Державю. Россия в очерках и кинорецензиях - Денис Горелов

искусствоведами параллели советской культуры с нацистской тоже весьма поверхностны. Да, и там, и тут был культ здорового, физически совершенного тела, снятого снизу для рельефности. И там, и тут любили блондинок за мнимую чистоту души и столь же мнимую повышенную фертильность (способность к деторождению). И там, и тут почитали античные колоннады, портики и гипсовые символы плодородия — и там, и тут приветствовали массовые шоу, где индивидуальность терялась в коллективных устремлениях и живых картинах.

Это если только выбросить за скобки Голливуд.

В самой демократичной из демократических стран тоже любили колоннады, физическое совершенство, блондинок и массовые шоу. Выборность начальства не мешала Америке запускать сотни герлс на ступенчатую сцену и синхронизировать их одномоментный подъем голой ноги. Перемена вкусов объяснялась не способом управления, а всемирными тектоническими сдвигами социальной структуры.

Прогресс аграрных технологий сделал крестьянство избыточным, и оно устремилось в города на службу прогрессу индустриальному. Резкий рост числа горожан обесценил труд, позволяя набирать армии статистов на любую работу — в том числе и в массовые хореографические феерии махать белою ногой. Новых горожан особенно поражали многоэтажность, величие и рукотворный блеск — Маяковский наилучшим образом выразил соцзаказ в словах «Сделайте нам красиво». Колоннада и парковая геометрия всегда рассматривались бедняками как особый род господской красоты — отсюда и повсеместное увлечение гипсом, мрамором и античными образцами. Вместе с тем немудрящий потребитель любил поржать над свиньей и попеть хором, и ему никто не мог отказать в подобном удовольствии.

Таким образом, «Веселые ребята» со всем их мелодическим совершенством и вульгарным юмором были потребностью всемирно окрепшего нового класса горожан, именуемого в социологии мещанством без всяких уничижительных подтекстов. Советская власть там была совершенно сбоку припека — как справедливо, но слишком уж гневно замечали ортодоксальные марксисты. Хотели, чтоб разом было красиво, смешно, музыкально и глуповато, — принимайте работу.

Мещанская «Одиссея» родилась из спектакля утесовского мюзик-холла «Музыкальный магазин», где действовал продавец Костя Потехин, и американский гастролер, и куча покупателей, и все в исполнении самого Утесова, что приводило к классической водевильной перепутанице. Министр кино, бывший командир дальневосточного подполья Борис Шумяцкий предложил сделать из пьесы фильм и подтянул перспективного режиссера, три года стажировавшегося в США. Так что фильм изначально был продюсерским проектом, как и положено в хорошем Голливуде. Одной из задач момента было максимально заземлить традиционную господскую культуру — отсюда и пошли дирижирование венгерской рапсодией Листа посредством почесывания под мышками, профанация траурных церемоний и пьяный пляс в обнимку с фонарем на сцене Большого театра. Об нос Баха разбили корзину яиц, Венеру Милосскую выбросили в окно, бык, как интеллигент, шляпу надел — словом, хорошо отдохнули. Особо искушенные злопыхатели даже углядели в нашествии скотины на званый ужин метафору воцарения нового класса — но вряд ли Александров был способен на такую тонкую сатиру. Ему б чего попроще — бык в канотье, пьяный поросенок или стрельба из арфы дудками.

Всем было легко на сердце, а кто мешал незамутненной радости — тех быстро сковырнули в ближайшие пять лет. Убили наркомпроса Бубнова, кричавшего, что фильм антисоветский. Убили председателя партконтроля Антипова, уверявшего, что фильм американский. Убили начальника Агитпропа Стецкого, считавшего, что это кич. Перебили весь РАПП, заявлявший, что за такие фильмы руки вырывать надо. Убили оператора фильма Нильсена, писавшего, что он безвкусица. Посадили сценариста фильма Эрдмана, ворчавшего, что он пошлятина. Посадили писателя Ясенского, дотошно перечислившего в «Литгазете», из каких американских фильмов Александров что надергал. Министр кино Шумяцкий ничего не имел против фильма, защищал его и продвигал, но его убили тоже. Потом накатила война, которая прошлась по благодарному зрителю катком, утюгом и чумной эпидемией. В одночасье сделав «Веселых ребят» дорогой сердцу картинкой беззаботного прошлого, когда рыба заплывала в трусы, баран бегал в тигровой шкуре, а все были молодыми веселыми дураками и смеялись этой чепухе, как дети.

Именно вселенская катастрофа превратила незамысловатую смешилку в шедевр былого наива — в каком качестве она и пребывает последние 80 лет.

И нечего теперь городить ученые глупости про соцзаказ, верховный умысел и психотерапевтические функции здорового утробного смеха.

1940. НКВД

Охота на инкуба

«Шпион» Алексея Андрианова по роману Б. Акунина

Акунин создал антироман, как чекисты обосрались, и иначе обойтись с самым кондовым жанром русской словесности не мог: не такое у него, как говорила Манька Облигация, воспитание. По-русски о контршпионаже до самого «Момента истины» не писано ни единой приличной строки: доброе слово политическому сыску означало прямой комплимент Сатане, и шли на это лишь сущие неандертальцы типа Шейнина с Ардаматским. Знатный версификатор Акунин искусно имитирует их дубовый стиль, теша поклонников издательства Ad Marginem. Шефы закордонных бюро обращаются друг к другу специальным гадским словом «дружище». В разговоре то и дело сыплют русскими поговорками. Фюрер меряет шагами кабинет из мореного дуба. Оперработник строго влюбляется в строгую девушку с васильковыми глазами, а ее старорежимный папаша поит кавалера чаем с пряниками. Все ездят думать на рыбалку.

Тут все встает вверх дном. Девушка с глазами говорит работнику, что раз он чекист, спать она с ним больше не будет, ибо злу не след потакать и в малом. Папенька согласен. Оперработа сводится к пыткам по всему спектру от мордобоя до фармацевтики. И главное, главное: вместо того, чтоб поставить перед собой черную цель и налететь на монолит народного единства во главе с боевым отрядом в кожаных тужурках, враг ставит черную цель и с блеском осуществляет задуманное, потому что играет в шахматы, а народное единство — в городки. Чекисты, мудрствуя лукаво, проваливают порученные операции все до одной. Вражеских дипломатов топят в проруби, но так и не выведывают у них пароль для встречи радиста — приходится опять полагаться на бокс. Связник, выпасаемый на двадцати машинах с пеленгатором, расшифровывает слежку, кладет восьмерых и стреляется, разбив передатчик. Чтобы покрыть его пропажу, с Крымского моста скидывают рейсовый троллейбус с восемьюдесятью двумя случайно подвернувшимися совгражданами, а пограничные округа разоружаются перед партией в самый канун вторжения пятимиллионной армады. Главный фашист вообще оказывается евреем (это уже оммаж киноклассике: вопреки элементарной логике, вражьих засланцев всегда играли Файт, Фогель, Петкер и Зельдин; не имея возможности пригласить сионских исполнителей, Акунин делает