Господин барон - Михаил Дулепа

– Ну-с, кто же вы такой, любезный?

– Я-а?

– Вы, вы.

– Хотел предложить вашей милости свои услуги.

– Портной? Скрипач? Математик? Дантист?

Он закрыл глаза и отрицательно помотал головой:

– Нет, ваша милость, я думал, что вам, может быть, понадобится управляющий?

– Уже есть. Фамилия?

– Кац… Кацмант… т. – Он обернулся на дверь в подвал и повторил на французский манер: – Кацмантт. Из… Исабель.

– Исабель Кацмантт. И откуда же вы?

– Гасконец, ваша милость.

– Гасконец?

– Именно так, ваша милость! – Он несколько раз решительно кивнул, подтверждая слова.

Я посмотрел на кругленького, низенького, с длинным кривым носом и красноречиво печальными глазами собеседника:

– Франция прекрасная страна, у меня с ней связано столько воспоминаний! Вы были на Монпарнасе?

– Я там довольно долго прожил.

– В Сантэ? – Одну из самых знаменитых французских тюрем нам показывали местные коллеги. Как достопримечательность, снаружи.

Видимо, она «гасконцу» тоже была известна, судя по тому, как вильнул его взгляд. Возможно, даже изнутри.

– Так, Изя, сколько ты прожил в Союзе?

– Не понимаю, господин барон, я живу в прекрасной Франции с самого…

– Тебя к людоеду на постой определить?

– Мне было шестнадцать лет, когда родители эмигрировали.

– Значит, еще кое-что помнишь. Это из памяти не вытравить. – Я прикинул все плюсы и минусы, подумал о последствиях и сложностях, а потом кивнул: – Вы приняты, если отрастите усы. Начальник стражи без усов – это как-то неправильно.

– Но это долго, ваша милость! Может, я в процессе?

– Вот отрастите, тогда и ищите место! Мне нужен бравый усач-вояка, а не брюхоногий клерк с трехдневной щетиной.

Кацмант, на мгновение став очень похожим на Шефа, задумчиво прищурился, оглянулся на дверь и спросил:

– Александр Николаевич?

– Ась?

– У вас тут… в самом деле людоед?

– Ты ему в пасть загляни. Такими зубами только берцовую кость разгрызать! И в глаза посмотри, потом скажешь, что в них увидел. Он у меня сегодня утром двух стражников чуть не сожрал!

Любопытно, что он увидит. Как говорила одна моя романтичная подружка – в чужих глазах мы видим чаще всего свое отражение.

Два часа спустя у нас было семь тысяч претендентов на роль тюремщика, пришлось устраивать аукцион. Еще через три часа прилетел победитель, дрожащими руками принял от меня плеть и связку ключей, заорал «Вот теперь пусть объясняет о подпунктах в договоре!» и убежал в подземелье. Кажется, у него схожие с моими проблемы. Ну, пусть хоть тут душу отведет.

Посмотрев вслед радостно орущему палачу-любителю, я попросил фон Шнитце:

– Давайте только без особых жестокостей. Объясните, что бить заключенных можно лишь при попытках к бегству.

– Тогда этот меняла из камеры не выйдет.

– В том-то и дело, Эгельберт, в том-то и дело. Добровольно – и с песней!

Интересно, хитрый старикашка специально стал вешать несчастного негритоса под моим окном? На заднем дворе есть вполне рабочая пара колодок, в которых любят фотографироваться туристы, и почти настоящая виселица, рядом с почти настоящей плахой, а они сюда его притащили. И только-только собравшийся расслабиться барон добровольно и с песней побежал решать проблемы. Что же, никто не назовет меня неблагодарным и зажавшим ответный подарок!

– Эгельберт, вы сказали, что тут еще три тысячи иностранцев? Обойдите-ка тех, что у нас в баронстве, и предупредите: те из них, кто не занят каким-либо ремеслом, будут направлены на общественные работы, с обеспечением горячим трехразовым питанием и местами для ночлега в подвалах замка. Ну и списки желающих составьте. Управитесь до ночи?

Справится – дам еще работу, например переписать всю «мою» собственность. Лично и от руки.

Ибо нефиг тут интриги разводить!

«Отмечается массовая паника среди оставшихся на территории округа Эскенланд политических беженцев, многие, бросив все, перебираются в другие округа Средней Вендии, что вызывает серьезную озабоченность у департамента эмиграции и правозащитных организаций».

Daglig Freiheit.

«Кто-нибудь знает, как эски этого добились? У нас сработает?»

Комментарий к статье.

Не то. И это не то. А это вообще словно из магазина сельхозинвентаря…

Может, это? Я с сомнением покачал в руке шпагу. Нет, не подходит под образ, это семнадцатого века фасончик, хоть и новодел, а мне что-нибудь подревнее нужно, для авторитета. Меч… не знаю, что в этой железяке люди находят. Длинное неудобное пыряло, нож-переросток. Не мое! Топор… хм, вещь, однако. Только опять же в руке не лежит. Длинноват. Что еще?

И тут я увидел Ее! Длинная ручка, темляк, грозное мерцание навершия.

Подхватив со стойки булаву, я прикинул вес, махнул крест-накрест… Вещь! Вот это по мне!

– Александэр? Что случилось?

Я машинально спрятал булаву за спину и оглядел порушенный стеллаж. Надо же, а ведь только слегка уголок задел.

– Все в порядке, Эгельберт. Оно просто почему-то упало.

Управляющий, нахмурившись, оглядывал разрушения, а я тем временем проскользнул мимо него в дверь. Оружие я выбрал, теперь пора одеваться для церемонии. За окном светало, скоро откроют двери замковой часовни, в которой Ульфрик сын Эсара и Эррайн сын Эдгара провели ночь. Предполагается, что в молитве, но я бы поставил на нескончаемую ссору.

Когда вчера вечером закрывали двери, то эти двое спорили о порядке возмещения разрушенной до основания бушующими варварами (версия мэра) и слегка поцарапанной при патрулировании (версия полицмейстера) ограды в городском саду. Поскольку оба они были местными уроженцами, то вряд ли спор уже закончен, тут все делают основательно и от души.

– Ваше платье, господин барон.

– Спасибо, Эгги.

Младший сын управляющего, двадцативосьмилетний Эгельберт-младший, или просто Эгги, кивнул, уносясь куда-то по лестнице. Мы с фон Шнитце-старшим, не сговариваясь, спихнули на парня всю организацию торжеств, а главное – освещение происходящего, так что заняться ему было чем.

По зрелом размышлении я решил не лезть в политику. Эти двое – мои «подданные», их возведение в рыцарское достоинство еще как-то можно обосновать, но мечты о толстых пачках банкнот, которые мне суют жаждущие приставки «сэр» миллионеры, так и останутся мечтами. Формально, до Совета и передачи всех прав обратно эскам, я какой-никакой, но «источник чести», только… большие ребята могут неправильно понять такие намеки. С другой стороны, я могу и пажей заводить, и оруженосцев принимать на обучение, с выдачей сертификатов. Главное – не зарываться, тут копеечку ухватил, там фартинг, здесь эре – глядишь и скопилось чего-то. Правда, по составленному фон Шнитце плану реставрации замка до ее завершения еще двадцать три года, а до тех пор все прибыли будут уходить на эту древнюю груду камней исторического значения, но… куда, собственно, спешить?

Подобрав с подставки два клинка в ножнах, я двинулся во двор.

Вот еще забота – рыцаря надо опоясать мечом и нацепить ему золотые шпоры. По классической церемонии, он должен тут же вскочить на коня и доказать, что весь из себя отважный наездник… Ага, как же.

Мэр, Эррайн Эдгарович, килограммов сто тридцать весит, добавить доспехи, и вскакивать будет смысл только на бегемота, потому что лошадку он раздавит. Полицмейстер, Ульфрик Эсарович, наоборот, из тех мелких шустрых парней, что перестают живчиками бегать по стенам и потолку только в седой и дряхлой старости. Кстати, мои рыцари неплохие бойцы, оказывается, чемпионы местные. В прошлом – обоим по пятьдесят, так что порывистой юностью тут и не пахнет.

Зато профессионализма и жизненного опыта хватает, а мне именно этого от них и нужно.

Тем не менее, я должен их опоясать и даровать мечи. В замковом «рыцарском зале», куда для антуража стащили все острые ржавые железки, нашедшиеся в округе, была пара неплохих клинков, но я, подумав, решил дарить что-то попроще. Жирно будет, да и туристам надо же на что-то глазеть с вожделением. Так что вчера, еще до запирания дверей часовни за двумя претендентами, мне привезли заказанные по каталогу новоделы. Для одного меч будет слишком коротким, для другого тяжеловатым, но кто сказал, что рыцарем быть просто?

– Все готово, господин барон.

– Вижу.

Во дворе, несмотря на раннее утро, было битком. От запертых дверей маленькой церквушки раскатали длинную красную дорожку до самого входа в донжон. С одной стороны стояли чиновники, все в национальных, глаза б мои их не видели, костюмах (шляпа-жилетка-круглые штаны-деревянные башмаки), с другой – полицейские в парадных мундирах. И тех, и других всего человек сорок, так что между стоящими вполне можно было пролезть, но все остальные дисциплинированные подданные стояли ровно на метр за спиной почетного караула, приблизиться не пытались, перешептывались и помахивали флажками, подглядывая то на меня, то на часовню.