание, язык без костей и босые ноги, сошли бы за принцесс и королев — они жили в повозках и спали на грязных тюфяках, но были увешаны браслетами и ожерельями. Судя по внешности, некоторые считают, что это остатки двора царя вавилонского, которые блуждают по миру, следуя своей судьбе. Как бы то ни было, с ними нужно было сохранять дистанцию, держать ухо востро в делах и прятать подальше все самое ценное. Народ без земли — где это видано? Таким доверять нельзя.