Господин барон - Михаил Дулепа

– Немедленно прекратить!

Не люблю подобных типов, но не настолько же! Хотя… да нет, все же… с другой стороны… ладно, потом подумаю. Не вешать же? Или все-таки стоит?

Чересчур усердные исполнители с явным облегчением прекратили. Полуобморочный негр, дергая связанными за спиной руками, вывернулся из их хватки, отполз к стенке, в ужасе подвывая. Так, запомним исполнительность, позже похвалить надо за старание, а еще зарубим на носу – впредь никаких двусмысленных высказываний и постоянный контроль за исполнением! Ну фон Шницель ну я тебе сейчас покажу!

Показать не удалось – управляющий, предчувствуя нагоняй, заранее отгородился протоколом задержания и ксерокопией старого текста с подчеркнутым пунктом. «Покушение на имущество господина – вира со свободного человека, раба же следует повесить.» Н-да…

– Почему он – раб?

– У него нет имущества на продажу, значит, он не купец. У него нет инструментов, значит, он не ремесленник. У него нет оружия…

Фон Шнитце методично перечислял признаки социальных групп, и по всему выходило, что данный индивидуум подходит под единственное определение – раб.

Ну вот, а я как раз думал о том, где взять рабочих для очистки рва.

– Эй, чернобровый-белозубый, ты зачем бил стекла?

– Дэнег нет, семья голодный, сам голодный! Они виноват! – Жертва судебной системы, нутром поняв, что мне не хочется его вешать (я все-таки определился), быстро осмелел. – Законав нэ-эт? Можно всо! Я дом биль, патаму чта дэнег не даль!

– Закон – это то, что признают законом люди.

– Чэ-е?

– Чего-чего… Говорю, что закон тут я. Зачем ты моего стражника укусил?

– Кушать хотель, денег нэт, пасобия нэт, пачему не даваль? Буду жаловаться!

– Кому?

– В ООН! Ми бэженец!

– Ребята, вы неправильно вешаете. Сначала петлю на шею, а уже потом перекидывать через крюк и подтягивать.

– Э-э! Тут пырава чилавэка!

– Так они для человека, ты-то при чем?

– У меня дэты!

– Значит, будет кому тебя похоронить и оплакать.

Чернокожий, разинув рот, посмотрел на стражника, деловито снимающего веревку, и снова печально заскулил. Со стороны двухметрового плечистого негра это выглядело странно. Видимо, в его картине мира подобное наказание за подобный проступок было вполне естественным.

– Эй ты, молчать, слушать!

– Э, ничиво нэ делаль, я…

– Молчать!

Вытянулись по стойке «смирно» все, даже стражник с поднятыми вверх, к веревке, руками.

– Приказываю – сего человека для возмещения убытка определить в замковые рабы.

– Господин барон, по «Правде эсков» от одиннадцатого века никакой приговор не может быть отменен раньше, чем через сутки после вынесения решения суда. И по той же «Правде» сей человек должен быть повешен до смерти. – Фон Шнитце неопределенно пожал плечами и перешел на «низкую речь»: – Не очень хочется, но у нас тут три тысячи его соплеменников, нужно твердо указать на нашу готовность сохранить порядок!

– Суд был?

– М-м… формально – нет. Только ваше распоряжение.

– Найди статью, по которой ему причитается срок. Вот по ней он и виноват – заранее приговариваю к двум месяцам исправительных работ, или пока приносимая им польза не перекроет нанесенный ущерб.

– Слушаюсь, господин барон.

– Этого – в камеру!

Стражники и два полицейских подхватили негра и быстро поволокли в подвал. Надо нанять хоть одного нормального человека, транслирующего местным мои задумки, а то эти суровые ребята, слабо понимающие человеческие шутки, тут натворят еще…

– Объясните ему, что кто не работает, тот не ест.

– Будет выполнено. Да, герр Шрайбер жаловался стражнику, что вчера кто-то выл в подземельях.

Ну, это я был. Когда плечом ушибленным да каменную кладку рушить – такие звуки издаешь, самому страшно!

– И ночью тоже кто-то выл, это уже сам Эдгар подтвердил. У него опять… маленькие неприятности с женой, и он ночевал в комнате тюремщиков. Сказал – выло далеко, но жутко.

А это точно не я. Или придется признать, что по ночам я лунатиком брожу по замку.

М-да, веселый у меня домик.

Стоило повернуться к башне с оставленным кофе, как за спиной кто-то откашлялся.

– Господин фон Гравштайн?

Черный костюм-тройка, безукоризненный галстук, белоснежная сорочка, запонки и блестящие туфли. Не, это не рабочий человек.

– Я Давид Блюмшилд, представитель банка «Блюмшилд и сыновья».

Ну точно, не рабочий.

У ворот мялся какой-то жалкий мужичок, но было ясно, что они не вместе. Тот, что мялся, – мелкий, шустрый и принюхивается, словно кот дворовый, а этот – породистый. Вражина.

– Барон Могила фон Гравштайн. По какому делу вы прибыли?

– Видите ли, наш банк уже двести лет занимается кредитованием землевладельцев под залог их собственности. Бароном Элиасом фон Гравштайн сто сорок два года назад заключен договор на предоставление долгосрочной ссуды. С тех пор он многократно переоформлялся, но в данный момент…

Я вздохнул. Уж очень это вступление напоминало пару эпизодов из моей деловой жизни, продолжение я мог предсказать заранее.

– Давайте короче.

– Короче? Как хотите! – Он открыл папку, такую же, как была у фон Шнитце, только гораздо… гламурнее, что ли. Вытащив из нее лист, состроил деловое выражение лица и зачитал: – В соответствии с подпунктом семнадцатым девятого параграфа дополнительного приложения к договору об условиях займа, при блокировании счетов барона, мы имеем право арестовать имущество для обеспечения возврата наших денег.

Эгельберт подпрыгнул:

– Это незаконно! Вы не имеете права требовать исполнения…

– Теперь – имею. – Банкир перебил вмешавшегося управляющего и развел руками. – Конечно, закон о регулировании обязательных гарантий при займе, принятый восемьдесят лет назад, не позволял прибегнуть к данному подпункту, но вы отменили и его тоже. Так что я заявляю права на этот замок и земли вокруг. Разумеется, от лица банка.

Он с очевидным удовольствием закрыл свою папку и уставился на меня.

И почему-то увял, когда я ему радостно улыбнулся в ответ.

– Эгельберт, я понял!

– Что вы поняли, господин барон?

– Понял, чего не хватает! Все просто и давно описано классиками! Вот этот тип, он же еврей?

– По некоторым признакам я мог бы заключить, что…

– Богатый?

– Вероятно, господин барон.

– Тогда почему все еще на свободе? Я вчера читал «Айвенго», там есть точная инструкция, как положено поступать в данном случае.

– Э-э… я хотел дождаться вашего решения, господин барон.

– Хорошо. Оно таково – этого за решетку!

Блюмшилд, почувствовав, что шутками здесь не пахнет, начал пятиться к воротам. И в этот момент второй стражник их закрыл и заложил засов.

– Я гражданин Федерации! Только посмейте, и к вечеру здесь будет вся армия и полиция!

– Газеты читать надо. Никого здесь не будет.

– Мое руководство этого не потерпит! Вы будете иметь серьезные неприятности!

– Стража! – Я махнул рукой, подтверждая цель, и повернулся к банкиру. – Благодарю вас, мой дорогой, вы станете жемчужиной экспозиции! Мытарь уже сидит, людоеда поймали утром, теперь будет настоящий еврей-ростовщик! Черт побери, да я на одном вашем показе отобью все затраты на ремонт!

Блюмшилд еще протестовал и махал договором, не понимая, к чему идет дело, а к нему уже со странно просветлевшим лицом направлялся прислушивавшийся Фиск.

Через минуту я наблюдал выполнение знакомого приема – вопящий и негодующий узник хватается за косяк, его уже привычным рывком отдирают, и он под скрип закрывающейся двери скрывается из вида.

М-да, непорядок. Надо дверь смазать.

Или оставить, для пущего драматического эффекта?

– Александэр?

– Что, Эгельберт?

– Вы сказали – людоеда?

– Полагаете, тот здоровенный чернокожий не людоед?

– Ну-у, я не уверен, но думаю…

– Правильно, тут никогда нельзя быть уверенным окончательно. Давайте так – пока наш политэмигрант не начнет выполнять всю норму до конца, пайку ему давать половинную. И посмотрим, как он станет реагировать на соседей. Кстати, разместите на сайте баронства вакансию «Тюремщик для еврейского ростовщика». Требования – жестокость, непримиримость, готовность работать в пыточной.

– Какую прикажете установить оплату?

– Сколько у этого гонорар? В час?

– Александэр, мы не можем себе позволить такие расходы!

– Расходы? Это нам будут платить!

– Боюсь, господин барон, вы…

– Просто сделайте.

Старик сморщился, но кивнул и быстро зашагал к своей башне. Во дворе остались лишь я и еще один тип, все это время пытавшийся слиться со стенкой. Он, похоже, значительно умней предыдущего требователя. Хотя что-то в их физиономиях очень совпадало. Я поманил пальцем, и пытавшийся незаметно добраться до закрытых ворот человечек приблизился.