Эмансипированные женщины - Болеслав Прус

Горячо расцеловав Мадзю, панна Евфемия бросилась на диванчик.

- А где же пан Сольский? - спросила она, озираясь и поглядывая на дверь в соседнюю комнату. - Наверно, он ужасно некрасив, но это не беда... Вообрази, я оставила маму у пани Коркович, - они обе так полюбили друг друга! - а сама прилетела к тебе на крыльях нетерпения. Знаешь, я выхожу за Ментлевича. Партия не блестящая, но он добрый малый и любит меня безумно, жить без меня не может. Ах, эти мужчины! От любви они буквально теряют голову! Представь, у Корковичей тоже любовная драма. Этот молодой Коркович, как бишь его?

- Бронислав, - подсказала Мадзя.

- Вот-вот, Бронислав. Так он сказал, что застрелится, если отец не попросит от его имени руки какой-то девицы.

- Может быть, Элены? - спросила Мадзя.

- Совершенно верно. Пани Коркович в отчаянии, она даже на тебя в претензии.

- За что?

- А я почем знаю? - ответила панна Евфемия. - Она все подробно объясняла маме, но Ментлевич не отходит от меня ни на шаг и не дает мне принять участие в разговоре. Ах, да, Мадзя, милая, у меня к тебе просьба.

- Я слушаю.

- Золотая моя, не можешь ли ты устроить Ментлевичу приличное место на сахарном заводе? Кое-какие доходы у него, конечно, есть, но не большие и не очень надежные. А главное, в Иксинове мы так далеко от Варшавы и... и от вас.

- Как же я могу устроить пану Ментлевичу место? - с легким раздражением спросила Мадзя.

Панна Евфемия обиженно взглянула на нее.

- Но ведь ты выхлопотала место Файковскому, Цецилии и еще кому-то!

- Это было случайно, - сказала Мадзя.

- Ах, вот как! - с достоинством произнесла панна Евфемия. - Никогда не думала, что ты откажешь мне в таком пустяке. Мы могли бы быть вместе. Но ты, видно, не расположена поддерживать с нами прежние дружеские отношения. Да, счастье меняет людей! Впрочем, не будем говорить об этом. У меня тоже есть гордость, и я скорее умру, чем стану навязываться.

Мадзя сжала губы, болтовня панны Евфемии причиняла ей почти физическую боль. Да и гостья заметила, что ее присутствие не очень приятно хозяйке, и, посидев еще несколько минут, попрощалась с Мадзей, едва сдерживая негодование.

- Боже, помоги мне вырваться отсюда! - прошептала Мадзя после ее ухода.

Бедняжке казалось, что из водоворота бурных сомнений ее бросило в болото интриг и зависти.

"Вот и в Иксинов докатились сплетни, будто я - невеста Сольского, - в отчаянии думала Мадзя. - Надо бежать отсюда, бежать поскорее".

Но, вспомнив, что об этом придется говорить с Адой и объяснять причины ухода, Мадзя опять струсила. Силы ее истощились, она, как листок на воде, плыла по воле волн.

На следующий день Мадзя с утра не видела Аду, а когда в первом часу пришла из пансиона, горничная подала ей записку от пани Габриэли с приглашением зайти на минутку побеседовать.

Мадзю бросило в жар, потом в холод. Она была уверена, что речь пойдет о сплетнях, касающихся ее и пана Сольского, и что сегодня все будет кончено. Мадзя поднялась наверх с тяжелым сердцем, но готовая на все.

Тетушка Габриэля сидела с той самой престарелой дамой, которая на пасху с кисло-сладкой миной журила Мадзю за то, что Ада отказалась участвовать в благотворительном сборе. Старуха была в черном шерстяном платье и поздоровалась с Мадзей очень торжественно. Зато тетушке Габриэле почему-то вздумалось поцеловать Мадзю в лоб холодными, как мрамор, губами.

Мадзя села напротив обеих дам, как подсудимый напротив судей.

- Мы хотели... - начала тетушка Габриэля.

- То есть, я просила... - перебила ее старуха.

- Да, да, - поправилась пани Габриэля, - графиня хотела поговорить с вами по одному деликатному вопросу.

У Мадзи потемнело в глазах, но она быстро оправилась от смущения. Старуха впилась в нее круглыми глазками и, теребя свое черное платье, медленно заговорила:

- Вы знакомы с панной Эленой... Эленой...

- Норской, - подсказала тетушка Габриэля.

- Да, да, Норской, - продолжала старуха. - Вам известно о ее отношениях с нашим Стефаном?

- Да, - прошептала Мадзя.

- И вы, наверно, слышали, что родственники Стефана, особенно я, не желаем, чтобы он, Сольский, женился на... панне Норской.

Мадзя молчала.

- Так вот, милая моя, - сказала старуха несколько мягче, - я чувствую, что должна оправдаться перед вами и объяснить, почему я была против того, чтобы панна Норская вошла в нашу семью.

- Вы хотите, чтобы я передала ей ваши слова? - с беспокойством спросила Мадзя, не понимая цели такого необычного признания.

- Мне это совершенно безразлично. Я знаю эту девицу только по фотографиям... и по ее репутации, - возразила старуха. - Я только хочу оправдаться перед вами...

- Чтобы у вас, дорогое дитя, не создалось ложного мнения об отношениях в нашей семье, - вмешалась тетушка Габриэля.

Мадзю словно озарило, на минуту ей показалось, что у этих старух, пожалуй, вовсе нет враждебных намерений. Но свет быстро погас, и душа Мадзи погрузилась в еще более глубокий мрак. Девушка ничего не понимала, ровно ничего. Что надо от нее этим дамам? Более того, она испугалась, что они наслушались сплетен и могут, чего доброго, оскорбить ее.

- Если позволите, - сказала старуха, и ее синеватые губы задергались, а пальцы еще проворней затеребили шерстяное платье, - если позволите, я буду с вами откровенна. По моему убеждению, откровенность должна быть основой отношений между людьми.

- Разумеется, ваше сиятельство, - согласилась Мадзя, смело глядя в круглые глазки, леденившие ей сердце.

- Стефан, - продолжала дама, - завидная партия. Даже если бы у него не было имени и состояния, он все равно был бы принят в обществе и мог бы найти себе невесту в нашем кругу. Ведь мы тоже ценим ум и сердце, которые, увы, теперь столь редки. Так вот, панна Магдалена, если Стефан пользовался бы нашим уважением, даже будучи человеком бедным и неизвестным, если даже тогда он имел бы право искать себе жену в соответствующем кругу, то вы не должны удивляться, панна Магдалена, что для такого, каков он сейчас, мы хотели бы найти девушку незаурядную...

- Состояние не имеет значения, - вставила пани Габриэля.

- Не говори так, Габриэля, не следует никого вводить в заблуждение, даже из вежливости, - возразила старуха. - Состояние, имя и связи имеют очень большое значение. Итак, если у женщины, избранной Сольским, нет этих преимуществ, она должна возместить их личными достоинствами: умом, сердцем, и главное, любовью и преданностью...

- Поэтому девушка, которая обладает ими... - вмешалась пани Габриэля.

- Но панна Норская не обладает ими. Насколько мне известно, это эгоистка, которая пускает в ход свою красоту и кокетство, чтобы добиться успеха в свете. Ведь ты, Габриэля, сама мне говорила, что она, уже после помолвки со Стефаном, кокетничала с другими мужчинами. Это вообще неприлично, а тогда было просто недостойно.

- Ох! - вздохнула пани Габриэля.

- Я кончаю, - сказала старуха, пристально глядя на Мадзю, и ее синие губы задергались еще сильней. - Я была против этой... панны Элены не только потому, что у нее нет имени и состояния, но и потому, что она не любит Стефана, а любит только себя. Жена, которую Стефан взял бы при таких условиях, была бы обязана ему всем, а значит, должна была бы для него пожертвовать всем. Всем, даже собственной семьей! Только такую женщину мы могли бы принять.

- Ну, это чересчур жестоко, - запротестовала пани Габриэля. - Стефан не стал бы на этом настаивать.

- Но мы можем настаивать, - энергично возразила старуха. - Мы были бы вправе принимать у себя пани Элену Сольскую и не принимать ее брата, отчима и матери, будь она жива.

Мадзе было непонятно, зачем ей говорят все это. Но она чувствовала, догадывалась, что за этими речами кроется желание оскорбить ее, и в ее кроткой душе закипел гнев.

- Итак, одобряете ли вы мои соображения, которые... - спросила старуха.

- Одобряю, ваше сиятельство! - перебила ее Мадзя. - В свое время я советовала Эленке выйти замуж за пана Сольского. Мне казалось, что это будет счастьем для них обоих. Но если бы сегодня я имела право говорить с ней об этом, я бы сказала ей: "Послушай, Эленка, для бедной девушки лучше смерть, чем блестящая партия. Последнего человека, когда он лежит в гробу, окружают почетом, а здесь... ты встретишь одно презрение".

Мадзя встала и поклонилась обеим дамам. Старуха с беспокойством посмотрела на нее, а тетушка Габриэля закричала:

- Вы нас не поняли, панна Магдалена! Моя кузина вовсе не...

- О, разумеется, - подтвердила Мадзя и вышла.

Когда, пылая от возмущения, она вернулась к себе, в комнату тотчас вбежала Ада.

- Ну как? - спросила она, улыбаясь. - Познакомилась поближе с нашей двоюродной бабушкой? Любопытное ископаемое, не правда ли? Но что с тобой, Мадзенька?

Схватив Аду за руки и судорожно сжимая их, Мадзя сказала:

- Дай слово, что не рассердишься. Дай слово, тогда я попрошу тебя об одной вещи.

- Даю, даю слово сделать все, что ты захочешь, - пообещала удивленная панна Сольская.