Исповедь неполноценного человека - Осаму Дадзай

движение доносило зловоние со стороны реки Сумида.

В то время мы увлекались игрой в трагикомические слова. Это мое изобретение и суть его в том, что, подобно делению существительных на имена мужского, женского и среднего рода, возможно их деление на комические и трагические. Так, пароход и поезд - трагические, трамвай и автобус комические имена существительные. Как это понимать? Кто этого не чувствует, тот не способен рассуждать об искусстве, а ежели драматург в комедию вставит хоть одно трагическое слово, в трагедию, наоборот, комическое - он не достоин имени писателя.

- Ну что, начнем? Табак, - говорю я.

- Трагедия (то есть трагическое слово), - моментально отвечает Хорики.

- Лекарство?

- Порошок или таблетки?

- Инъекция.

- Трагедия.

- Ты думаешь? Бывают инъекции гормонов.

- Нет-нет, без сомнения, трагедия. Ты подумай: во-первых предполагается наличие иглы... Да ну, что говорить, это прекрасное трагическое существительное.

- Ладно, будь по-твоему. И все равно, лекарства и врачи - это, как ни странно, комедия (то есть комические слова). Так. Пойдем дальше. Смерть?

- Комедия. Пастор, буддийский монах - все одно, все комедия. Что, не так?

- Браво! Тогда, значит, жизнь - трагедия?

- Нет, тоже комедия.

- Ну, так не пойдет. Тогда все будет комедией.

- Ну ладно... А вот такое слово: карикатурист. Это уже не комедия, а?

- Трагедия! Великая трагедия!

- Ну, великая - это про тебя.

Как ни печально, такими дешевыми остротами обычно заканчивалась наша игра. Но, я гордился своим изобретением, самодовольно полагая, что ни в одном престижном салоне никогда не знали столь изящного развлечения.

Я придумал в то время еще одну игру, похожую - в антонимы. Антоним слова "черный" - "белый", но антоним "белого" - "красный", а для "красного" - "черный".

- Антоним к слову "цветок". - предлагал я Хорики.

Он кривил губы, думал вслух:

- М-мм... Есть такой ресторан: "Цветок и луна"... "Луна", может быть?

- Нет, не пойдет. Это синонимы. "Звезда" и "фиалка" тоже синонимы. Что, не согласен? Явные синонимы, никак не антонимы.

- А, нашел! "Пчела"!

- "Пчела"?

- А к слову "пион", например, - "муравей".

- Э, ты уже мыслишь сюжетами. Нечестно.

- Придумал, придумал! "Облака" - вот антоним к "цветку".

- "Облака" - антоним к "луне", а не к "цветку".

- А, ну да, точно. "Цветок сдувается ветром"**********. Значит, "ветер" - антоним к "цветку".

- Неинтересно. Это из старинных осакских сказов. Отсюда, кстати, ясно, где ты родился.

- Нет, моя родина - Бива.

- Ну, тем более... Антоним к слову "цветок" - это... Ну, в общем, надо найти то, что дальше всего отстоит от цветка.

- Вот поэтому я и... Стой-ка, погоди...

- А "Женщина"!

- Ладно. А синоним к "женщине"?

- "Потроха".

- Ну-у, ты, брат, не поэт... Ладно. Антоним к "потрохам"?

- "Коровье молоко".

- Это уже любопытно. Так, давай еще в том же духе. "Позор". Антоним к словам "позор", "стыд"?

- "Бесстыдство". "Модный художник-карикатурист, автор комиксов Дзеси Икита".

- A Macao Хорики - что?

Стоп. Дальше уже не до шуток. Подступил хмель - тот, особый, от дешевого низкосортного сакэ, когда кажется, что голова набита осколками стекла и на душе противно.

- Болтай, да знай меру. Меня хоть не сажали в кутузку, уж этого позора, в отличие от тебя, я не знаю.

Я обомлел. Значит, в душе Хорики не считает меня человеком, видит во мне только жалкого самоубийцу, которому не удалось умереть, значит, он видит во мне кретина, не ведающего стыда, я в его глазах - живой труп?! И нужен я ему исключительно для его собственных удовольствий? На этом, значит, зиждется наша "дружба"? Само собой разумеется, мысли далеко не радостные... Но ведь в том, каким он видит меня, есть свой резон: всю жизнь я жил как ребенок, недостойный дорасти до человека, так что презрение Хорики справедливо... Помолчав немного, я невинным тоном спросил:

- А "вина", "преступление", "грех" -какие к этим словам антонимы? Непростая задача...

- Разумеется, "закон", - очень спокойно ответил Хорики.

Я внимательно взглянул на него. Мигавшая на доме напротив неоновая реклама бросала крас

ный отсвет на лицо Хорики, и может быть поэтому оно казалось воплощением самоуверенного достоинства; такие лица характерны для сыщиков, милосердием не отличающихся.

В сильном возбуждении я сказал:

- Нет, погоди. Я имею в виду "преступление" в широком смысле.

Общепринято думать, что преступлению противостоит закон. Неужели, действительтельно, для всех все так просто? Все верят в свою непричастность к злу и полагают, что преступники кишмя кишат там только, где в лице полиции отсутствует дух законности?

- Ну ладно, - сказал Хорики. - А вот такое слово: "Бог". В тебе, кстати, есть что-то от распятого... или от монаха...

- Нет, погоди. Давай подумаем еще немного над "преступлением". Ведь интересная тема, а? Мне кажется, мнение на этот счет полностью раскрывает человека.

- Ну, скажешь... Антоним к "преступлению" - "добро". "Добропорядочный гражданин". Как я.

- Шутки в сторону. "Добро" - антоним к "злу", а не к "преступлению", "прегрешению".

- А что, "зло" и "преступление" - не равноценные понятия?

- Думаю, нет. Понятия добра и зла - выдумка людей. Как и понятие "нравственность".

- Надоел... Тогда... Не, давай все-таки про Бога. Все упирается в Бога, и здесь двусмысленностей быть не может... Жрать хочется.

- Ёсико внизу готовит конские бобы.

- А-а. Хорошо, я их люблю. Хорики лежал на спине, положив под голову руки.

- Тебя, видно, тема "преступления" совсем не волнует, - не удержался я.

- Само собой. Я ведь, в отличие от тебя, не преступник. Хоть и развратничаю, но женщин не гублю и денег у них не вымогаю.

Но ведь и я не губил никого! И денег не вымогал!

Слабое и одновременно отчаянное сопротивление начало было разрастаться во мне, но - о, мой скверный характер! - я моментально перестроился: да, действительно, я подлый человек.

Почему-то я совершенно лишен способности открыто сопротивляться... Паршивое сакэ подействовало на меня угнетающе, и я ощущал, как с каждым мгновением подавленность растет; тогда, пытаясь совладать с собой, я заговорил, обращаясь больше к самому себе, чем к собеседнику:

- Но ведь быть посаженным в тюрьму еще не значит быть преступником... Мне кажется, если знаешь антоним к слову "преступление", то сумеешь ухватиться и за сущность самого понятия. Бог... Спасение... Любовь... Свет... Есть "Бог" и к нему есть "сатана", для "спасения" антоним "мучения", возможны пары: "любовь" - "ненависть", "свет" - "тьма", "добро" "зло"... Но: "преступление", "прегрешение" - "молитва", "преступление" "раскаяние", "преступление" - "самопризнание", "преступление" -... Хотя нет... Все это - синонимы. А что же антоним?

- Противоположным словом к "преступлению" будет "мед"***********. Ведь оно еще и сладостно, как мед... Ну ладно, закончим. Жрать хочется. Принеси чего-нибудь.

- Можешь и сам пойти взять! - Наверное впервые в жизни в моем голосе открыто прозвучала злость.

- Ладно, пойду. И совершим внизу вместе с Ёси-чян "преступление". Говорить - хорошо, а действовать - лучше. Значит так, антоним к слову "преступление" - "медовые бобы", ой нет, " конские бобы "...

Хорики был пьян настолько, что еле ворочал языком.

- Делай что хочешь, только убирайся.

- "Преступление" и "голод", "голод" и... "конские бобы"... А, нет, это синонимы... - Лопоча какую-то белиберду, Хорики пошел вниз.

"Преступление и наказание", Достоевский. В подсознании молниеносно всплыло название романа. А что, если господин Достоевский поставил эти слова не в синонимическом ряду, а в антонимическом? Это понятия абсолютно разные, они несовместимы, как лед и пламень. Не иначе, Достоевский воспринимал эти слова как антонимы... Словно спутанные зеленые водоросли, словно затянутый тиной пруд, хаотичен он в своей глубине... Да, кажется, я начинаю что-то понимать... А впрочем... Как картинки в калейдоскопе, мелькали в голове разные мысли. И вдруг появляется Хорики, взбудораженный, не своим голосом кричит:

- Ну-ка, иди погляди! Погляди на конские бобы! Ну, скорее!

Хорики только что, минуты еще не прошло, спустился вниз, но тут же прибежал назад.

- Ну что там? - спросил я.

Мы ошалело бросились с крыши на второй этаж, оттуда вниз, к моей комнате, и по дороге, на лестнице Хорики приостановился и прошептал, указывая на комнату:

- Гляди туда.

Через открытую форточку просматривалась вся комната. В ней, даже света не погасив, копошились двое... животных.

В глазах почернело, закружилась голова. "Вот они, люди... Вот они каковы, люди... Надо ли чему-нибудь удивляться?" - тяжело дыша, без конца повторял я мысленно, не в силах сдвинуться с места, забыв, что должен выручать Ёсико.

Хорики громко кашлянул.

Мне не хотелось никого видеть, я побежал на крышу, бросился навзничь, уперся взглядом в дождливое ночное небо. Мною овладели не гнев, не отвращение, не тоска даже, а жуткий, невыразимый страх - ужасней, чем тот, что навевают на кладбище мысли о привидениях; обуявший меня ужас напоминал безрассудный трепет предков, когда перед их глазами под храмовыми криптомериями появлялись синтоистские божества в белом.