Собрание сочинений в 10 томах. Том 4 - Генри Райдер Хаггард

— Если я могу заразиться, то боюсь, что уже заразилась, потому что поцеловала вас, — отвечала Лизбета, — но я не боюсь такой болезни, хотя, быть может, если б мне удалось заразиться, я бы избавилась от многих неприятностей. Однако я должна думать о других и поэтому уйду. — Она опустилась на колени, чтобы помолиться, и затем, отдав корзину с вином и провизией старухе, ушла.

На следующее утро Лизбета услышала, что фроу Янсен умерла.

Лизбета знала, что подвергалась большой опасности, так как нет болезни более заразной, чем чума. Поэтому, вернувшись домой, она решила немедленно сжечь свое платье и всю остальную одежду, а самой очиститься дымом трав. А затем она перестала думать о чуме, так как ум ее был занят другими мыслями.

Монтальво вернулся в Лейден! Этот злой дух ее жизни (из мрака прошлого, с галер) стал по роковой случайности также и злым духом жизни Эльзы. Лизбета была мужественная женщина. Она встречалась в своей жизни со многими опасностями, но, увидев Рамиро, она похолодела от ужаса. Лизбета знала, что ей не избавиться от этого страха, пока он или она живы. Она поняла, что Монтальво привлекло сюда проклятое богатство Хендрика Бранта, ибо Эльза сказала ей, что в течение года человек в Гааге, по имени Рамиро, прилагал много усилий, чтобы завладеть этим богатством. Ему не удалось этого сделать. Он потерпел полное поражение благодаря храбрости и находчивости ее сына и слуги. Теперь он перебрался в Лейден, чтобы узнать тайну захоронения сокровищ. Это было ясно. Она отлично знала этого человека. Недаром она жила с ним! В справедливости ее догадок она была уверена. Рамиро, без сомнения, добился места смотрителя «Гевангенгооза», купив эту должность, чтобы быть рядом с теми, кого намеревался выследить.

Еле передвигая ногами и ничего не видя, Лизбета добрела до дома. Ее единственной мыслью было, поскорее все рассказать Дирку, но она прикоснулась к чумной, и значит, сначала надо обеззаразить себя. Она пошла к себе в комнату, развела огонь в очаге и сожгла все платье. Потом она окурила себе волосы и тело, посыпав на угли ароматические травы, которые в те времена использовались как защита от заразных болезней и находились в каждом доме, и, переодевшись, пошла к мужу. Лизбет застала его в его комнате у конторки за чтением какой-то бумаги, которую при ее появлении он быстро спрятал в ящик.

— Что это, Дирк? — спросила она с внезапно проснувшимся подозрением.

Он сделал вид, что не слышит, и она повторила вопрос.

— Если ты уж очень хочешь знать, то скажу: это мое завещание, — прямо ответил он.

— Почему ты стал читать свое завещание? — спросила она, начиная дрожать. Ее нервы были напряжены, и этот незначительный случай показался ей ужасным предзнаменованием.

— Без особых причин, — спокойно ответил Дирк, — но всем нам суждено рано или поздно умереть. От этого не уйдешь. А теперь это случается гораздо чаще. Так лучше уж, чтобы все было в порядке. Раз разговор коснулся этого, выслушай меня.

— В чем же дело?

— Дело касается моего завещания. Видишь ли, Хендрик Брант дал мне урок. Я не такой богач, как он, но во многих странах считался бы богатым человеком, так как работал усердно, и теперь главная часть моего состояния вложена в деньги. Но деньги не здесь и даже не в этой стране. Ты знаешь моих партнеров, Мунта и Броуна в Норвиче, в Англии, которым мы отправляем наши товары для английского рынка. Они честные люди, а Мунт мне обязан всем, даже жизнью. Так вот, деньги у них, они благополучно дошли до них. Вот квитанция о получении и извещение, что капитал помещен за хорошие проценты под залог больших имений в Норфолке, где я или мои наследники всегда можем получить его. Копия этого свидетельства, на случай его утраты, внесена в их английские книги. Здесь у меня осталось немного. Дом и контора заложены. Дело дает достаточно дохода для жизни, и с процентами, получаемыми из Англии, мы везде можем прожить без нужды. Но что с тобой, Лизбета? Какой у тебя странный вид!

— О Боже! — вырвалось у Лизбеты. — Хуан де Монтальво здесь. Он назначен надзирателем тюрьмы. Я видела его сегодня вечером. Я не ошиблась, хотя он лишился одного глаза и очень изменился.

От удивления Дирка разинул рот, и его цветущее лицо побледнело.

— Хуан де Монтальво? — переспросил он. — Я слышал, что он давно умер.

— Ты ошибаешься. Дьявол никогда не умирает. Он разыскивает наследство Бранта и знает, что тайна известна нам. Ты теперь догадаешься об остальном. Только сейчас я вспомнила, что слышала, будто у Симона, прозванного Мясником, и Черной Мег, которую мы с тобой знаем, в последнее время жил какой-то странный испанец. Это, без сомнения, он. И теперь, Дирк, нас, может быть, уже сторожит смерть.

— Откуда ему знать о сокровище Бранта?

— Он — Рамиро, тот самый человек, который затравил Бранта, тот самый, который старался догнать «Ласточку» на Харлемском озере. Эльза была со мной сегодня вечером и тоже сразу узнала его.

Дирк, опершись головой на руку, задумался на минуту, потом сказал:

— Я очень рад, что отправил деньги Мунту и Броуну. Само небо внушило мне эту мысль. Что ты посоветуешь делать теперь?

— Мой совет — бежать из Лейдена всем нам еще сегодня ночью.

Он улыбнулся.

— Это невозможно… Как бежать? По новым законам нам нельзя выйти за город, но дня через два я смогу устроить все так, что мы сможем уехать, если ты желаешь.

— Сегодня, сегодня! — настаивала она. — Иначе кому-нибудь из нас придется остаться здесь навсегда.

— Говорю тебе, это невозможно. Разве я крыса какая, чтобы какой-то негодяй Монтальво мог выжить меня из моей норы? Я уже немолод и человек мирный, но чего доброго, пока еще живу здесь, проколю его мечом.

— Как хочешь, — сказала Лизбета, — но мне кажется, что меч пройдет сквозь мое сердце. — Она залилась слезами.

* * *

Невесело было в этот день за ужином. Дирк и Лизбета, сидя на противоположных концах стола, молчали. С одной стороны расположились Фой и Эльза, тоже молчавшие, хотя и по другой причине, напротив — Адриан, наблюдавший все время за Эльзой.

Он был уверен, что любовный напиток произвел свое действие, так как Эльза казалась сконфуженной и краснела и, что казалось ему весьма естественным, старалась избегать его взгляда, показывая при этом, будто занята Фоем, казавшимся Адриану еще глупее обыкновенного. Адриан решил при первой возможности выяснить все, а в настоящую минуту тяжелое молчание, господствовавшее за столом, раздражало его. Чтобы что-нибудь сказать, он спросил мать:

— Где вы были сегодня, матушка?

— Я? — спросила она, вздрогнув. — Была у фроу Янсен, которая очень больна…