Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

– Черт бы тебя побрал. Еще и кувыркаться вздумал. – Майк уселся рядом, машинально пригладил волосы. – Напугал до одури.

Элана бросило в жар. Демон-недоучка, он не умеет толком управляться со своими способностями – а берется.

– Не буду колдовать, – объявил он.

– И не надо, – легко согласился версан. – Не то вовсе копыта отбросишь.

Элан провел ладонью по гладкому, теплому на ощупь бревну.

– Послушай, друг, меня все мучает вопрос… Максвелл передо мной целый час распинался, доказывал, что на Изабеллу должны лететь только счастливые люди. Я спросил у него: начнутся ли трагедии, если сюда попадут несчастные. Он изумился – дескать, такого ему в голову не приходило. Но изумление мог и разыграть. А у нас уже четыре смерти.

– Ты клонишь к тому, что Мишель привезла сюда свое горе? – уточнил Майк. – И оно нам отливается?

– Похоже на то. Максвелл много толковал о вас обоих.

Версан подумал.

– Вряд ли. Мишель и впрямь была несчастна поначалу, но затем подлечила душевные раны. Я хочу сказать, что неприятности должны были начаться раньше, а не ждать две недели.

– Это странная планета; с гипнотическим эффектом. Черт знает, что у нее в потрохах копилось и затем прорвалось. – Элан горько усмехнулся. – Знаешь, если окажется, что вас в самом деле надо было завернуть назад, а я…

Майк потряс головой.

– Если б вопрос стоял так, людей заворачивали бы по первому подозрению, а не сваливали решение на проводника. Я бы держался версии, что Изабелла защищается от нас и пресекает пожелание зла.

– А как думаешь, откуда Лена узнала про Тамару?

– Уж не от меня, – буркнул Майк. – Дошла своим умом… если это умом называется. Вот что: плюнь и забудь. Хватит.

У Элана мелькнула новая мысль, но тут же ускользнула, позабылась в том сонном довольстве, что внезапно его охватило. Он видел бархатную черноту; потом ее залил слабый свет; и оказалось, что там растут черные цветы – на длинных стеблях, с остроконечными лепестками. Элан усилием воли слущивал бархатные черные шкурки, и цветы начинали блестеть медным блеском. Он освобождал цветок за цветком, изящные металлические безделушки являлись миру и стояли, исполненные молчаливой благодарности…

– Эл. Элан! – Майк тряхнул его за плечо. – Уснул? Спать дома надо.

Он постепенно приходил в себя, медные цветы исчезали. Версан тормошил его, в широкой ухмылке блестели зубы.

– Вставай! Цельный час отсидели – я иззяб, как этот самый…

Тигреро неловко поднялся – все тело затекло и окоченело. Майк подтолкнул его к дому.

– «Не буду колдовать, не буду колдовать»! – передразнил он. – Пойдем, хлебнем горяченького. Бр-р-р! – он изобразил танец продрогшей сороконожки. – Двигай скорей; не то завтра сляжем с ангиной.

Элан повиновался. Выходит, колдуем помимо собственной воли?

– Забыл? – спросил он версана.

– Отпустило. Надеюсь, Приюты беситься перестанут… Отличные вышли посиделки, – заявил Майк с несколько преувеличенной радостью.

И все бы хорошо – да осталось ощущение, что Элан позабыл нечто важное, связанное с Леной и Тамарой: то ли хотел спросить, то ли, наоборот, поделиться с Майком. А может, и неважное, раз позабыл.

Версан привел его на кухню и стал потчевать чаем с горячими бутербродами. Элан сидел у стола пришибленный, опустошенный. Нелегко быть демоном; неспроста Гайда держался на спиртном и наркотиках.

Майк устал куролесить и отправился на боковую, а тигреро пошел собирать цветы. Нельзя же запросто ввалиться к Мишель и прямо заявить на нее права. Элан подозревал, что она не выставила бы его за порог, – не зря он недавно обнимал версану у крыльца, ее ответные объятия сказали о многом – однако минимальный ритуал ухаживания должен быть соблюден. Нарвав при свете фонарика букет, он перевязал стебли прочной травиной и вернулся на Приют. Выбрал на кухне самую красивую банку с соком, сок выплеснул, налил воды, сунул туда цветы и понес к Мишель в комнату.

Тихонько постучав и не получив ответа, Элан беззвучно отворил дверь, скользнул через порог, поставил букет на столик. Хотел было тут же исчезнуть, но не удержался, нагнулся над версаной. Девушка спала, уткнувшись лицом в согнутую руку, и он увидел только ее черные кудри, скулу и висок. Отчаянно потянуло коснуться волос, теплой кожи. Элан не устоял – опустившись на ковер, приник щекой к плечу Мишель, ощутил сквозь тонкое одеяло ее желанное тело. Прикрыл глаза. Ни в какой обморок он не грохнется: ведь точно такой же демон Гайда в свое время сидел с ней в машине, держал за руки, а потом думал увести в спальню. Мерзавец не рискнул бы оказаться беспомощным возле сильной и решительной версаны. Значит, и Элану ничего не сделается.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он провел ладонью по мягким локонам. До смерти хотелось сжать Мишель в объятиях, опрокинуться рядом с ней на постель, зацеловать, сбросить на пол одеяло и свою одежду… Он заставил себя отстраниться.

Девушка сонно пошевелилась, повернулась на бок – и, не открывая глаз, потянулась к нему, шепнула:

– Элан.

Внутри что-то оборвалось, но он еще не понял, отчего.

– Элан, – чуть слышно повторила Мишель. – Мой солнечный демон.

Он схватил ее за руки. Версана бредила:

– Мой любимый… Я останусь с тобой. Мой Элан…

Ужалило внезапное понимание: это не она говорит, это – он. В смятении, тигреро вскочил, а Мишель во сне тянулась к нему, слепо искала. Один демон вложил ей в уста слова ненависти и отвращения, а теперь другой… Элан попятился. Прочь отсюда, пока не натворил бед.

Он повернулся к двери – и чуть не свалился, прянув назад и наткнувшись на кресло. У порога стоял Слеток: полуголый, облитый неясным светом, с винтовкой, которую держал у бедра. Синевато блеснула линза оптического прицела.

– Отойди от Мишель, – велел Слеток. – Она – моя.

Элан тряхнул головой, пытаясь прогнать безумие. Слеток не исчез.

– Уходи, – настаивал он. – Не выйдет добра из любви демона и версаны. Уйди от нее!

Элан с силой потер лицо, снова взглянул: пусто, светловолосый призрак пропал. Не оглянувшись на затихшую девушку, он вышел из комнаты.

Черт знает что. Это не прежний возлюбленный Мишель является Элану с того света – это образы собственного подсознания, неспокойная совесть. Он вернулся к себе и со стоном рухнул на постель. Почему треклятые способности экстрасенса проснулись именно сейчас? За что ему это наказание? Не раздеваясь, Элан забрался под одеяло и спустя долгое время задремал.

С Приюта опять бежали, как из горящего дома. На крыльце вспыхнула ссора: Майк поддал нахамившей ему Лене и наградил плюхой Бориса, который имел глупость вмешаться. Элан спустил версана с крыльца и, пригрозив ракетницей, заставил всех немедля покинуть площадку. Одна Мишель держалась спокойно; в волосах у нее тигреро заметил букетик цветов – из тех, что сам собирал ночью.

Он гнал народ часа полтора и остановился не раньше, чем углядел на мордашке разобиженной писательки задумчивую улыбку. Рассудив, что теперь-то уж точно у всех от сердца отлегло и никто не затеет разборки, Элан разрешил привал. Лена повалилась в траву.

– Запарилась, – сообщила она. – Тигреро сегодня зверь!

Борис уселся в ожидании, пока его обслужат, а Мишель принялась разбирать захваченный с Приюта завтрак. Майк взялся ей помогать и домовито вскрывал упаковки со снедью.

Мишель улыбнулась Элану.

– А мне сегодня сны снились, – начала она. – Про тигреро.

– И мне, – подхватила Лена. – Про то, как не выйдет добра из любви демона и версана.

– Насчет версана не надо, – вмешался Майк. – Он про версану толковал… Эй, какого черта? – спохватился он, ошеломленно уставился на писательку.

Она закатилась звонким смехом.

– У вас тоже был блондин со снайперской винтовкой? Вот видишь? – толкнула она в бок Бориса. – Не только нам одинаковое снится.

– Правда, что ли? – художник повернулся к Майку. – Ты тоже видел вооруженного бандита?

– Это не бандит, а мой друг… Да, видел! – заявил версан раздраженно. – Ну и что?