Энтомоптер - Николай Внуков

- Не все ли равно как, - проворчал Тошка. - Подумаешь!

Но спорить на этот раз не стал.

Мы стояли в уютном дворике Инженера, отгороженном от улицы кустами желтой акации. Солнце просвечивало тонкую пленку крыльев энтомоптера. Лежала на земле прозрачная тень, пересеченная темными поперечинами нервюр. Длинными искрами вспыхивали спицы велосипедных колес. Легонько вздрагивало перо отнесенного назад стабилизатора.

А над городом шли облака. Они были похожи на снежные горы. Синели между ними глубокие ущелья и бездонные пропасти. Мягко обрушивались лавины. Наверное, там, наверху, был ветер.

- Напишем четыре билетика, - сказал Юрка. - Так будет вернее. И никому не обидно.

Мы написали четыре билетика. На трех слово "нет" и на четвертом - "полет".

Я тащил билетик из Борькиной кепки вторым. Тошке досталось "нет", он состроил плаксивую рожу и разорвал бумажку, пустив лепестки по двору.

Я развернул свою.

- Эх! - сказал Юрка и взял у меня листок. - Вот повезло!

Борька молча отошел к кустам акации, а Тошка в сердцах поддал ногой ни в чем не повинную консервную банку.

Я подошел к энтомоптеру, перекинул ногу через раму и сел в мягко спружинившее седло.

Между колен у меня оказался рычажок ограничителя крыльев. Он стоял в среднем положении. Я повернул его вправо, и концы крыльев опустились, чуть не коснувшись земли.

Ладони плотно легли на рукоятки руля, и ноги безошибочно отыскали педали.

Юрка забежал вперед, зачем-то пощупал покрышку переднего колеса, потом махнул рукой и сказал:

- Давай, Коля!

...Неужели взлетит?..

Я нажал на педали.

Они пошли очень туго. Мне пришлось даже привстать в седле, как при подъеме на гору, когда потеряешь разгон.

Крылья поднялись, на мгновенье заслонив от меня солнце, потом сильно пошли вниз, и из-под них вымахнуло облако пыли, в котором закружились обрывки Тошкиного билетика.

Я нажал изо всех сил.

Кулисный механизм под рулем застрекотал, как большая швейная машина, громко фыркнули крылья, энтомоптер дернулся вперед, и передо мной мелькнули плечи отскочившего в сторону Юрки.

А потом меня слегка наклонило вправо, и кусты, у которых стоял Борька, вдруг провалились вниз, сам Борька странно укоротился, и его тотчас закрыла красная чешуя черепичной крыши, которую я увидел сверху. Крыша стремительно скользнула в сторону, щеки мне лизнул ветерок, под ногами мелькнули прямоугольники дворов, пушистые вершины яблонь, все это ушло куда-то вбок и вверх; сильно поддало снизу, и энтомоптер, прокатившись несколько шагов по дороге, замер, раскинув неподвижные крылья.

Я оглянулся и медленно, словно просыпаясь, сообразил, что машина огромным прыжком перенеслась через дом Инженера, пролетела над всем кварталом и опустилась посреди Баксанской улицы. Опустилась потому, что я, нажав несколько раз на педали, перестал их крутить - и крылья автоматически перешли на планирование!

От дома ко мне уже мчались ребята, крича и размахивая руками, и какая-то женщина стояла у водоразборной колонки, позабыв про ведро, через край которого хлестала вода, и, обалдело раскрыв рот, глядела на меня и на энтомоптер.

10. Последний отчет

Вот что мы написали в тот вечер Инженеру, истратив на черновики листов двадцать бумаги:

"Владимир Августович!

Сегодня мы, наконец, собрали машину. Шпильки закрепили корончатыми гайками и зашплинтовали, как вы нам велели.

Потом оросили жребий, чтобы все было по-честному. Полет вытащил Коля Соколов. Он перелетел через дом и сел на дорогу. Всего пролетел двести семнадцать шагов. Для верности мы измерили два раза. Взяли среднее.

Сбежалось много народу, особенно мальчишек, и нам пришлось увезти энтомоптер во двор и ничего больше не предпринимать, потому что ваша соседка через два дома, Андреиха, криком кричала, что мы хулиганы и можем даже спалить дом. Некоторые за нас заступались, говорили, что эта машина большое изобретение, но Андреиху никто не мог перекричать.

Мы сидели до темноты в комнате, а потом вывели энтомоптер за поселок, туда, где начинается кукурузное поле, и там выпало лететь Антону. Он крутил педали изо всех сил, но энтомоптер только подпрыгивал на месте, примерно на полметра в высоту, и никак не взлетал. Потом сел Боря Линевский, за ним Юра Блинов, но ничего не получилось. Мы осмотрели энтомоптер, проверили крылья и все соединения. Все было в полном порядке. Пробовали раз десять, но от земли так и не удалось оторваться. Почему - до сих пор не знаем.

Юрка говорит, что, наверное, нарушилась координация движения крыльев.

Нам очень хочется, чтобы вы поскорее поправились и увидели, какая замечательная машина знтомоптер, и порадовались бы, что все расчеты оказались правильными.

Николай, Борис, Юрий, Антон".

Мы не написали, что человек десять мальчишек выследили, как мы катили энтомоптер к кукурузному полю и наблюдали за нашими неудачными попытками взлететь.

Не написали и о том, что неведомо откуда опять появилась Андреиха и снова кричала про хулиганство, про наших родителей, которые неизвестно куда смотрят, и про милицию.

Эти мелочи теперь не имели значения. Главным было то, что у человечества, наконец, появился аппарат, о котором оно жадно мечтало больше двадцати столетий.

Все оказалось очень просто, так же просто, как в изобретении маски для нырянья. Сначала думали, что можно надеть специальные водонепроницаемые очки, взять в рот конец длинной трубки, другой конец укрепить на поплавке и плавать под водой, сколько душе угодно. Пробовали, но ничего не получилось. Оказалось, что под водой давление больше, чем давление воздуха снаружи, и воздух на глубину не идет. Долго ломали головы, прежде чем догадались укоротить трубку и сделать ее жесткой.

Так вот этот шаг от длинной трубки к короткой люди не могли сделать четыреста лет!

С энтомоптером получилось то же самое. Прежде чем люди поняли, что полет стрекозы проще, чем полет птицы, и даже проще, чем принудительно-парящий полет современного самолета, прошло шестьдесят лет.

И человеком, который понял это первым, был наш Инженер!

Вот почему мы несли в больницу нашу записку, как знамя победы.

Опять над землей стоял синий сверкающий день и по небу разлеглись ленивые облака. Только теперь они не казались такими далекими. Можно было запросто прогуляться между ними, похлопать их по мягким рыхлым бокам, заглянуть в голубые, клубящиеся провалы, и даже отпихнуть в сторону какое-нибудь путающееся под ногами облачко.

Все в мире светилось праздничной красотой: деревья, крыши домов, лица прохожих и скромные булыжники мостовой. Никогда еще наш город не был таким красивым.

Когда впереди показался светло-серый больничный корпус, мы не выдержали и помчались к нему, обгоняя друг друга.

Я представил себе, как будет рад Инженер, как откинется он на подушку, прочитав наше послание, и на его бледном лице появится светлая улыбка, которую мы так любили.

Тяжелая дверь приемного покоя гулко хлопнула - ее не успел придержать Борька.

Из справочного окошечка выглянула дежурная сестра и погрозила нам пальцем.

- Тише! Вы что, с ума сошли?!

Юрка протянул ей синий конверт.

- Вот. Передайте в седьмую палату.

Дежурная взяла конверт, прочитала фамилию и покачала головой.

- В седьмую палату ничего не принимаем.

- Почему? - сунулся вперед Тошка. - Всегда передавали, а сегодня не принимаете? Знаете, какая это записка? Ее обязательно нужно передать.

- Не передам ничего, - повторила сестра и возвратила конверт Юрке.

- Может быть, все-таки скажете, почему? - спросил Юрка, оттесняя Тошку и всовывая голову в окошечко.

Мы навалились на его плечи и тоже заглянули в стеклянную клетку дежурной.

Сестра ворошила какие-то бумаги на своем столике. Лицо у нее было сердитое.

- Почему? - спросил Борька и оперся на мою шею с такой силой, что я ткнулся в Юркину спину подбородком.

Сестра, наконец, подняла голову и посмотрела на нас.

- Приказ такой, понимаете? Ничего не передавать. Сегодня у него был кризис.

- Что, что? - переспросил Юрка.

- Кризис, - повторила сестра. - Человек из могилы выцарапался. Теперь необходим абсолютный покой. Чтобы никаких передач, никаких записок. А теперь идите. Некогда мне с вами разговаривать.

Она приподнялась на стуле и захлопнула окошко.

В то время мы еще не знали, что никогда больше не увидим Инженера.

Сначала его увезли в Пятигорск в бальнеологическую клинику, потом в Крым на окончательное излечение, а потом мы окончили школу, и наша компания разлетелась по всей стране.

Прошло много лет. Но до сих пор я вспоминаю нашего Инженера, и когда у меня что-нибудь не ладится, не выходит, я повторяю его слова:

- Самое высокое счастье - сделать то, чего, по мнению других, вы не можете сделать!

1 In optima forma (латинск.) - В наилучшей форме.

2 Verba magistri (латинск.) - Слова учителя.