Энтомоптер - Николай Внуков

Юрка начал рассказывать,

Вера Августовна слушала внимательно, не перебивая.

- Мне все не верилось, - сказала она, когда Юрка кончил. - А теперь верю. Верю! Вы понимаете?

Через полчаса Вера Августовна ушла.

- Эх! - сказал Тошка, глядя ей вслед. - Если бы у меня была такая сестра!..

- Да-а... - протянул Юрка. - Если бы да кабы...

Позже Борька Линевский признался мне, что это лучшая женщина из всех, с которыми он был знаком до сих пор.

Мы разобрали энтомоптер и втащили его по частям в комнату.

На другой день Инженер прислал нам записку. Мы нашли ее на алфавитном стеллаже в приемном покое. Она была адресована Юрке и лежала в ячейке на букву "Б". Первая записка с тех пор, как его забрали в больницу! На двойном листе тетрадочной бумаги валились вправо и влево зыбкие полупечатные буквы, вроде тех, которыми пишут дошкольники.

"Порядок. Рука немного работает. Законч. крылья. Пленку клеить растворителем. В зелен. бут. письм. стол. Клейте внатяг. Бороться за мечту до конца".

- Ура! - радостно закричал Тошка. - О крыльях вспомнил! Значит, лучше ему! Поправляется!

Мы передавали записку друг другу, читали ее по нескольку раз, чуть ли не разглядывали на свет.

Значит, неплохи дела у Инженера, если он снова думает об энтомоптере, да еще пишет, как надо обтягивать крылья. Правда, почерк у него изменился ужасно. Вон какие каракули! Но это неудивительно. Одной рукой, да еще лежа на спине, хорошо не напишешь. Главное, вспомнил о нас. Беспокоится.

- А мне эта записка не нравится, - сказал Юрка. - Для чего он написал последнюю фразу? Или он в нас не верит, или себя подбадривает?

- Почему не верит? Это он нам говорит на всякий случай. Чтобы, значит, бодро себя чувствовавши и строили, понимаешь? Чтобы не раскисали из-за того, что он в больнице лежит.

- Нет, Тошка, тут все по-другому, - сказал Юрка задумчиво. - Смотри, сколько слов он сократил. Записка вроде телеграммы получилась. Ему очень трудно было писать. И все-таки он написал последнюю фразу. Это он ее не нам, а сам себе написал. Никакой не порядок, а плохо ему. Ясно?

Я вдруг тоже подумал, что Инженеру не так хорошо, как он пытался представить в записке. Страшная это штука: быть влюбленным в небо, видеть облака сверху, парить свободно, как птица, а потом сразу, из-за глупого случая, на три года сесть в кресло с колесами, и вот теперь улечься в постель... И твое тело от тебя уходит. Сначала ноги, потом левая рука, потом ты перестаешь говорить... Ты все понимаешь, а сделать ничего не можешь... Даже плечом пошевелить... Даже мизинцем...

В прохладном воздухе приемного покоя я вдруг начал различать раздражающие запахи каких-то лекарств, и белая тишина тяжело придавила меня к полу. Захотелось поскорее на улицу, в шум, в пеструю суету дня.

Я посмотрел на Юрку.

- Напишем ответ, - сказал он. - Пусть не волнуется.

Мы попросили у дежурной в справочном карандаш и листок бумаги и сообща начали писать ответ.

* * *

...Пулеметы системы Хайрэма, Максима и Гочкиса. Пистолеты Браунинга и Коровина. Парабеллумы, маузеры и кольты. Револьверы Пиппера, Нагана, Смита и Вессона... Я теперь сам не понимал, чем привлекали меня эти слова. Своей звучностью? Необыкновенностью? Внутренней силой?

Не было в них ни того, ни другого, ни третьего. Самые заурядные слова. Простые фамилии и ничего больше.

Оказывается, в мире существовали другие слова, слова, которые звенели, как туго натянутые струны, слова, рожденные солнцем, облаками и ветром: элерон; киль; траверс; вираж...

Они захватили меня внезапно, целиком и навсегда. Никакие парабеллумы и Смиты и Вессоны не могли дать мне широты неба и того безграничного чувства свободы, от которого тревожно замирало в груди сердце. С того дня, как я услышал и понял эти слова, я ходил как во сне, не замечая ничего вокруг. Стоило мне поднять голову - и в небе я видел энтомоптер, с шелестом уходящий в глубокую синеву.

Дома тетя Инна стала подозрительно на меня посматривать и по вечерам задавала разные каверзные вопросы. С самого начала я откровенно сказал ей, что мы строим летательный аппарат и что нами руководит Инженер, но тетя Инна, конечно, этому не поверила. Родные почему-то никогда не верят, если все им расскажешь начистоту. Так уж они устроены.

В тот день, когда мы получили записку от Инженера, за ужином тетя Инна спросила:

- Хотела бы я знать, как поживает твой приятель Оря Кириков.

Я пожал плечами. Откуда я мог знать? Я не видел Орьку, наверное, целый месяц.

Тогда тетя Инна забросила крючок в другую сторону.

- Говорят, что в лесу поспела хурма. Это верно, Коля?

Я снова пожал плечами. Так говорить могли только круглые идиоты. Хурма в начале августа! Где это видано?

- А вчера мальчик опять утонул, - продолжала тетя. - В первом озере. Объявляли по городскому радио.

- У плотины, наверное, утонул? - спросил я. - Так ему, дураку, и надо. Пусть не лезет, куда не следует. Там же водоворот. В жизни не стал бы там купаться.

Тетя Инна выпила чашку чая, подумала и сказала, сокрушенно качая головой:

- Скорей бы начался новый учебный год. На этих каникулах все будто с ума сошли. Все стали будто бешеные. Одни убиваются, другие тонут, третьи еще какое-нибудь хулиганство выдумывают. Давеча иду со службы по улице - навстречу мальчишка. Разогнался - не удержать. И, главное, бежит по проезжей части. Только я ему хотела предупреждение сделать, он как хлопнется! Видно, ногой зацепился за бортик тротуара. Батюшки, думаю, насмерть! Подбегаю к нему, а он встает, вытирает лицо ладонью и смеется! "Вот, - говорит, - ляпнулся! Аж сопли из носу!" А какие там сопли - кровь!

Я засмеялся.

- Хороший мальчишка!

- Не смешно, а грустно, - сказала тетя Инна. - Что из него получится? Хулиган, и ничего больше!

- Хороший человек получится, - сказал я. - Смелый.

- Боже, как ты похож на своего отца! - сказала тетя Инна.

Она выпила еще чашку чая и опять подозрительно посмотрела на меня.

- Полина Васильевна каждый день в слезах. Аллочка совсем отбилась от рук. Тройка по математике, тройка по истории, а она и не думает о занятиях. Каждый вечер танцульки, прогулки по улицам, какие-то мальчишки...

Я поморщился. Мне никакого дела не было ни до Аллочки, ни до Полины Васильевны, ее матери.

Когда-то мне нравилась Аллочка, и я даже несколько раз провожал ее домой из школы, но она оказалась на редкость глупой и вздорной девчонкой, и я быстро потерял к ней всякий интерес. Позже я убедился, что чем красивее девчонка, тем хуже у нее характер.

Мне было неприятно, что тетя Инна вспомнила Аллочку и подозревает, будто я до сих пор встречаюсь с ней. И насчет каникул она тоже зря! О, как мне хотелось, чтобы в этом году они вообще не кончались!

...Через открытое окно в комнату впорхнул энтомоптер и повис под потолком легкой тенью.

А тетя Инна продолжала забрасывать удочку с хитроумными крючками.

Бедная! Она не понимала, что ловит на пустом месте.

Мы обтянули крылья одиннадцатого и собрали энтомоптер тринадцатого августа.

Каждый день мы отправляли Инженеру большую записку, в которой рассказывали о том, что нами сделано. И каждый день получали ответ - десять - двенадцать слов, нацарапанных дрожащими буквами на листке ученической тетради.

Инженер умел писать так, что в десяти словах у него вмещалось больше мыслей, чем в тридцати наших. И каждая записка неизменно начиналась фразой: "Я в порядке".

В последней записке Инженер даже набросал чертеж, как нужно крепить крылья к поворотным фланцам на корпусе. Под чертежом написал: "Если правильно соберете, обязательно полетит".

- Обязательно полетит, - повторил Юрка. - Verba magistri. Слова учителя. Ребята, только не торопитесь!

Мы возились часов до двух. Тщательно осматривали каждый винт, каждый шарнир, каждую ось. Еще раз подтянули гайки и смазали кулисный механизм, и вдруг оказалось, что больше нечего делать, все на своих местах, все в порядке.

- Ну, вот, - сказал Юрка, вытирая со лба пот. - Можно попробовать.

Уже?

Пробовать?

От этого стало даже как-то не по себе.

Значит, можно сесть на мягкий желтый треугольник седла, поставить ноги на педали двигателя, сбросить ограничитель крыльев с нейтрального положения и...

- Давайте я попробую! - заторопился Тошка и, перекинув ногу через раму, хотел было сесть на седло, но Юрка схватил его за шиворот.

- Стой! Почему обязательно ты? Всем хочется.

- Так что, всем сразу садиться, что ли?

- Бросим жребий.

- Давайте морским? - предложил Тошка и сжал кулаки, готовясь выбрасывать пальцы по счету "три".

- Морским! По-твоему, это игра в чижика? - презрительно усмехнулся Юрка.

- Не все ли равно как, - проворчал Тошка. - Подумаешь!

Но спорить на этот раз не стал.

Мы стояли в уютном дворике Инженера, отгороженном от улицы кустами желтой акации. Солнце просвечивало тонкую пленку крыльев энтомоптера. Лежала на земле прозрачная тень, пересеченная темными поперечинами нервюр. Длинными искрами вспыхивали спицы велосипедных колес. Легонько вздрагивало перо отнесенного назад стабилизатора.