Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

– Мусор прибрали? – осведомился он, оглядев примятую траву.

– Похоронили в лучшем виде, – Майк поднялся на ноги. – Идем догонять того обормота? Или не стоит?

– Конечно, не стоит. Но все равно идем.

Дисциплинированная Мишель была готова тронуться в путь по первому слову. Писателька же долго топталась вокруг своей поклажи, неохотно перебирала и расплетала якобы спутавшиеся ремни; в конце концов повесила сумку на плечо – словно взвалила пятитонный груз. Двинулись.

Глава 9

Быстро шагали по тропе, а художника все не было видно. Знать, покинув бивак, Борис припустил бегом. Уму непостижимо, с какой легкостью писателька его предала. Во имя, понимаете ли, будущего успеха романа. Еще большой вопрос, кто до этого успеха доживет.

Внезапно Элан остановился: среди валунов были разбросаны мятые клочки. Он подобрал один, расправил. Обрывок писателькиного портрета. Подошедший Майк заглянул через плечо.

– Лихо. Богато накидано – похоже, извел всю галерею подчистую.

С обрывком в руке, тигреро повернулся к Лене. Скомкал бумажку и бросил ей под ноги, без единого слова двинулся дальше. Надо поскорей догнать Бориса: он личность творческая, ранимая, как бы беды не приключилось. Кинется галопом по крутизне – потом костей не соберешь.

Спустя четверть часа его нагнал Майк:

– Эл, сбавь ход. Лена отстает.

Элан обернулся. Писателька показалась из-за поворота далеко позади. Брела она еле-еле, нога за ногу.

Тигреро глянул на блистающий под солнцем, ожидающий их заснеженный перевал.

– Если Борис так и мчал с крейсерской скоростью, он уже там. Возьми, – Элан сунул Майку свой рюкзак, вытащил из него складной альпеншток и опустил себе в карман. – Я пробегусь, а ты тут присматривай.

– Дальше идти?

– Не здесь же ночевать.

Он понесся по тропе. Вот незадача. Кто бы мог подумать, что художник окажется так скор на ногу.

Тигреро бежал и бежал, поглощенный тревожным предчувствием. Сверкающий ледник приближался, и когда Элан заподозрил неладное, было уже поздно. Он обернулся – так и есть. Следом, тоже налегке, рысила Мишель. Тигреро обождал, пока она догонит, посмотрел в ее раскрасневшееся лицо и смолчал. Что толку корить своенравную версану? Ее не переделаешь.

Мишель запыхалась, но изумрудные глаза сияли. Элан мотнул головой, указывая вперед, и быстро зашагал.

– Что сказал Майк? – поинтересовался он на ходу.

– Ой, лучше не повторять! – Девушка засмеялась. – Вы сердитесь?

– Мишель, у меня в жизни не случалось таких бестолковых клиентов, как ваша команда. Я не имею права гнать вас бегом и не могу оставить одну – но при этом должен перехватить несчастного охламона, пока он не сунулся на ледник. Что прикажете делать?

– Понятно. Я, как всегда, не вовремя. Думаете, там опасно?

– Ледник есть ледник.

С минуту они шагали молча.

– Элан, – заговорила Мишель. – Здесь хорошая тропа – давайте побежим.

Он оглянулся. Версана смотрела с беспокойством, и его собственная тревога болезненно забилась в висках. Зачем позволил Борису уйти? Надо было плюнуть на порядочность и утихомирить его усилием собственной воли. Но кто же знал, что художник помчит как заяц и в одиночку попрет на ледник…

Понеслись со всех ног. Скатились в глубокую, но сухую ложбину, выскочили на другой ее край. Мишель вскрикнула:

– Смотрите!

Борис карабкался по склону – фиолетово-белая фигурка на ослепительном льду. Элан рванулся через широкую полосу голой земли к кромке ледника. Кричать не стал; крики в горах чреваты лавиной или камнепадом.

Вблизи пятна ноздреватого снега и влажный лед оказались не такими слепящими, да и склон был более пологим, чем виделся издалека. Элан достал темные очки и обернулся к Мишель:

– Надевайте свои.

Она охлопала себя по карманам.

– В сумке остались. И альпеншток там же.

– Тогда шагайте вниз – и не вздумайте долго смотреть на снег.

Версана не тронулась с места.

– Мишель! – сурово прикрикнул Элан. Затем смягчился и взял девушку за плечи. – Я прошу тебя. Здесь надо беречься; это горы, пойми же.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Сдавшись, она быстро поцеловала его и побрела вниз по склону.

Элан поглядел, как там Борис. Художник скакал горным козлом. Еще метров семьсот пути – и доберется до вершины перевала. Надо его подстраховать: наверху могут оказаться неожиданности. Да и попридержать стоит, чтобы не покатился кубарем на спуске. Кроме того, Элану не понравилось, как художник повесил сумку: ремень на левом плече, а сумка болтается справа. Нельзя размещать тяжесть со стороны понижающегося склона.

Он раскрыл альпеншток, зафиксировал крепления и устремился наверх. Наискось пересекавшая ледник тропа была вырублена на совесть, но лед подтаял, подплыл. Элану вспомнилось, как сам кувыркался по снежнику после того, как из-под ног с громом вымахнул Тамарин джинн. Ну, здесь-то джиннов нет…

Откуда-то донесся крик. Оглянувшийся Борис замер, вскинул над головой альпеншток – и вдруг бросился бегом, точно за ним погнались злобные горные духи.

– Стой! – закричал Элан. – Стой, не беги!

Звонкое эхо загуляло над ледником, далеко в стороне покатилась маленькая лавина.

– Борис, стой!

Бесполезно: художник во всю прыть несся по ненадежной подтаявшей тропке. У Элана оборвалось сердце. Псих эдакий, он же сейчас навернется!

Так и есть. Фиолетово-белая фигурка покачнулась и вместо того, чтобы упереться альпенштоком, бестолково замахала руками в попытке удержать равновесие. Сейчас по-идиотски размещенная сумка перевесит… Несколько мгновений Борис дергался на тропе, затем опрокинулся и покатился по склону.

Снизу долетел визг Мишель. До крови прикусив губу, вне себя от сознания собственной беспомощности, Элан смотрел, как художник несется вниз.

Борис сделал то же самое, что в свое время тигреро: сгруппировался, прижал колени к груди и прикрыл руками голову. Крутизна здесь была меньше, чем там, где убился Элан, и несколько отчаянных секунд тигреро надеялся, что все обойдется, – однако Борис внезапно исчез. Пропал, будто не было вовсе.

За что – ну за что им это все?!

Тигреро оглядел пустой склон. Отметил точку, где исчез художник, прикинул расстояния. Чем пересекать склон наискось, проще спуститься с ледника по тропе, пройти низом и затем вновь подняться метров на сорок. Что привиделось этому кретину, отчего он потерял голову и стремглав рванул по скользкому льду? Элана подташнивало; он подавил дрожь в коленях и двинулся вниз.

Перепуганная Мишель подскочила к нему, едва он ступил со льда на твердую землю.

– Элан, что это?!

– Расселина во льду. Идемте.

Они зашагали по шуршащим сырым камням, меж которыми поблескивала талая вода.

– Что теперь? – спросила версана.

– Будем доставать – если сумеем, – хмуро отозвался он. – Но у нас ни черта нет – ни ледорубов, ни скоб, ничего.

– А как же тогда?…

– Понятия не имею! – взорвался Элан. – Я охотник, а не альпинист. Сдохнет там к чертовой матери, вот и все! – Он помолчал, стиснув зубы. – Извините.

Мишель провела рукой по лбу, жалобно призналась:

– Я сойду с ума.

– Мы все давно сумасшедшие, – он криво усмехнулся. – Вы останетесь внизу – и если меня угораздит сорваться, будете ловить.

– Элан, – Мишель тревожно заглянула ему в лицо, – вы не полезете в расселину один?

– Я не самоубийца. – Он остановился у белесого камня, который заметил сверху. – Здесь. – Еще раз проверил фиксаторы альпенштока – уж больно ненадежна складная игрушка – достал из ножен свой охотничий нож, взял в левую руку: чем черт не шутит, вдруг и он пригодится. – Ну, я пошел.

Версана, как ребенок, уцепилась за рукав:

– Элан!

Он обернулся. Мишель облизала пересохшие губы, сглотнула.

– Я люблю тебя, – вымолвила она. – И не хочу потерять. Будь осторожен.

Уже второй раз она уверяла мужчину в любви, не успев полюбить по-настоящему, однако надеясь превратить слова в талисман, который убережет дорогого ей человека.